Венок Альянса

– Господин президент, я получил возможность жить здесь благодаря вашей доброте. А она – заслужила. Было б несправедливо теперь, если б она улетела, а я остался.

Дороги до Эйякьяна он почти не заметил, погружённый в размышления. К по-настоящему скверным вещам никогда не бываешь готов, это верно. Шеридан сказал, Сьюзен собирается отправить Эйякьянский отряд на плановые учения в сектор дрази, может быть, уже завтра – это позволит как-то оттянуть время… Какой закон победит – центаврианский, по которому браки заключаются без согласия молодых, или закон Альянса, по которому пришедшему не отказывают в помощи? Как далеко может простираться решимость каждой из сторон? Что может заставить Данторию отступить?

Амину ему пришлось подождать – она в классе заканчивала какое-то задание с географическими картами. Он отметил с первого взгляда, насколько хорошо она держит себя в руках, как величаво спокойна, хотя веки, кажется, припухли…

– Вы уже знаете, не так ли?

Они зашли за крепостную стену, смотрели в сторону реки – где провели тогда беспечный вечер всем отрядом… И река взметала бриллианты брызг и их смеха, и он думал тогда, сидя на берегу – он не взял с собой, во что мог бы переодеться для купания – что издали Амину и землянку Лори в одинаковых купальниках можно спутать… Минбарцы, ввиду отсутствия необходимости мыться, в купании обычно не принимали участия, для них вода имела в основном ритуальное значение, но терпимо относились к причудам других рас. Сидели на берегу на песке, мужчины отпускали, видимо, какие-то остроты, женщины посмеивались… Каким же тёплым и славным был тот вечер…

– Знаю. Амина, если моё слово будет что-то значить – ты не уедешь отсюда.

– Ваше слово против его слова… я б не решилась тут делать ставки, принц.

Он взял её маленькую ручку – ладонь была горячей и шершавой от постоянных тренировок с денн’боком. Почему этому мерзкому созданию угодно было избрать себе в жертвы именно её? Почему ему непременно хотелось повыше, побольше – не только выгодно жениться, но и чтобы его имя прозвучало… Вернуть заблудшую дочь на родину. Доказать Альянсу преимущественное право Центавра. Да, в его игре годились все средства. Как же он отвык тут, отказывается, от правил этих игр.

– Я хочу, чтоб вы знали – если не будет другого пути, я подчинюсь и вернусь. Я не позволю, чтоб кто-то страдал из-за меня. Я вернусь и буду нести своё бремя с достоинством, и сделаю всё, всё от меня зависящее… хотя зависеть от меня уже почти ничего не будет, - она не выдержала и зарыдала, и он не мог осуждать её за это.

…Шаловливые волны тогда смывали отпечатки его босых ног – он подходил к самой кромке воды, решил, что непременно ещё искупается… Думал о том, что расово больше повезло земным мужчинам и даже Дэвиду, которые могли раздеться до плавок и с разбега врезаться горячими телами в бриллиантовую прохладу, смеяться, беситься, как малые дети, выделываться перед девушками, демонстрируя навыки плаванья в различных стилях… Минбарец Леханн шепотком сообщил, что первое время случались курьёзы, потому что у некоторых рас в купании в обнажённом виде нет ничего постыдного, что привело, логично, к печали по нескольким утопленным полотенцам…

– Амина, это правда, что вы последовательница учения Г’Квана?

– Да. И я хочу сказать… Поймите, поверьте, главное, что я хочу сказать – я не буду прикрываться своей верой, чтобы остаться тут, это было бы некрасиво, но и не отрекусь от неё никогда. Я не хочу, чтоб вы подумали, чтоб у вас создалось впечатление… Это не причуда романтичной натуры или что-то в этом роде, это не какой-нибудь синдром войны, о каких вы и я слышали. Это не потому, что я хотела бы… изменить то, что я есть… Я то, что я есть, в этом и во всём… Г’Кар говорил, что те, кто много говорит о вере, хуже тех, кто не говорит о ней вовсе. Пока меня никто не спрашивал – я не говорила, во что я верю, я не стремилась подавать свой голос везде, где бы звучали другие голоса. Но если б кто-то спросил меня – я б ответила, честно и ничего не стыдясь.

Он усадил ей на камень и легко поглаживал её плечи, всё ещё содрогающиеся от всхлипываний.

– Поверь, Амина, я хочу сейчас слушать, а не говорить. Я хочу понять. Чистоты и искренности, подобной твоей, я ещё не встречал в своей жизни, и в другой ситуации я б позавидовал Дантории, потому что нет большего благословения богов, чем иметь такую жену… Но я боюсь, он подобен глупцу, приобретающему реликвию для того, чтоб она лежала среди его прочего добра и скарба, не принося блага его душе. Скажи, Амина, почему ты избрала веру другого народа?

– Я не была с детства религиозна, принц. Как, пожалуй, и никто в моей семье не был религиозен. Я не искала бога, нет, потому что не видела его в сердцах тех, кто меня окружал. Я не знала иных понятий, чем те, что слетали с уст отца и матери, в молитвах пантеону нашего рода. Я привыкла к тому, что они молились… Но не могла молиться сама. Не могла, потому что мне было… стыдно. Я не могла всё время о чём-то просить богов, будто они были как мой отец для тех просителей, что ждали от него ссуды на строительство нового величественного особняка, который несомненно украсит облик города, или разрешения на переименование улицы, или пожертвования городскому театру – частицы своего достатка, которой он поделился бы с ними. Неужели боги нужны лишь для того, чтоб благоволить в банковских операциях, посылать благосклонность влиятельных лиц, укреплять наше тело, но не наш дух? О да, многие говорят: у нас кризис веры… я не понимала, что это значит – кризис веры. Как могут лики богов превратиться для людей в политические образы, имена богов – в другие имена для их страстей? Среди нас нет атеистов, но нет и истинно верующих, для которых бы молитвы не были бы чем-то сродни заговору, произносимому на всякий случай… Я много спорила об этом с отцом, любившим доказывать мне несостоятельность и нелепость религий других рас. Я не стремилась принижать нашу веру, я лишь говорила, что у неё нет оснований превозноситься. Я не принижала нашу веру… Потому что не могла понять, где здесь вера… Особенно дурно отец отзывался о нарнах, величая их примитивными язычниками, а их религиозные книги – полным бредом. Я не сомневалась, что он никогда не читал их. Я стала изучать Г’Кван в пику ему, чтобы аргументировано доказать ему, что он неправ… Увы, я могла найти Г’Кван лишь в переводе, на Центавре нет нарнских книг… Но я достала несколько переводов, выбирая наиболее качественные, опуская пропагандистские критические статьи, стремясь вычленить именно сам текст. Мне было очень непросто – полного перевода нет, я до того, как попала на Минбар, не читала Г’Кван целиком… Но и того, что я прочла, хватило, чтоб… Откровение – оно всегда простое, Винтари. Я увидела, что в религии нарнов всё очень просто. Без вычурностей, без наносного. Благодарить за то, что жив. Благодарить солнце за то, что оно светит, землю за то, что даёт плоды. Благодарить бога за то, что дал разум, способность постигать красоту, слагать и петь хвалебные песни. Благодарить, не просить, понимаете? Не устраивать с богом торговых отношений, не низводить его до уровня лысоватого банкира, решающего, какую же ссуду тебе выделить. Бог разлит во всём, бог имеет тысячи имён, и ни одно не отразит его. Бог – это дар нам, всё то, что у нас есть. Это не противоречит ни любви, ни созиданию, ни труду, ни светлому помыслу. Почему так нельзя было говорить о Венцене, и Ли, и Моготе? Наверное, ведь можно. Благодарить – за изобилие, и любовь, и удачу, и каждый новый день, и каждое приятное воспоминание. И если просить – то о понимании, об очищении помыслов, о наставлении в пути. Я верю, что тут нет противоречия. Венцен, и Ли, и Могот, и Гон – всё это имя бога, и нет никакого смысла спорить, один он или их множество, никакого. Разница лишь в способе поклонения, в качестве отношения… Я прочитала там одну простую фразу, которая перевернула мой мир. «Если ты принимаешь это сердцем – ты верующий». Я не готовила себя принять – я осознала, что приняла. Осознала, что верующая.