Игра с отчаянием

— Что ж, я и не надеялась. Твой удел — скоморохи да шуты. Но, — она перевела взгляд на сцену и загадочно улыбнулась, — пожалуй, эта пьеса увлечёт даже тебя.

Орхидея в недоумении проследила направление её взгляда. В этот момент в зале неожиданно стал затухать свет. “Ничего, мои глаза в достаточной мере приспособлены к темноте…” — подумала Орхидея и нервно сглотнула, готовя себя к битве. Занавес медленно поднялся, и Дея едва не выронила меч из рук от увиденного. Её ноги подкосились, так что она чуть не упала, тело забила крупная дрожь, а внутри зародился ужас.

Она нашла тело Хины.

Вот только стоящая на сцене фигура, пусть она и обладала идентичной внешностью, казалась совершенной другой. Она улыбалась, но улыбка эта была жестока; она весело прищурилась, но в её глазах плескалось перемешанное с насмешкой безумие; она тряхнула головой, но в звоне бубенцов на её колпаке Дея услышала не задор, а звук погребальных колоколов.

Стоящая на сцене протянула облачённую в белую перчатку руку к Дее, словно предлагая её пожать, и, улыбнувшись, совершенно не свойственным Хине тоном произнесла:

— Приятно познакомиться, Орхидея! Ты меня не знаешь, но я знаю тебя. Моё имя…

Тогда-то я поняла, кого действительно стоит винить в твоей смерти, кого стоит ненавидеть. И я возненавидела. Никого в своей жизни я не успела ненавидеть так горячо, так мучительно и бессильно, как её, забравшую тебя у меня и занявшую твоё место.

***

В тот день Орхидея поверила в чудеса. Она просто не могла описать своего счастья. Да что там, от волнения она вообще разучилась говорить членораздельно. Хина снова рядом! Руки тряслись от возбуждения, ноги стали словно ватные, её одновременно хотелось радостно смеяться и плакать от счастья. Большим, на что она была способна, оказалось заключить любимую сестру в объятия и, захлёбываясь словами, повторять её имя.

— Я так рада… так рада… — наконец выдавила она и засмеялась. — Мне тебя так не хватало, Хина!

Хина мягко улыбалась. Теперь это точно была она: улыбка смотрелась естественно на её лице, в глазах не было того ужасного безумия, которое она видела у неё. Хина ничего не говорила: она видела, что Дее нужно время, чтобы выплеснуть на неё все свои эмоции, всю свою радость, и дала ей его. Дея же продолжала смеяться, периодически всхлипывая. Она на самом деле снова рядом!

Хина нашлась в своём мире, когда Дея, изнурённая длительным сражением, попыталась скрыться там, оторваться от преследователей. Оказалось, Хина была привлечена огромным всплеском энергии, вызванным сражением Деи против двух соперниц, и, несмотря на то, что была сильно ослаблена, поспешила на помощь. И пусть преимущество явно было не на их стороне, поддержки Хины было достаточно, чтобы дать Дее момент для вызова остальных сестёр. В конце концов, вместе остальные оттеснили эту парочку, и Лирия со своей “подружкой”, вынужденной покинуть тело Хины и перейти в духовную форму, превратились из преследователей в преследуемых. А усталые Дея и Хина остались на месте сражения, чтобы прийти в себя.

Наконец, Дея осознала, что им обеим сейчас тяжело стоять, и смущённо предложила присесть. Сёстры опустились на пол. Дея робко взглянула на младшую: Хина смотрела на неё с нескрываемой теплотой и нежностью. И тут Орхидея заметила нечто тревожное. Она вдруг осознала, что в выражении сестры всё-таки что-то изменилось, что-то совершенно неуловимое, но чего точно не было прежде.

— Хина… — невольно испуганно пробормотала Дея и протянула руку, чтобы коснуться щеки сестры.

Хина резко вздрогнула, а затем торопливо отвернулась и болезненно прикусила губу. Дея бессильно опустила руку и тихо поинтересовалась:

— Что-то ведь изменилось в тебе, да?

Хина обхватила себя руками. Некоторое время она молча хмурилась, думая, говорить или нет. Наконец, она тяжело вздохнула. В её выражении появилось нечто жёсткое, когда она горько усмехнулась.

— Всё-таки обратила внимание?.. — произнесла Хина и решительно заявила: — Понимаешь, я поняла, что была слишком слаба. Я поддалась своему страху, и произошло… это. — На мгновение она запнулась и опустила голову. Затем она покачала ей и со спокойной уверенностью взглянула Орхидее в глаза. — Я не хочу, чтобы такое повторилось. Именно поэтому я приняла решение: я больше не стану выпускать наружу свои чувства. Если я не хочу снова страдать, я должна научиться держать себя в руках. Я должна закрыть своё сердце, — твёрдо заключила она. Видя испуг на лице сестры, она уже мягче добавила: — Не волнуйся, Дея, это ни в коем случае не коснётся тебя. Я слишком люблю своего отважного маленького рыцаря, чтобы не проявлять к нему свою любовь! — Хина улыбнулась.

Эта улыбка казалась Орхидее как никогда фальшивой. Она слишком хорошо знала младшую сестру, чтобы понять истинный смысл её слов: Хина решила отказаться от всякой человечности и стать тем, кто ищет лишь выгоду. Жившая по кодексу чести рыцаря, Дея никогда не смогла бы с таким смириться.

И всё-таки Орхидея вымученно улыбнулась и, отведя взгляд в сторону, как можно более ласково произнесла:

— Что ж, раз это твоё решение, то не буду препятствовать. В конце концов, я всегда поддержу любой твой выбор…

Хина мило усмехнулась и мягко обняла её.

— Я рада, что ты меня понимаешь. Это очень важно для меня, — благодарно прошептала она.

Ложь. Это был первый раз, когда я тебе солгала. Ведь на самом деле я очень не хотела, чтобы ты становилась такой. Вот только теперь, к сожалению, я полностью осознаю, что и близко не думала о твоём благе, о твоих чувствах. Я всего лишь хотела, чтобы в моей жизни всё снова было как прежде.

***

Мурча себе что-то под нос, Хина перебирала рыжие волосы старшей сестры. Орхидея долго молчала, а затем не выдержала и как бы невзначай поинтересовалась:

— Кстати, чем тебе так нравятся мои волосы? Твои вдвое длиннее и гуще. А то и втрое.

Хина хихикнула.

— Просто ты милее, — невинно заявила она.

Орхидея закатила глаза и обречённо вздохнула.

Сейчас они вдвоём находились в замке Деи, любуясь через окно заходящим за горизонт солнцем. Оно словно укрывалось зелёным одеялом-лугом, простирающимся докуда мог видеть глаз. Старинный замок окружали безграничные свежие луга и поля, и Дея как никто другой знала, что, помимо них, дальше ничего нет. Комната, в которой они с сестрой расположились, как раз выходила окнами на запад, так что оттуда можно было засвидетельствовать всю красоту уходящего дня. Сидя на мягкой кровати рядом с Хиной, Орхидея могла бы счесть этот момент абсолютно безмятежным, если бы его не омрачали две вещи.

Первой было то, что, несмотря на её решение смириться, игнорировать некоторую отчуждённость Хины было довольно трудно. Пусть она и пыталась вести себя как прежде, невозможно было скрыть случившихся с ней изменений. Теперь её смех звучал не так звонко, как прежде, а в глазах больше не играли те задорные огоньки — она словно стала холоднее и… менее живой. Дея постепенно научилась притворяться, что всё в порядке, но ей всё ещё было невероятно тяжело. И даже так, она продолжала чувствовать, что всё ещё так же сильно нуждается в Хине.

К тому же, сегодня они получили неприятные известия. Дело касалось её. В тот день, когда они наконец-то воссоединились с Хиной, той, кто заняла её тело, удалось ускользнуть. Долгое время они не получали о ней никаких вестей, и Дея начала надеяться, что она навсегда исчезла из их жизней. К сожалению, всё оказалось не так радужно. Сегодня Роза принесла дурное известие, что она всё ещё жива и творит новые злодеяния. Едва заслышав это, Хина изменилась в лице: оно неожиданно стало непроницаемо серьёзным. И когда Роза объяснила свой план, Хина без раздумий согласилась. Орхидею не могло это не беспокоить. “А что, если с ней снова приключится что-нибудь ужасное?” — в волнении думала она. Конечно же, она всегда будет рядом, но даже так, это всё ещё очень опасное предприятие.

Хина выпустила её волосы из рук, и Дея скосила на сестру глаза. Та сидела, сложив руки на коленях, и с задумчивым видом глядела на закат. Лучи заходящего солнца освещали её правильный профиль, создавали блики на глубине её голубых глаз, и Дея невольно подумала о море. Несмотря на довольно повседневную ситуацию, и Хина, и сама Орхидея были одеты в свои торжественные наряды. Вообще, с тех пор как её телом завладело иное сознание, по словам Хины, существовавшее давно в глубинах её внутреннего мира и пробудившееся от стрессовой ситуации, она практически перестала носить своё повседневное чёрное платье с более короткой юбкой и обычный головной убор, больше подходящий предписанному ей амплуа, отдавая предпочтение более изысканному наряду и ободку, украшенному её цветком. В нём она была уже не дворцовый шут, как она называла себя прежде — теперь она выглядела истинной леди. Это впечатление подчёркивала вечная нотка печали в её улыбке.