Венок Альянса

Алион смущенно опустил глаза, похвалы учителя, в какой бы своеобразной форме они ни были, всегда волновали его сердце. Но что скажет учитель, когда услышит о причине его смятения…

– Учитель, вы помните, как начинался мой путь… Возможно, я и в самом деле был слишком самонадеянным, полагая, что могу и должен всего себя посвятить служению, не оставляя в своей жизни места личному… Однако все эти годы мне удавалось держать свой дух в полном равновесии…

– О, это частая ошибка юности, мой дорогой ученик. Нам кажется, что мы способны обуздать свои страсти самым надёжным и достойным восхищения образом, что именно нас ждут сиятельные вершины самого трудного, самого чистого подвига…

– Вы, несомненно, правы, учитель, однако уверяю…

Старый минбарец проковылял к скамейке в тени трёх соприкасающихся кронами деревьев, и тяжко опустился на неё, похлопав рядом с собой, приглашая Алиона присесть рядом.

– Тем и опасна горячность юности, Алион. Мы многого хотим, мы на многое готовы. И это прекрасно, вне всякого сомнения. Однако мы всегда должны держать в своей голове вопрос - нужна ли Вселенной моя жертвенность, моя безупречность, мой подвиг? Действительно ли она понесёт невосполнимую потерю, если мы не заберёмся на самую вершину пика подвижничества, которую избрали своей целью? Не много ли мы думаем о себе? Однако расскажи же, кто та мудрая, что спустила тебя с небес на землю, чьим существованием Вселенная даёт тебе новый интересный урок?

– В том и дело, учитель. Это не женщина. Это человек, земной мужчина.

Фриди снова обратил на ученика пронзительный, пытливый взор, некоторое время не произнося ни слова. Улыбки на его лице уже не было, и Алиону стало по-настоящему страшно, как никогда до сих пор в жизни. Однако он собирался быть твёрдым до конца, что бы ни уготовила ему судьба.

– Верно ли я понимаю тебя, ученик, что речь не о дружбе, или неком влиянии земной культуры или философии, а единственно том смысле, который и можно видеть за твоими словами, за смятением, охватившем всё твоё существо?

– Верно, учитель.

Старый Энх отвёл взгляд, и некоторое время задумчиво смотрел вдаль.

– Алион, ты всегда был необыкновенным учеником, из тех, кто делает труд учителя особенным испытанием, особенным удовольствием. Ты умел задавать вопросы, открывавшие нам с новых сторон несомненные истины. Ты жадно пил знания, всё стремился постичь, всё охватить. Ты брался за каждое дело, большое или малое, с таким жаром и усердием… Удивительно ли, что и на закате моей жизни ты задаёшь мне столь интересные задачи…

– Клянусь, учитель, я и представить себе не смог бы…

Фриди сделал ему знак замолчать.

– А кто мог бы представить себе то, что произойдет с ним, в нём в завтрашнем дне? Только самонадеянный глупец, разве нет? Речь не об этом теперь. Я должен понять, о чём ты говоришь. Что произошло между вами.

Алион тяжко выдохнул.

– Всё.

Он почувствовал, как учитель потянулся к нему ментально - закономерно, есть то, для чего всё равно недостаточно слов самого обстоятельного рассказа, и раньше, чем осознал, что происходит, он уклонился от этого воздействия.

Юный фриди уронил лицо в ладони.

– Простите, я не хотел. То есть… вероятно, дело в том, что всё же это касается не одного меня. Я полагаю, достаточно того, что я пал в ваших глазах, и я не хотел бы, чтоб пал так же он и всё земное человечество.

– Не сам ли ты решил, что это падение?

– Учитель, я знаю цену и смысл того, что произошло между нами, я знаю, что это перевернуло мою жизнь. И знаю так же, что я не могу, не собираюсь жалеть об этом. Верно, мне слишком легко всё давалось до сих пор. Я не привык иметь дело с настоящими искушениями, и теперь, столкнувшись с таковым, совершенно не в силах ему противостоять, не в силах увидеть это так - как обольщение, разгул бессмысленной и вредоносной страсти, а не самое прекрасное, живое, настоящее, что испытывал я в своей жизни. Я понимаю, что так считает каждый, кто идёт на поводу страстей. Но когда я думаю об этом, мне, разумеется, кажется, что страсти и искушения других - вроде маленькой лужи, которую ничего не стоило б преодолеть, если б не преступное слабоволие, и только у меня - бескрайнее полноводное море с чистейшей и живительной водой, в которую хочется погрузиться целиком, потому что она дарит радость, смысл, бессмертие…

– Под внешней сдержанностью, образцовым самообладанием у тебя всегда была горячая, чувственная натура, не я ли говорил тебе это?

– Всё верно, но мог ли я ожидать, что она проявится подобным образом? Вы правы, вероятно, говоря, что мне недоставало смирения. Высокие оценки, сложившийся в таком молодом возрасте авторитет вскружили мне голову, и тем досаднее, что я совершенно не видел этого, считая себя свободным и от таких движений души. Что ж, я получил достойный урок, только как мне быть теперь? Коли мне настала пора отринуть своё самомнение, так незаметно завладевшее мной, я должен признать, что стою на распутье и не знаю, что мне делать. Путь, которым я шёл, оказался слишком труден для меня, я не осилил его…

Старый учитель похлопал ученика по плечу.

– Как прекрасна и трогательна эта горячность юности, сколько она несёт нам проблем - и всё же, видя её, невольно замираешь в неловком умилении. Неужели, дитя, ты в самом деле готов оставить этот путь лишь потому, что встретил на нём испытания, настоящие испытания, которые способны смутить столь сильный дух, как твой? Это лишь означает, что ты на верном пути. Если ты ни разу не оступился, не усомнился в себе - не значит ли это, что Вселенная щадит тебя, уберегая от трудностей, считая тебя неготовым к ним? Я вижу, к чему ты клонишь. Ты считаешь себя недостойным и далее быть наставником молодых телепатов, потому что дух твой смущён, потому что ты нарушил собственное намеренье не делить свой пыл с любовной страстью, целиком отдав его твоему служению? Это лишь означает, что ты взрослеешь. Несомненно, были и будут те, кто сможет идти именно таким путём - обуздания, запрещения телесных искусов, обращения себя в высокий, непоколебимый дух. Что ж, и это хорошо, и это правильно. Но это не твой путь. Многие великие учителя имели семьи, были счастливы в своей семейной жизни не меньше, чем в своих трудах. Возможно, тебе показалось, что такой путь менее труден, менее почётен, что он означает уступку бренной плоти, означает… обкрадывание своего служения в пользу жизни личной и в чём-то обыденной?

– О нет, вовсе нет…

– Или может быть, ты полагал, что так не получится именно у тебя? Сдаётся мне, Вселенная иного мнения на этот счёт.

– Но ведь…

– Я понимаю, всё было б проще, если б речь шла о какой-нибудь достойной женщине из нашего народа. Не буду с тобой спорить. Но видимо, не место и не время сейчас для простоты. Нам с тобой вместе предстоит понять, что это за явление, к чему оно, к добру или к худу. Не всякое наше желание истинно, не каждый наш выбор правильный, а отличать истинное от ложного мы учимся всю жизнь. Но совершенно точно, если ты остановишься сейчас, откажешься от служения, которое так много значит для тебя - ты совершишь непростительную ошибку.

– Значит, я должен отказаться от… него?

– И этого я не говорил. Не буду скрывать, едва ли многие скажут так, как я. Я не понимаю того, о чём ты рассказал мне, а без понимания - не вправе выносить суждения, но мало ли тех, кто не понимая, судит? Я прожил долгую жизнь и на закате её могу сказать только одно - со всем нашим опытом, со всеми нашими достижениями мы всё те же неразумные дети, и Вселенная терпеливо и мудро улыбается нашему бахвальству, как много мы познали, как много освоили… И сейчас я, старый фриди, воспитавший не одно поколение учеников - малое дитя перед той загадкой, которую ты загадал мне. У меня нет ответов ни на твои вопросы, ни на мои собственные - и я знаю, как это пугает тебя сейчас. Нам нужны рамки, законы, руководства, чтобы идти прямым путём по жизни. Чтобы, достигнув её вершин, находить новые рамки, законы, руководства, ниспровергая старые… Новая ступень отрицает предыдущую, без которой, однако же, не было б её самой, и рождает ступень следующую, которая тоже ниспровергнет её - ветхую, прошлую… Как мы обновляемся каждый день, так обновляется и мир, только ему и дольше, и сложнее это делать… Ты не первый, кому судьбой суждено было совершить что-то, что могли не понять и осудить другие. Непросто бывает постичь смысл подобного испытания судьбы, но прежде, чем допустить в своё сердце осуждение, стоит подумать, имеем ли мы право считать, что Вселенная говорит нашими устами, нашими устами судит? Деленн когда-то тоже осуждали, и долго не принимали её и её выбора. Тогда многим казалось, что страшнее и порочнее и не придумать… И должны были признать, что права она, а не они. Но ведь были и те, кто не удостаивался такого признания, всегда были… В любви, в выборе дела, которому посвящаем жизнь, в значимых для нас и нашего общества решениях мы можем получить признание и одобрение, а можем - осуждение и презрение. Можем быть правы или гибельно заблуждаться. Не всегда правота вознаграждается признанием, а заблуждение - презрением. Испытуемый не борется с испытателями, а борется вместе с ними за истину. Расскажи мне об этом человеке и ваших отношениях, Алион.