Венок Альянса

– Но ты… ты не считаешь это греховным, мама?

– Когда-то мой брак считали греховным, и поныне есть те, кто так думает. Поэтому я хорошо понимаю твои чувства. Но близкие души могут находить друг друга в разных формах, и хотя для меня тоже это… непривычно… я не вижу в происходящем ничего дурного. Как бы ни… сложно мне было представить подобное не между мужчиной и женщиной, а между двумя мужчинами, я ваша мать, я люблю вас, я не могу вас оттолкнуть… И Джон… тоже никогда не был… как ты это назвал? Гомофобом… то есть, большую часть жизни он не встречал таких людей, только слышал о них, и не имел о них, пожалуй, ни положительного, ни отрицательного мнения. И… - она поколебалась, прежде чем произнести следующее, - однажды в жизни он тоже имел гомосексуальный контакт…

– Что?!

– Вы были на Тучанкью. Это было… их последняя встреча с Андо, после чего он отправился на тот захваченный дракхианским артефактом корабль… Довольно странные шутки иногда шутит судьба…

– Андо?!

– Да. Джон рассказывал мне об этом, сам, кажется, до конца не веря в произошедшее, сам себе пытаясь объяснить… Он ведь считал отношение Андо к нему сыновним. Да и я считала…

Он судорожно приглаживал растрёпанные волосы, восстанавливая замершее дыхание. Тот сон, тот безумный сон… Выходит, он не был просто сном.

– Как же ты сумела… пережить это?

– Довольно просто, честно говоря. Да, конечно, мне было сложно это понять, всё-таки эта тема мне… не так часто в жизни встречалась… Но не думаешь же ты, что одна измена, какой бы она ни была, способна разрушить то, что создавалось годами? Я не вижу для этого оснований.

– Многие женщины Земли удивились бы этим словам.

– Значит, я не настолько землянка. Но я считаю, что отношения кончаются тогда, когда кончается любовь, кончается доверие, а не когда… тело твоего супруга стало доступно кому-то кроме тебя. Гораздо важнее мне было понять… те потребности, которые ими руководили. Понимание – самое важное в любых отношениях, особенно в отношениях тех, кто настолько различается природой, воспитанием… Я чувствовала, что… хотя это и было, как будто, разовым явлением, очень важно ничего не упустить в понимании этого явления… я не ошиблась.

– И ты… так спокойно говорила об Андо, ни в чём не подавая вида…

– Я знаю, что он любил Джона. И я не имею права полагать, что он любил его меньше, чем я, лишь оттого, что его любовь была иной. Быть может, многие считают, что в любви тоже следует подчиняться определённым правилам… Многие полагали, что… Если даже я действительно люблю этого землянина, если даже он действительно достоин этой любви, мне всё же следовало оставить эти отношения… платоническими. Но я не считаю, что различия природы – основание… Природа не может предназначать, природе всё равно, какие особи спариваются. Лишь мы сами делаем секс духовным или наоборот… Я предполагаю, многие из тех, для кого Джон был героем, не поняли бы, осудили… Но мне всё же кажется, что права я, а не они. К идеалу нельзя относиться потребительски, отказывая ему в тех человеческих проявлениях, которые не устраивают лично нас, а судить чужую любовь не менее опасно, чем чужую религию. Все эти двадцать лет Джон не изменял мне, и думается, не только потому, что здесь ещё проблемой было найти, с кем… И если это произошло сейчас – глупо бы было считать себя обделённой, потому что не одна только верность показатель гармоничности союза, и неправедно было бы осудить, не попытавшись понять.

– И ты… поняла это?

– Не уверена, что поняла правильно… Для Андо, при его… восхищении Джоном, при его сиротском детстве в мире, где его, всё-таки, окружали существа природы иной, чем его, при его пылкой, впечатлительной натуре… наверное, было естественным… Это было влюблённостью, обычной юношеской влюблённостью, пусть и необычным был выбор объекта… В общем-то, я встречала вполне взрослых состоявшихся людей, которые, пожалуй, тоже были влюблены в него… Другое дело, что им не пришло бы в голову выражать свою любовь так.

– А… отец? Чем это было для него? Решил… попробовать что-то новое?

– Возможно. Возможно, для человека, который знает, что скоро умрёт, понятие того, что это называют пороком, уже не имеет такого значения… Он сказал, что это было… как снова стать молодым…

Шин Афал расслабленно водила кончиками пальцев по краям острых чешуек.

– Штхейн… Скажи, а что в моём теле нравится тебе больше всего?

– Шин, как ты можешь такое спрашивать? Я люблю тебя всю в целом, не разделяя, ни душу, ни тело.

– Штхейн, это вот ты как можешь быть таким занудой? Я знаю это, и у меня самой именно так. Но может быть, всё же… Знаешь ли, любой женщине приятно слышать про свою красоту.

Пальцы дрази нежно погладили её по щеке.

– У тебя волшебные глаза. Такие огромные, такие глубокие и ясные, как небо… В них можно смотреть бесконечно, с каким бы они ни были выражением, смеёшься ли ты, или говоришь о чём-то серьёзном. Мне нравятся твои руки – у тебя такие длинные, тонкие пальцы, такие ласковые, такие… чуткие, точные. А что больше всего меня впечатлило… пожалуй, это грудь. У нас такого нет, потому что у нас нет грудного вскармливания, наши дети сразу рождаются зубастыми… Когда я изучал, помнится, культуру землян, я удивлялся тому, что, хотя эти части тела у самок предназначены именно для детей, они вызывают эротический восторг у самцов, и являются, можно сказать, предметом культа… теперь я понимаю.

Минбарка рассмеялась.

– А я… меня восхищает, пожалуй, то, сколько в твоём теле эрогенных зон. Сколько в тебе удивительного, чистого огня… Так странно… Теперь только я поняла, как мудры были мои наставники, говорившие, что я заблуждаюсь насчёт своих чувств к Дэвиду. Они не изменились. Просто теперь я поняла, что они есть на самом деле. Теперь, когда мне есть, с чем сравнить… Это словно, увидев розовый цветок сейхтши, я думала… что это и есть то, что я искала… но это ведь лишь потому, что я ещё не увидела красный. «Неизвестно, что из него вырастет»… Этот умный человек, Андрес, сам не зная, выразил эту мысль лучше, чем сумел бы кто-то другой. Неизвестно, что вырастет из нас, из наших чувств. Но когда цветок распускается, мы бываем ошеломлены его красотой…

– Привет, команданте. Что делаешь? – в дверь сунулся Андрес.

– Утешаю эту дуру, - кивнула Виргиния на Офелию, - да, да, хоть любимая, а дура. Решила с чего-то, что мне это теперь грозит какими-то необъятными проблемами, ага, той самой Виргинии, которая натворила делов на пару пожизненных сроков и пару прижизненных памятников, как выразился как бы даже не ты… Вечно навоображает проблем и за меня, и за себя, казалось бы, лучше применение для фантазии должно быть…

Андрес крякнул.

– Э… Я уж даже боюсь спрашивать, что за проблемы, меня тут другое зацепило… Вы что… того… это?

– А… Я что, тебе не говорила? Странно, почему-то казалось, что говорила.

– Нда… Как-то это, признаться… Слушай, вот всю жизнь был уверен, что это воздушно-капельным путём не передаётся, и вообще не передаётся… А теперь начинаю сомневаться. Интересно, какова скорость распространения инфекции, и как скоро гетеросексуалов в резиденции не останется?

– А что, кто-то ещё…?

Андрес кашлянул, демонстративно-невинно поглядывая в потолок.

– Что? Ты? Что, серьёзно? Нет, я видела… мельком… Но я думала, что это девушка…У них не всегда можно понять, какого оно пола…

– То есть, что это минбарец, тебя уже не смущало?

– Ай, на вкус и цвет все фломастеры разные. А ты у нас всегда был… ну… в общем, от тебя можно было ожидать. Ну, я не удивлена, короче говоря. Я, в смысле, удивлена, что минбарцы на это тоже, оказывается, способны… Недооценивают их земляне, ой, недооценивают. Ну вот, видишь, дорогая? Прахом пошла твоя золотая идея выдать меня за него замуж. Я как чуяла, что он в этом плане валюта совершенно ненадёжная.

– Простите за опоздание, мне только что сообщили… Что случилось? – Винтари переступил порог и прикрыл дверь.