Ищейки

На углу Бридж-стрит в ожидании последних новостей стоял местный журналист. Даймонд узнал паренька из «Бат кроникл». Слабовато для скандальной головоломки, над которой якобы ломал голову весь город.

– Скажите, вам поручили вести это дело, супер?

– Какое дело? – Даймонд постучал в дверь, раздраженный тем, что его назвали «супером». Галерея еще не открылась для публики, но служба охраны уже должна была находиться внутри.

– О картине Тернера. Ее украли?

– Не понимаю, о чем вы.

– Бросьте, мистер Даймонд. Я делаю свою работу, как и вы свою.

– Насколько мне известно, ничего не украдено.

– Картина все еще на месте?

– Думаю, да.

– Но вы должны относиться к этому серьезно, верно? Вас должно беспокоить, что они провернут это дело.

– Я что, выгляжу обеспокоенным?

Внутри раздался звук отодвигаемого засова. Одна из тяжелых дверей приоткрылась, и за ней промелькнуло чье-то лицо и послышалось потрескивание рации. Наконец щель увеличилась настолько, чтобы он смог войти. Репортер успел сказать что-то про сотрудничество, но Даймонд уже шагнул внутрь, и дверь с грохотом захлопнулась прямо перед носом представителя прессы.

В последний раз Даймонд бывал в этом мраморном черно-белом вестибюле еще в то времея, когда внизу располагалась библиотека. Теперь оба этажа занимала галерея, а постоянная выставка находилась наверху. Его проводили по широкой лестнице мимо каких-то сельских пейзажей, изображавших пасущихся овечек или что-то в этом роде, – ему они больше напоминали белых броненосцев или гигантских крыс. Наверно, у пейзажистов всегда были проблемы с овцами, подумал он.

Даймонд редко посещал музеи, и то, что он увидел наверху, произвело на него сильное впечатление. Сразу за лестницей открывался просторный атриум, окруженный колоннами и увенчанный легким позолоченным куполом со знаками зодиака. Галерея удивила его своими размерами. Это был один из лучших образцов викторианского стиля – длинное помещение размером с бальный зал, с прозрачной закругленной крышей и копией фриза Парфенона в натуральную величину. Окон здесь не было. Полотна в позолоченных рамах висели на темно-бордовых стенах и размещались на специальных подставках в центре зала.

– Надежно, как в Английском банке, – заметил он Джули Харгривз, которая поднялась к нему из-за столика. – Возможно, он попробует забраться через крышу, как в «Мужских разборках».

Джули уставилась на него непонимающим взглядом, и он вспомнил, что она появилась на свет позже, чем сняли этот фильм. Ему уже не в первый раз приходилось напоминать себе, что он работает с женщиной, которой чуть больше тридцати. Что совсем не мешало ей быть его первой помощницей и отличным детективом. Блестящим, как новенькая монетка. Собственный профессиональный подход к работе заставлял его забывать, что она к тому же еще и симпатична. А может, он просто постарел.

– Я про фильм, – объяснил он. – Может, видели «Топкапи»? Там такой же способ взлома… Нет? Не важно.

– На крыше всю ночь сидели двое, – заметила Джули.

– Двое наших?

Она рассмеялась:

– Надеюсь. И еще пара дежурит сейчас.

– Значит, картина пока на месте?

– Должно быть, вы хотите на нее взглянуть. – Джули повела его по галерее к одной из стоек в центре зала. – Она не такая большая, как я думала.

Прежде, чем посмотреть на полотно, он тщательно изучил крепления на стойке. Тернер был прибит к деревянной подставке с помощью гвоздей, пропущенных через металлические пластинки на обратной стороне рамы. Любой грабитель с фомкой мог запросто оторвать картину от держателя, но галереи обычно не предусматривают защиту от такого взлома. Они больше полагаются на охранные системы и надежные замки.

Что касается самой картины, она оставила его равнодушным. Какая-то мутная акварель с видом на аббатство, к тому же нарисованная под таким причудливым углом, что западный фасад казался намного выше, чем на самом деле. Даймонд часто сиживал в церковном дворике и смотрел на здание с этой стороны. Батское аббатство – живописное сооружение, но особо крупным его не назовешь. Никаких других достоинств в этом произведении он не обнаружил. Бледно-голубые и желтые цвета, широкие мазки – ничего примечательного. Все тускло и блекло, как осенний день. В нижней части картины виднелся пустой паланкин, возле которого маячили двое слуг, и еще в двух-трех местах, тщетно пытаясь оживить унылый пейзаж, темнели женские фигуры в юбках.

– Вы бы повесили такое у себя в гостиной? – спросил он Джули.

Она улыбнулась:

– Думаю, ей лучше висеть здесь, где все могут ею наслаждаться.

– Давайте начистоту. Тернер наверняка написал много прекрасных картин, но эта акварель к ним точно не относится.

Джули покачала головой:

– Я видела и похуже. Вон там висит «Мост смерти» – у меня от нее мурашки по коже. Жутко подавляет.

Даймонд сообщил девушке, что на время забрал ее у Джона Уигфула, и она просияла от удовольствия. Джули предпочитала работать с реальными людьми – даже если это означало просто допрашивать свидетелей, – а не смотреть на депрессивные полотна викторианских мастеров. Она подозвала одного из дежуривших на лестнице сержантов и попросила его присмотреть за галереей, пока не пришлют кого-нибудь ей на смену.

Глава 7

Полли Уайчирли взяла в руки чашку и спросила:

– Надеюсь, вы не против, что мы встретились здесь? Это мое любимое место. Я часто представляю, как тут сиживал милый инспектор Мегрэ.

Она позвонила неожиданно, в половине девятого утра, когда Ширли-Энн была в душе, а Берт собирался на работу. Протянув ей телефон и полотенце, он начал так ее тискать и щекотать, что она взвизгнула в знак протеста. Страшно представить, что о ней подумала мисс Уайчирли. Как бы там ни было, Полли пригласила ее на встречу в «Ле Паризьен» на Шайрс-Ярд.

Утро выдалось пасмурным, и Ширли-Энн надела свой розовый брючный костюм с узором из ягод ежевики. Он достался ей почти даром на благотворительной распродаже вместе с белым свитером из овечьей шерсти, который она носила под куртку. Полли была одета менее броско, в длинное темно-лиловое пальто. Ближе к полудню неожиданно выглянуло солнце, и они устроились под одним из полосатых зонтиков на открытой веранде. Из глубины кафе еле слышно доносилась песня «J’attendrai».

Полли была права. Этот солнечный пятачок между Милсом-стрит и Брод-стрит напоминал уголок Латинского квартала. «Ля Паризьен» и «Кафе Рене» стояли почти рядом, и официанты здесь были настоящими французами.

– Но гораздо чаще я вспоминаю Руперта Дэвиса с трубкой в зубах. Вы его, конечно, не помните, дорогуша. Вы еще слишком молоды. Это было черно-белое кино, его показывали каждый понедельник.

– Телесериал?

– Да. Там блистал жутко элегантный Ивен Солон, игравший Лукаса, его приятеля. Красавчик в белой шляпе. Просто сказка. – Полли мечтательно взглянула на дворик. – Иногда я представляла, что мы с ним женаты. – Она тряхнула головой. – Но я хотела поговорить с вами о том вечере понедельника.

– О встрече «Ищеек»?

– Да. Вам не понравилось? Мы были не в лучшей форме, и я бы не хотела, чтобы вы ушли от нас с неприятным чувством.

– Нет, что вы, я была в восторге, – заверила ее Ширли-Энн.

Но Полли пропустила ее слова мимо ушей.

– Конечно, хуже всего был Руперт со своей собакой. На самом деле он довольно милый человек, но его воротит от так называемых условностей. По его мнению, мы просто дремучие обыватели, которых надо шокировать. Само собой, это не оправдывает поведения его собаки. – Она дрожащей рукой поднесла ко рту чашку.

– Но меня это совсем не огорчило. Честное слово.

Видимо, Полли так близко к сердцу принимала дела «Ищеек», что этот инцидент задел ее лично. Но по мере того, как шла беседа и они обсуждали все новые подробности недавнего вечера, становилось ясно, что на самом деле ее беспокоило нечто большее, чем собака Руперта. Она не сразу подступила к главной теме, погрузившись в воспоминания о создании клуба в октябре 1989-го и обронив уже слышанную Ширли-Энн фразу о его покойном основателе, Томе Пэрри-Моргане: «Бедняга уже умер». Потом она стала перечислять фамилии всех участников клуба и причины, по которым они из него ушли, словно хотела доказать, что во всех их бедах виноват не только Руперт.