Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 11

– А как же его родственники? – удивился Мирутин. – Они не просили заочно рассмотреть это дело и оправдать погибшего Ракчеева? Ведь из-за нашумевшего дела юриста Магнитского в закон были внесены поправки, которые позволяют это сделать.

– Значит, не просили, – отмахнулся генерал, которого это мало интересовало. – В общем, после обеда собери все материалы дела о банде Вершинина и скачай на флэшку обвинительное заключение. После четырех я тебя вызову. Заодно принесешь мне это дело. Да, и заготовь проект постановления от моего имени о передаче этого дела полковнику Кожемякину.

Генерал проникновенно посмотрел на сыщика и попросил:

– Серафим, отнесись к этому делу со всей серьезностью. Если ты его раскроешь, – пообещал Илья Геннадьевич напоследок, – то из отпуска вернешься уже не просто «важняком», а с приставкой «старший». Старшим следователем по особо важным делам.

– Я вас понял. – Мирутин поднялся со своего места. – Сделаю, все, что от меня зависит.

– И то, что не зависит, тоже сделай, – попросил генерал и, встав со своего места, проводил гостя до дверей. Это можно было толковать как высшее проявление доверия, какое только мог оказать начальник своему подчиненному.

***

Последние несколько лет погода преподносила сюрпризы. Причем как зимой, так и летом. Осень и весну за времена года можно было уже не считать. Потому что до середины апреля снежный покров с земли не сходил, а в конце этого месяца начинало парить, словно летом. Также и осенью. До середины октября было по-летнему тепло и сухо, после чего сразу начиналась зима. Сильный ветер, снег, мороз, потом ледяной дождь. Ну и так далее, со всеми отсюда вытекающими.

Вот и сегодня еще каких-то полчаса назад парило так, что казалось, будто город Москва расположен в районе экватора. А сейчас небо заволокло черно-серыми тучами, порывами ветра ломало деревья и сдувало с крыш их покрытие, а по московскому асфальту и крышам автомобилей барабанил крупный град вперемешку с ливневым дождем, как бы говоря: «кто не спрятался, я не виноват». Разверзлись хляби небесные, обнажая городские проблемы с ливнестоками. Небо раздирали молнии, после которых, спустя мгновения, весь объем окружающего пространства содрогался от мощного грозового грохота.

Сидя в своем кабинете за экраном компьютера, Мирутин посмотрел на наручные часы. Было начало пятого. Он нагнулся вниз, вынул из специального гнезда на панели системного блока флэш-карту с закачанным на нее недописанным обвинительным заключением и положил ее на стопку томов уголовного дела, возвышавшуюся у края стола. Томов дела было восемь. Все аккуратно подшиты, с одинаковым количеством листов в каждом. Серафим любил порядок и был очень аккуратным. Именно поэтому его коллеги шутили, что он перевелся к ним из следственного управления ФСБ. Потому что фээсбешные следователи славились своим умением хорошо и красиво подшивать дела. Видимо, сказывалась старая школа тридцатых-сороковых годов прошлого века, когда внешний вид уголовного дела свидетельствовал о качестве проведенного следствия. Ведь тогда нераскрытых дел просто не существовало.

Раздался звонок внутреннего телефона. Ответив генералу, следователь встал из-за стола, подкатил к нему стоявшую в углу тележку для перевозки покупок по торговому залу, позаимствованную их управлением у одной из торговых сетей, и сгрузил все тома дела в нее. Флэшку он положил в нагрудный карман рубашки. Спустя несколько минут он постучал в дверь генеральского кабинета и, получив разрешение войти, вкатил тележку с делом в помещение. Отодвинув ее в угол, Серафим, поймал на себе взгляд Рымова и, спросив разрешение, устроился на своем прежнем месте, там, где он уже сегодня сидел. Кроме хозяина в кабинете за столом напротив него находился высокий худощавый мужчина лет сорока пяти в форменной рубашке одного с ними ведомства. На его погонах, как и на погонах Мирутина, красовались три большие звезды с эмблемой «щит и два перекрещенных меча», что свидетельствовало о том, что незнакомец имел специальное звание «полковник юстиции». На приставном столе между двумя полковниками находились четыре тома уголовного дела, в каждом из которых было примерно по триста листов.

– Знакомься, Серафим, это старший следователь по особо важным делам следственного управления на транспорте, полковник Коновалов Артем Игоревич, – кивнув головой в сторону гостя, сказал Рымов. – А это, – генерал перевел взгляд на своего подчиненного, – полковник Мирутин Серафим Дмитриевич. Оба «важняка» привстали со своих мест и пожали друг другу руки.

– А это, как я понимаю, то самое дело? – произнес Мирутин, кивнув на стопку томов, лежавшую на столе.

– Ты правильно понимаешь, – ответил ему генерал. – С сегодняшнего дня полковник Коновалов прикомандирован к нашему управлению и поступает в твое распоряжение. – Он взял лежавшую перед ним на столе скрепленную степлером стопку листов офисной бумаги. – А это постановление о передаче тебе уголовного дела по факту убийства Тимофея Семеновича Ракчеева и создании для его дальнейшего расследования следственной бригады. Помимо Коновалова и Самохвалова, мною туда включены еще двое следователей и столько же оперативников. Руководителем следственной группы назначен ты.

Протянув Мирутину постановление, Илья Геннадьевич посмотрел на часы. – Ну, знакомьтесь, и за работу. А мне еще необходимо сделать доклад заместителю председателя комитета.

Оба офицера встали со своих мест и, взяв по два тома дела каждый, направились к выходу. Пропустив Коновалова вперед, Серафим оглянулся на генерала и, улыбнувшись, вынул из нагрудного кармана рубашки флэш-карту, положив ее сверху на тома дела банды Вершинина.

Рымов, взяв в одну руку трубку одного из телефонных аппаратов, стоявших слева от него, шутливо нахмурился и показал ему другой рукой кулак.

***

Несмотря на то, что кабинет Мирутина был раза в два меньше генеральского, недостатка пространства в нем не ощущалось. Слева от входа перед стеной, на которой висел кондиционер, располагался массивный деревянный стол хозяина с небольшим приставным столиком. Левее, напротив входа, располагалось огромное, во всю стену окно, выходившее во внутренний двор здания. Оно было зарешечено снаружи. В углу, между столом и окном, располагался небольшой кожаный диванчик. Напротив стола хозяина кабинета, в противоположном конце помещения, у окна, располагался еще один стол помощника следователя, который находился в отпуске. Недалеко от него, в углу, стоял высокий металлический служебный сейф, в полуметре от которого, во всю стену, почти до самого входа в кабинет, вытянулся высокий покрытый коричневым лаком офисный шкаф-купе. Одно из его отделений, ближайшее ко входу в помещение, было приспособлено под платяной шкаф с висящими внутри него плечиками для одежды. Стульев в кабинете не хватало. Их было всего три. Два находились у приставного столика, а один стоял возле стола помощника.

Войдя внутрь и положив тома дела на приставной столик, Мирутин занял один из стульев, оказавшись спиной к окну. Он предложил коллеге расположиться напротив.

– Ну что, может, сразу перейдем на «ты»? – спросил он, вопросительно поведя бровью.

– Согласен, – положив свои тома на стол, ответил Коновалов.

– Чаю, кофе? – осведомился новый начальник у своего нового подчиненного.

– Спасибо, не нужно, – отказался тот. – Давай лучше сразу к делу.

– Давай, – пожал плечами сыщик, с удивлением подумав, что лучше бы его новый знакомый отнесся с таким рвением к расследованию этого дела раньше. Тогда бы Серафиму не нужно было размышлять, успеют ли они раскрыть это преступление до отпуска или ему, как в прошлом году, придется объяснять своим домашним, что поездка на море срывается из-за порученных ему важных государственных дел.

Коновалов коротко рассказал ему о деле. Из его рассказа, помимо того, что ему уже успел поведать генерал, следовало следующее.

Скорый фирменный поезд «Енисей», сообщением «Москва-Красноярск», отправился с Ярославского вокзала 28 декабря 2014 года. Его прибытие в Красноярск ожидалось 31 декабря, утром. Вагон, в котором произошло убийство, находился в хвосте поезда. Рядом с ним располагался вагон-ресторан, который был предпоследним. После двух часов ночи вагон-ресторан прекращал свою работу и оба вагона до утра закрывались на ключ.