Страница 6 из 16
- Чего?
- Я завистлив... Хожу все утро и завидую вашему мужу...
- Ах, вы про нас... Ну, многое вы знаете...
- Оставьте. Хотя удовлетворить хорошенькую женщину - не легкая задача... Правда.
- Чего? (Подавила смех.) Какая же я хорошенькая?
- Ну, ну... Отлично знаете себе цену.
- Вы кто - кинематографический артист?
Они прошли. Заросший мужик на корме опять заскри - пел:
- Ты еще не работал. Ты на бумаге работал. Ты меня не переспоришь...
- Да тятенька же! - Дунька чеснулась зеленой гребенкой.
Человек в сетке ответил: - Леший...
- Я - леший?
- Лешего социализму учить, так и тебя... Мы вас сломим...
- Антиресно!
- Да. - Дунька щипнула отца, да не выговорила, от волнения высморкалась в конец полушалки...
Заросший мужик:
- Хозяин был - хозяином и останусь. Свое добро не отдам, сожгу...
- Невежа, - с отвращением проговорил человек в сетке. - Колхоз по всей науке - высшая форма хозяйства. Упирайся, нет ли, - все равно ты мужик мертвый...
- Так ты и скажи, - силой меня в колхоз... Мы тебе поработаем, - все дочиста переломаем, все передеремся... Уравняли!.. Я, знаешь, какой работник, - за свое добро горло перегрызу... А другой - лодырь, пьяница, вор... Ему лень на себе блоху поймать... И ему даром мое добро отдай! Да я всех коров зарежу, лошадям ноги переломаю.
Дунька изо всей силы толкнула отца и - колхознику:
- Не видишь - он сумасшедший, не говори ты с ним...
Четвертый собеседник, болезненный мужик с лишаями на лбу, проговорил примирительно:
- Это правда: наука помогает...
- В чем она тебе помогает? - закричал заросший мужик.
- Она себя оправдывает.
- Наука?
- Мы все стали глубокомысленные. Взялись за работу сообща. По предписанию науки.
- Дурак сопатый...
- Это верно, за мной это утвердилось. С малолетства на хозяев работал, и работал плохо - с точки зрения, как у меня кила... Так и слыл - плохой человек... А наука меня от дела не гонит, я теперь у дела хлеб ем, - езжу на тракторе... А без науки, по природе, только кошка действует...
Заросший мужик плюнул. Опять замолчали. На верхней палубе проходит Родионов с Зинаидой.
- Папа, птицы! - говорит она.
- Чайки принадлежат к семейству пингвинов, Зиночка, они питаются рыбой и другими ингредиентами... Мясо их жестко..
- Папа, они голодные.
- Пойдем, попросим хлебца, будем им кидать... Деточка моя, ты очень любишь маму? Мама - изумительная, цельная, редкая женщина...
Зинаида, насупясь: - Мама не женщина...
- Разумеется, она - прежде всего - мама... Так вот, что я хотел вас спросить?.. В отношении ко мне сглажена несколько горечь? Постарайтесь вспомнить, - в ее разговорах обо мне - быть может, проскальзывала родственность?
- Папа, не понимаю - чего ты? - протянула Зинаида.
- Боже мой, прости, моя крошка...
Снова, оживленные, появляются Шура и Ливеровский.
Они еще не дошли до кормы и не видят профессора.
Щура говорит:
- Многие котируют меня как необразованную, но я далеко не то, что выгляжу... И ваша агитация про любовь меня смешит. Наука открыла, что так называемая любовьтолько голый животный магнетизм...
- Так вот - ваш животный магнетизм и сводит меня с ума.
- Это мне многие говорят.
- Например - негр...
- Ну, вы просто, знаете, того-с... (Покрутила пальцем у головы.)
- Черт возьми, - прищурясь, говорит Ливеровский,- вот на такую женщину не пожалеть никаких средств.
- К сожалению, у нас в этом смысле не развернуться. Наше правительство просто нарочно раздражает публику... Пудру, например, продают - пахнет керосином.
- Что ж, он к вам каждый день шатается?
- Опять он про Хопкинсона! Слушайте, - обыкновенно я принесу им чай в кабинет, и они там - бу-бу-бу...
А сама либо звоню по телефону, - у меня страсть разговаривать по телефону... Или я читаю иногда... Вы не поверите - я увлекаюсь марксизмом.
- Уверен, что негр втирает очки вашему профессору.
- И - ошиблись. Они разбирают одну рукопись. Хопкинсон написал ее так, чтобы никто не понял, - шибром. Но слушайте - это государственный секрет! Обещайте - никому...
- Хорошо, - Ливеровский придвинулся, раздув ноздри. - При одном условии (свинцово глядит ей в глаза, Шура раскрыла рот).
- Чего?
- Приходите в мою каюту...
Шура слабо толкнула его ладонью: - Что же это такое... Ой!
Споткнувшись, пошла на корму. Увидала профессора, опять раскрыла рот: Ой!
- Ты уже встала, собака? - Профессор слегка загородил собой Зинаиду. Мы проезжаем довольно красивыми местами. (Заметив, что Шура уставилась на Зину, нахмурился.) Не присоединишься ли к нам?
- Это что за девочка? - уязвленно спросила Шура.
Профессор строго кашлянул: - Гм... Эта девочка - дочь...
- Чья, интересно?
- Гм... Моя... (И - строго глядя на головастую чайку.) Так вот, Зина, предложение...
У Шуры все личико стало, как у высунувшейся мыши:
- Ты с ума сошел, Валерьян! Где ты подобрал девчонку?
- ... предложение, - тверже повторил профессор, - пройти на носовую часть парохода...
Он повернулся. Ливеровский любезно приподнимал шляпу:
- Доброе утро, профессор, я уже имел счастье познакомиться с вашей супругой... Иосиф Ливеровский, вице-консул республики Мигуэлла-де-ля-Перца...
- Очень приятно, - сказал профессор, - вы попали в довольно неподходящую минуту... Вопросы агрикультуры, которые вас, несомненно, интересуют, несколько заслонены от меня беспорядком в личной жизни... Но я надеюсь быстро разобраться... (Поклонился.) До свиданья...
Обняв Зинаиду, строгий, научный, он пошел на носовую часть парохода. Ливеровский с кривой усмешкой:
- Девчонка едет в четвертом классе с матерью. Я ее видел, - очень сохранившаяся женщина.
Шура проглотила нервный комочек. Самообладание вернулось к ней. Передернула плечиками:
- С чем вас и поздравляю: эту Нинку вся Москва знает, - сплошная запудренная морщина. Сохранившаяся ! Мне все теперь ясно, - да, да, они заранее сговорились. Вот, сволочь, устроили мне прогулку по Волге...
Ливеровский потянулся взять ее за спину:
- Красивая, гибкая, злая...
Шура вывернулась, как из трамвайной толкучки:
- Оставьте пошлости!
Но он - настойчиво:
- Хотите - помогу? (Она дышала ноздрями.) Все просто и мило: профессора от свежего воздуха целиком и полностью потянуло на лирику. Зрелище неопрятное, - сочувствую вам. Профессора нужно вернуть с лирических высот на землю. Есть план.
- Какой?
- Эта самая рукопись, что вы рассказывали...
- Которая у Валерьяна в портфеле?..
- Принесете ее мне... (Шура молчит.) Спрячем. (С неожиданным раздражением.) Ну, профессор будет метаться по пароходу в панике и - ему не до Зинки с Нинкой. Поняли?
Шурины глаза неожиданно раскрылись от восхищения: - Поняла.
- Несите...
Тогда из окна обеденного салона медленно высунулась голова Гусева. Жуя осетрину, проговорил:
- Александра Алексеевна, увидите профессора - не забудьте сказать, что портфель его у меня...
Он показал портфель - из кожи под крокодила:
- И ключ от вашей каюты у меня...
Показал также и ключ. Шурка молча схватила его.
Убежала. Ливеровский в это время закуривал. Бросил спичку за борт: Завтракаете?
- Завтракаю, - любезно ответил Гусев. - Присоединяйтесь.
- Ничего осетринка-то?
- Пованивает, но есть можно.
- Что еще скажете хорошенького? - спросил Ливеровский.
- А ведь в портфеле-то у него не рукопись, а копия.
- Да, я тоже так думаю, - Ливеровский равнодушно отвернулся.
На палубе появилась Эсфирь Ребус - свежая, улыбающаяся, в изящном платье из белого полотна. Она улыбалась не людям, даже не текущим мимо берегам, а чему-то неизмеримо высшему. Ливеровский сказал ей тихо: