Страница 15 из 18
«Начни с себя»– вдруг услышал он внутренний голос. Начни с себя. Свами в переводе с санскрита означает «тот, кто знает, кто является хозяином самого себя.» Свами– почетный титул, который даруется духовным учителям во многих восточных традициях, философских школах и доктринах. Некоторые считают, что свами означает монах или жрец, но это неверное понимание. Быть свами– значит вести добродетельный образ жизни и проповедовать определенную философию, а не религию. Свами делятся на два типа: тех, кто живет в ашраме и соблюдает обет брахмачарьи, то есть воздержания; и тех, кто ведет обычную жизнь– работает, заводит семью, считая своей главной задачей– служение обществу. Ниранджанананда долгое время полагал, что его единственная цель– стремление к духовному просветлению. Но неизжитая карма явно тянула его назад, в мир, откуда он убежал. Единственный способ продвинуться на своем пути к бессмертию– использовать эту жизнь с пользой. Он будет служить обществу, вернувшись в мир. Он сможет надевать свои шафрановые одежды для духовной практики, в остальное же время он будет жить как обычный человек. Он будет нести миру любовь.
Глава 10.
Нехотя подняв себя с постели в двенадцатом часу дня– заснул-то он опять на рассвете, когда растаяли тревожные ночные тени,– Антон Боярский первым делом вытащил из-под кровати серебристый ноутбук, проверил Твиттер, Фейсбук, Инстаграмм, электронную почту. За ночь– всего одно новое письмо с пожеланием скорейшего восстановления и ноль просмотров страницы. «Забывают»,– процедил он. Письма от поклонников с пожеланиями скорейшего выздоровления он не читал. Все одно и то же: «Надеемся скоро тебя увидеть на сцене… Выздоравливай. Не унывай…» Пустые слова. Что они понимают. Он отслеживал количество просмотров своей страницы и комментариев к старым видеозаставкам с концертов. Шел третий месяц после операции, и число поклонников упало с трехсот тысяч до десяти. Надо будет чиркнуть чего-нибудь на странице,– подумал он. – Бросить кость. Похромал в ванную, оттуда-на кухню. Налил чаю и по привычке забрался на широкий подоконник, распахнув окно. Подул свежий ветер, и он слегка поежился, сделал обжигавший горло глоток. Он любил крутой кипяток– сибирская закалка. Из окна были видны вдалеке Кремлевские купола. Каждый раз, подходя к окну, Боярский проникался горделивым восторгом оттого, что он живет в квартире с видом на Кремль. Кто бы мог подумать, что расхожая шутка студентов Новосибирского училища, мол, поеду в Москву, буду жить у Мавзолея, стала для него, Антона Боярского, реальностью. Ну, и пусть квартира не своя – съемная. Зато он сделал в ней ремонт и обустроил все по своему вкусу. Ничего лишнего– изысканная простота и комфорт. Чтобы можно было зайти после двухнедельных гастролей и– блаженно выдохнуть: наконец-то, дома. Многие его знакомые покупали дорогие машины, а жили где-нибудь в развалинах на окраине города. Он никогда этого не понимал. Зачем нужна машина, если он и в Москву-то приезжает наездами. А в основном– на гастролях. Был на гастролях,– язвительно заметил он себе. А что будет теперь, неизвестно. При этой мысли снова противно заскребло в желудке и даже несмотря на горячий чай прошиб озноб. Боярскому повезло, что он застраховал себя на приличную сумму– за идею надо было благодарить директора балета Вениамина. С другой стороны, он иногда задавался вопросом, не навлек ли он этой страховкой на себя травму. Антон в глубине души был фаталистом. Может, не было бы у меня страховки, ничего бы и не случилось. Но чего уж теперь бурагозить… Оставалось только радоваться, что деньги еще были и не приходилось жить за Элинин счет. Тогда бы он, наверное, и вовсе свихнулся. На скамейку во дворе вышли старушки из соседнего подъезда.
Интеллигентные, с завивкой и помадой, не то, что на окраинах,– усмехнулся про себя Антон.
–
Доброе утро!– проорал он. Дамы всполошились сначала, закрутили головами
потом разглядели молодого блондина в окне на третьем этаже и приветливо закивали головами. Антон сделал вид, что заинтересовался автомобилем, въезжавшим в арку, а на самом деле искоса поглядывал на старушек. Те оживленно шушукались, бросая взгляды в его сторону.
–
Ну, вот они, мои фанаты,– язвительно пробормотал танцовщик, болтая ногой,
закованной в пластиковый ортез.
–
Ничего, прорвемся!– твердо возразил он самому себе, посмотрел на часы на
стене. Циферблат состоял всего из четырех цифр: 5-6-7-8. Часы танцовщика. Антон привез их с гастролей в Сиднее. Обе стрелки перевалили за полдень. Через пару часов должна была приземлиться во Внуково Элина. Чтобы скоротать время, он сел смотреть фильм.
Элина прислала смс, что приземлилась и на пути домой. Он даже вскипятил чайник и расставил на столе свой любимый сервиз из тонкого белоснежного фарфора. Купил сервиз в Венском дворце. Продавец сказал, что это точная копия сервиза какой-то княжны. Может, и соврал, но Антон под впечатлением и дворца, и королевского сада, сказал:
–
Беру.
Элина только головой покачала, мол, дорого.
–
Ну, и что! Для себя же берем, для себя – не жалко.
Он пришел в хорошее расположение духа, и когда раздался звонок домофона, встал у входной двери, готовясь заключить девушку в объятия. Вот только выражение ее лица, этакое озабоченно– материнское все испортило.
–
Ну, что ты, Тоша, не вставай,– брякнула она с порога. И вместо объятий он
буркнул:
–
Что я, инвалид, что ли.
Она посмотрела на него с укоризной, мол, опять ты начинаешь. Опять она перевернула все так, будто она-великомученица и спасительница, а он– вечно недовольная эгоистичная сволочь. Элина ушла в ванную.
–
Чай будешь?– как можно благодушнее крикнул Антон.
–
Да, спасибо.
Оба склонились над дымившимися чашками.
«Очень чинно сидим»,– подумал Антон, но вопросов не задавал. Элина тоже молчала. Потом не выдержала.
–
Как дела?
Он хотел съязвить, но остановил себя.
–
В конце месяца можно снять эту штуку,– он кивнул на пластиковый
ортез вокруг голени,– и носить специальный супинатор в обуви.
–
Это хорошо. Болит?
–
Не особо.
Помолчал.
–
Я там лекарство одно разыскал, американское. Написано– регенерирует ткани, заполняет коллагеном или что-то вроде того.
–
А врачи что говорят?– в ее голосе прозвучала надежда.
–
У нас его еще не одобрили. Оно– экспериментальное. Я думаю, может, попросить ребят привезти. Они как раз едут на гастроли.
Она возразила, что нельзя кидаться на все экспериментальные лекарства.
–
Ты же не знаешь, какие могут быть последствия.
–
Если смогу танцевать, остальное мне побоку.
–
Что ты, как ребенок, в конце концов! Побоку! А если у тебя почки откажут или сердце? Что тогда?!
–
А что тогда… сдохну…– он водил пальцем по тонкому ободу чашки. –Все лучше, чем такая жизнь.
–
Может, хочешь узнать, с чем я приехала?
–
Было бы что хорошее– ты бы мне еще из аэропорта позвонила.
–
Учитывая, что ты не отвечаешь на звонки…
–
Пошло-поехало.
–
Так вот, – Элина глубоко вздохнула.
– Вообще-то я узнала много интересного.
Она начала рассказ. Конечно, опуская излишние подробности. До травмы, прежнему Антону, она бы все рассказала, и они бы еще и посмеялись вместе над Пираткой и обсудили бы кареглазого свами. Но сейчас перед ней была худшая версия ее возлюбленного. И она в очередной раз удивлялась, как можно за семь лет жизни с человеком так и не узнать, каков он на самом деле. Поэтому она рассказала только то, что непосредственно касалось Антона и его шанса на выздоровление. Он слушал рассеянно, то и дело перебивал какими-то дурацкими вопросами, в итоге рассказ получился не таким ярким и убедительным, как старалась его представить девушка.