Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 160 из 245



Марти сдался. Его плечи бессильно опустились, и он слабо кивнул. Понурив голову, Марти с пристыженным видом поплёлся в сторону выхода, одними губами прошептав слово: “Прощай”.

В этот момент он вспомнил, как четыре года назад он мысленно осуждал Эрику Октавиан за жестокость по отношению к сестре. “А ведь я только что повёл себя так же…” — с раскаянием подумал он, чувствуя, как воспоминания о счастливом времени с братом всплывают в голове. Марти понял, что теперь Уилл точно никогда его не простит. “И почему я такой кретин?” — спросил себя он, ощущая, как в глазах собираются горькие слёзы.

Таким образом, последняя ниточка к его счастью была им обрублена.

Я всего лишь хотел вернуть всё, как было. Вот только я в погоне за своими фантазиями совсем забыл, что нельзя восстановить то, что уже вдребезги разрушено. Это как пытаться склеить разбитую чашку. Я слишком низко опустился и преодолел точку невозврата…

И почему я всегда всё ломаю? Почему когда в моей жизни что-то только начинало налаживаться, я всегда всё непременно портил?

Простите меня, все. Особенно вы, Уиллард, Юджина… Дэймон, Хитаги. Да. Я был недостоин таких замечательных друзей, как вы. И всё-таки ты до последнего не презирала меня, несмотря ни на что, Хина. О лучшем друге я и мечтать не мог… Мне жаль, что я не смог тебе соответствовать.

Комментарий к hope

Такое странное чувство, написать полноразмерную главу в качестве Экстры, да ещё и без Хитаги…

Ну, кое-кто занимает действительно много экранного времени, что поделать.

Экстра про Дею будет отдельно, потому что в ней слегка отличается структура повествования, и определённо короче (по крайней мере, в ней меньше пунктов плана), но вряд ли она появится раньше, чем через две недели, ввиду моей занятости.

========== ALIVE ==========

Их было семеро. Семь сестёр, каждая из которых была связана с каким-нибудь цветком. Из всех сестёр шестая Орхидея восхищалась именно младшей.

Казалось бы, правильная и справедливая Дея непременно должна тянуться к собранной и всегда решительной Розе — первой — или же к блюстительнице порядка и непорочности Лизе — пятой; ей бы даже больше подошла ребячливая Сиетта или же элегантная Лирия, которых обеих можно было назвать принцессами, пусть и диаметрально противоположными по характеру; в крайнем случае, мечтательная Наоми. Но никак не непредсказуемая, подчас жутковатая, любящая дразнить окружающих Хина. Не такая прекрасная дама должна быть у рыцаря, от клейма которого Орхидее никогда не избавиться.

И всё-таки Орхидея любила младшую сестру больше остальных.

В Хине ей нравилось многое. Пожалуй, самым точным описанием для неё Дея назвала бы слово “яркая”. Даже на фоне такого пёстрого цветника, Хина казалась ей чем-то выделяющейся. Общаться со “старшими” сёстрами Дее было приятно, это её расслабляло — но с единственной младшей такого не получалось. Хина могла беззаботно шутить, весело пихая локтем в бок, а в следующее мгновение уже нашёптывать на ухо что-то пугающее; самоуверенно посмеиваться и с загадочным видом списывать всё на удачу, в очередной раз победив в какой-нибудь игре благодаря жульничеству (она просто не умела играть честно, как ни старалась, и даже пытаясь, в итоге всё равно выкидывала какой-нибудь фокус), а затем искренне проявлять свою любовь в крепких объятиях.





Вся эта непредсказуемость безумно затягивала Орхидею. Душа требовала подвигов и великих свершений, но, ввиду невозможности такой активности, Дея решила удовлетворять себя интересным времяпровождением с Хиной, от которой могла ожидать чего угодно. Иногда у неё проскальзывала мысль, что, возможно, Хина не такая уж и оригинальная сама по себе, а это просто она сама недостаточно проницательна, но Дею это не слишком-то волновало.

У каждой из семи сестёр был свой маленький уголок — свой альтернативный мир, олицетворяющий характер хозяйки. Простому человеку это могло бы показаться удивительным и, несомненно, чем-то уровня высокого чародейства, но на самом деле существование такого мира являлось достаточно низкой магией. Да, у них с сёстрами были свои привилегии, такие как неограниченное при нормальных условиях время существования или собственный идеальный мир, но на самом деле всё это создавало огромные рамки, ставящие их на уровень низших магических существ. Впрочем, особых амбиций ни у кого из семи не было, так что это не сильно их беспокоило.

Миры каждой из сестёр можно было описать словом “безмятежный”, пусть и совершенно различными его оттенками, но для всех оно было своим. У некоторых взгляды на спокойствие и идеальный мир более-менее совпадали, так что этим сёстрам было комфортно гостить друг у друга. И всё же в одном сходились все шестеро: мир седьмой — олицетворение хаоса.

Внутренний мир Хины представлял собой бесконечную бездну, окрашенную в чёрный, словно залитую густыми чернилами. Перемещаться по нему можно было по дорожкам, похожим на куски шахматной доски, и их разрозненным обломкам, а также по парящим прямо по воздуху (плавающим по этой чёрной массе неопределённости?) гигантским игральным картам-платформам. “Похоже на искажённую версию “Алисы в стране чудес”, — вынесла вердикт оказавшаяся здесь впервые “хозяйка” Хины Энн — первый человек, с которым та познакомилась.

Но, пусть Орхидея и разделяла мнение остальных сестёр, даже эта часть Хины ей нравилась. Отражая общение с младшей сестрой, мир изменялся, усложнялся и давал Дее заряд адреналина, которого ей так не хватало в обычной жизни. Собственный мир, хоть и удовлетворял её потребностям и вкусовым пристрастиям, всё же всегда поддерживал свою хозяйку и не давал ей делать что-либо слишком безрассудное — здесь же такого не было. Мир не был ограничен ничем, кроме воли Хины, которая начинала действовать лишь тогда, когда видела, что её любимой сестре грозит реальная опасность.

Хина видела любовь Деи — можно сказать, читала, как открытую книгу — и любила её в ответ ничуть не меньше. Именно с Орхидеей она проводила большую часть своего времени, именно перед ней она приоткрывала часть своих переживаний (на большее она не была способна ввиду природной скрытности), именно ей повторяла, как уважает её. Дея улыбалась в ответ, но не сильно верила: она просто не понимала, как такая проницательная и хитрая личность может уважать что-то в ней — наверняка, по-своему интересной, но всё-таки совершенно по-другому, нежели сама Хина.

И всё-таки любой, глядя на их взаимоотношения, счёл бы их абсолютно гармоничными. И Дея была совершенно счастлива тому, как складывается её жизнь с любимой младшей сестрой.

Именно поэтому ей было так сложно поверить в реальность случившегося.

Но сколько бы она ни трясла головой, сколько бы ни щипала себя за щёку, картина перед ней никак не желала меняться. На бархатном ковре, покрывавшем пол некоего подобия театрального коридора, лежала Хина. В её остекленевших широко распахнутых голубых глазах застыли ужас и боль. А её красивое тело было изуродовано одним-единственным ударом — трещиной под грудью, как раз в том месте, где у людей находится солнечное сплетение. И пусть она и не была человеком, пусть из раны не просочилось ни капли крови, но, даже так, этот удар был для неё смертельным. А ведь она наверняка не ожидала, что ей нанесёт его не кто иной, как собственная старшая сестра…

Ноги больше не держали Орхидею, и она с полным отчаяния стоном упала на колени. По щекам вовсю катились горькие слёзы, пока ужасающая мысль ещё только собиралась обрести форму в её сознании. Сейчас Дея испытывала гамму противоречивых эмоций: неверие, боль, чувство вины, разочарование, страх, потерянность, неприятие реальности, ненависть… “Ненавижу…” — подумала она, низко опустив голову.

— Я… убью её… — прошипела Орхидея, трясясь от ярости и зарывая пальцы в железных перчатках в ворс.

— Орхидея! — послышался за спиной голос одной из сестёр.

Орхидея даже не обернулась. Она уже предчувствовала, как подбегающая к ней сзади взволнованная Лиза увидит мёртвую младшую сестру и вскрикнет от ужаса, невольно зажав рот руками. Собственно, так всё и произошло, разве что помимо Лизиного Дея услышала также голоса Сиетты и Наоми. Также, по утопающему в мягком ковре стуку каблуков, она догадалась и о присутствии Розы. И вот уже все они, за исключением четвёртой, стоят в этом театральном коридоре, окружающим центр мира балерины — зрительный зал, и в ужасе смотрят на убитую младшую сестру.