Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

К 333 году Италия пришла в порядок, и Филипп мог с новыми силами вернуться к персидским делам. Царь царей неплохо подготовился к обороне, но он недооценил стремительный натиск Филиппа. Тот смело разделил свою армию на две части, которые, двигаясь по отличным персидским дорогам, пронзили Малую Азию двумя параллельными клиньями и без больших потерь вышли на берег Евфрата в Северной Мелитене и в Южном Кархемише, не оставив в своем тылу значительных вражеских сил. Это, последнее обстоятельство было предусмотрено планом Артаксеркса, но для Филиппа оно явилось неприятной неожиданностью: его надежды на окружение персидских войск не сбылись. Поэтому македонское наступление замерло на Евфрате: что делать дальше?

Младшим командирам все ясно: их лидер Антигон требует лихого броска через Евфрат и дальше до самой персидской столицы. Но Филипп уже оценил стратегию Артаксеркса, он уверен, что за Евфратом македонцев ждет ловушка, с ним согласны опытные полководцы Антипатр, Парменион и молодой хитроумный Птолемей. Военный совет решает: ни шагу за Евфрат! Гораздо важнее, взять под контроль Северную Сирию и все финикийское побережье, тогда Персидская держава будет отрезана от Средиземного моря и золото царя царей не сможет больше сеять раздоры среди подданных Филиппа.

В этот момент с юга приходит добрая весть: Египет восстал против персов и просит помощи у македонского царя. Это рука судьбы, и Филипп принимает ее дар: он помогает египтянам изгнать персидские гарнизоны, а затем просвещенный владыка эллинов дарует египтянам то, чего никогда не решались дать им персы, – независимость. Такая щедрость окупается сторицей: Филипп может не держать своих гарнизонов на юге, новый фараон добровольно снабжает македонскую армию хлебом из неистощимых житниц черной земли. Отныне время перестает работать против Филиппа: он может удерживать фронт по Евфрату неограниченно долго, чего не предвидел Артаксеркс.

За первым, быстрым успехом следует второй – медленный: финикийцы начали переговоры с Филиппом. Уж эти-то от персов никогда ничего плохого не видели! Они были главной опорой царя царей в Средиземноморье, и если теперь они признают Филиппа как устойчивую силу, то надо во всем пойти им навстречу. Кстати, их запросы невелики: независимость, свобода морской торговли и контроль над караванными путями в глубине страны. Все это охотно дал бы им любой разумный правитель великой ближневосточной державы, дает и Филипп, обеспечивая себе лояльность новых полезных вассалов и лишая царя царей последней надежды на восстания в македонском тылу.

Артаксеркс вынужден усвоить этот горький урок – шансов на успешное контрнаступление у него нет. Но, кажется, и Филипп остановился в своей агрессии, так не заключить ли им перемирие, чтобы спокойно поразмыслить о новой политике и стратегии в изменившемся мире? Филипп не возражает, и договоренность быстро оформлена: временная граница между Западом и Востоком будет проходить по Евфрату, причем персы сохраняют за собой всю Месопотамию, но признают независимость Египта, Финикии и южносирийских княжеств (под эгидой Филиппа, владеющего Северной Сирией).

Мир на Востоке нужен Филиппу для того, чтобы возобновить свою активность на Западе; отныне македонская политика вступает в новую фазу, где переселения народов будут важнее, чем сражения и осады. Эксперимент с выселением римлян на галльскую границу прошел удачно, теперь сходная участь постигнет всех италийских противников Филиппа – осков, бруттиев, самнитов. Новые земли ждут изгнанников в Азии, на отвоеванном у персов западном берегу Евфрата. Здесь, вдали от родины, лицом к лицу с чуждыми им персами, эти бывшие враги Филиппа вынуждены будут стать его союзниками, чтобы выжить. Тех же, кто не готов примириться с этой долей, Филипп охотно отдаст царю царей, пусть тот поселит неукротимых чужаков на северной границе своей империи, где оазисы Бактрии и Согдианы подвергаются непрерывным набегам степных кочевников.

Разумеется, Артаксеркс принимает этот дар: такой способ использования храбрых военнопленных вдали от их родины издавна в ходу у персидских царей. Не скупясь, Филипп дарит Артаксерксу и полководца для его новой армии, им станет вечно недовольный Антигон. Слишком уж он рвется к власти и независимости, пусть получит то и другое на краю персидской ойкумены в роли сатрапа Бактрии! Артаксеркс опять согласен, кажется, они с Филиппом начинают понимать и ценить друг друга.

А Филипп переносит свое внимание на Сицилию, где схлестнулись торговые интересы греков и карфагенян. Каждая из сторон хочет уничтожить конкурента, но не может добиться решающей победы. Чью сторону примет македонский владыка? Филипп уже чувствует себя гегемоном всего Средиземноморья и не хочет наносить непоправимых обид своим подданным, будь то греки или финикийцы. Конечно, надо проучить зазнавшийся Карфаген, отобрав у него сицилийские владения. Но нельзя разрушать эту торговую столицу, столь важную для вовлечения жителей Иберии и Галлии в круговорот средиземноморской экономики. Филипп только что выиграл военное столкновение с Персидской империей, теперь надо выиграть мирное состязание с царем царей, а для этого средиземноморская экономика должна сравняться с ближневосточной.

Поэтому в Сицилии Филипп сознательно применяет «стратегию ограниченных целей», уже принесшую отличные плоды в Элладе, в Италии и на Евфрате. И снова успех: карфагенские крепости на острове захвачены войсками Филиппа, составленными в основном из греков, и отданы в их распоряжение. Остров Корсику вернули этрускам, ее давним владельцам. Сардинию же карфагеняне сохраняют за собой, как и все колонии в Африке, Иберии и Галлии. Теперь, наконец, политическая карта Средиземноморья соответствует желаниям Филиппа. Однако социальная ситуация все еще далека от совершенства.

А за Евфратом творятся удивительные вещи: царь царей перенимает греческий опыт! Артаксеркс уже понял, что устойчивые успехи Филиппа объясняются его опорой на динамичные греческие полисы. Но ведь эти автономные торговые города возникли в Элладе под влиянием древней вавилонской традиции городского самоуправления! Значит, можно и нужно распространить вавилонский опыт на всю империю, включая коренные земли Ирана, города Индии и оазисы Средней Азии. Только так можно восстановить равновесие сил между двумя великими державами – Персидской и Македонской. А дальше видно будет, кто кого…

Эта смелая и продуманная инициатива Артаксеркса не ускользнула от внимания его западного соперника. Филиппу также есть над чем задуматься: долго ли македонцы сохранят свой военный контроль над многочисленными и самоуверенными греческими полисами, которые теперь процветают от Сицилии до Колхиды, от Африки до Тавриды? Не пора ли самим македонцам перенять все достижения полисной культуры и самим распространять их среди сопредельных варваров – фракийцев и иллирийцев, не передоверяя это важнейшее дело лукавым эллинам?

Пора, давно пора! Не зря Филипп поручил воспитание своего первенца мудрому греку, он хотел, чтобы его наследник взошел на трон во всеоружии македонской доблести и эллинской мудрости. Эх, Александр!.. Но мертвого не воскресить, и Филипп вынужден работать за двоих – за себя и за сына.

Не легче живется и Артаксерксу: заговоры и мятежи следуют один за другим, министры и сатрапы отправляются на плаху, но судьба хранит царя царей, как хранила великого Кира, основателя империи. Очевидно, нынешнее преображение Персидской державы также угодно светлому богу Ахурамазде…

Артаксеркс энергично убеждает себя и придворных в том, что его реформы продолжают и развивают дело Дария I – централизацию страны. Тот отобрал у сатрапов контроль над взиманием налогов в провинциях, над почтовой службой и над гарнизоном важнейших крепостей. Но Дарий передал эти функции чиновничьему аппарату молодой державы, Артаксеркс же раздает полномочия сатрапов городам старой империи, то есть он способствует ее децентрализации! Все это вызывает сильнейшее сопротивление персидской аристократии, но вольные имперские города набирают силу, и царь царей может не бояться этой силы. Горожане куда более заинтересованы в экономическом и административном единстве многоэтнической страны, чем аристократы, и они делают для могущества державы гораздо больше, чем могли бы сделать самые ревностные чиновники. Дело Артаксеркса прочно, даже смерть царя в 320 году не оборвала его реформы; раз начатый, процесс пошел своим ходом независимо от личных качеств очередных правителей Персидской империи.