Страница 111 из 112
– О Твоем имени движемся!
Полки встают на позиции. Семь тысяч московских стрельцов и пеших служилых казаков по наплавному мосту переходят затянутый тиной Булак и взбираются по косогору, чтобы мимо крепости проникнуть на Арское поле. Захватив врасплох ещё в первый раз выступающих в бой пехотинцев, конные татары с визгом и воем вырываются из распахнутых настежь ворот, внезапным стремительным натиском расстраивают ряды и принуждают стрельцов отступить, однако юные воеводы Шемякин и Троекуров умелой командой и личным мужеством останавливают с непривычки дрогнувшее пешее воинство, и русская пехота, утверждая свое преимущество перед воинственной, но беспорядочно скачущей конницей, Иоанном предвиденное, встает грудью, выставив перед собой бердыши, отчего татарские кони, страшась самого вида ощетиненного железа, уносят растерявшихся всадников вспять, и стрельцы дают залп в беззащитные спины татар, бьют и колют бегущих, берут пленных, преследуют неприятеля до самого города и одерживают полную победу в этой непродолжительной стычке, первую победу русской пехоты, причем Иоанн, точно желая испытать свое детище, не дает приказа о помощи, и ни один из полков на этот раз не нарушает повеленья своего государя.
Победа явная, победа славная одушевляет всё московское воинство, однако воодушевление длится недолго. Двадцать четвертого августа разражается свирепая буря. Вихри ветра раздирают и уносят шатры воевод, в их числе и узорчатый царский шатер, высокие волны бьют и топят ладьи, не успевшие разгрузиться у пристаней, и запасы провианта и пороха попадают на дно. Леденящий ужас поражает суеверных воевод и служилых людей. Им грезится неминуемая голодная смерть. Все охвачены убеждением, что необходимо, минуты не медля, осаду снимать и, пока хищный голод не начал забирать свои бессильные жертвы, скорым шагом бежать по домам.
Перед лицом этого нового бедствия Иоанн оказывается абсолютно один. Даже если бы он захотел посоветоваться, спросить совета решительно не у кого. Сильвестр отсутствует, занятый службой в Москве. Как показал полный провал двух важных поездок в Казань, Адашев мало что смыслит как в дипломатических, так и в военных делах. Противодействие и непорядки в Коломне не могли не представить ему со всей очевидностью, что Андрей Курбский, воевода пока что третьего или четвертого ранга, скорее встанет на сторону перепуганных воевод, чем воспротивится им. Владимир Старицкий по своей ограниченности, по характеру пассивному, подверженному любым посторонним влияниям не годен ни на какие советы.
Да Иоанн, недоверчивый, скрытный, малообщительный, если и спрашивает совета, то лишь уважая обычай, идущий от дедов и прадедов, лишь ради соблюдения необходимых приличий, в действительности никакие советы ему не нужны. Он дает знать полкам, что его повелением припасы движутся из Свияжска, из волжских городов, из Москвы, что вместе с припасами спустят вниз столько теплой одежды, что её достанет на каждого воина, прибавляет, что, если понадобится, он намерен здесь зимовать, сам в эти критические дни и часы не сходит с коня, днем и при свете факелов ночью появляется под стенами крепости, знакомится с местностью, дает указания, где удобнее возводить осадные укрепления, ещё не знакомые и служилым людям и воеводам, и полки успокаиваются, осадные работы не прекращаются ни на день, ни на час, ставят пушки, защищая их турами или тыном из приготовленных его повелением бревен, пехотинцы из московских стрельцов и служилых казаков впервые отрывают нечто вроде окопов, чтобы из этих укрытий вести прицельный огонь по врагу, и казанская крепость вскоре берется в кольцо.
Столь необыкновенная тактика русских тревожит татар. До этого дня татары и русские действовали всегда одинаково: налетали на облюбованный город врасплох, сжигали и грабили пригороды, пробовали захватить крепость наскоком и при первой же неудаче стремительно отскакивали назад, уводя полон и добычу. И вот плотная цепь укреплений показывает татарам, что русские на этот раз не собираются уходить, и татары пытаются дружными вылазками сбить укрепления, крепко надеясь на то, что лихая беда рассосется как-нибудь мило и славно, как встарь: они выбросят из крепости плотную конную массу, русские бросятся скопом рубиться, расстроят ряды, каждый сам по себе, и в этом месиве поединков и стычек татары, сильные организацией, дисциплиной, одержат очередную победу, и русские уйдут, как пришли, как уходили всегда.
Двадцать пятого августа, когда московские стрельцы Шемякина и Троекурова передвигаются по Арскому полю к Казанке, чтобы отрезать город от луговых черемис, ещё верных казанским татарам, соединиться там с полком правой руки и возвести укрепления как можно ближе к стене, татары снова делают вылазку, но Иоанн, уже наученный опытом первой схватки стрелецкой пехоты и конных татар, тотчас бросает на помощь передовой полк князя Хилкова, благодаря своевременному вмешательству твердость пехоты соединяется с сильным натиском конницы, на этот раз все-таки сплоченной в десятки и сотни, и татары, по выражению русских, втоптаны в город, оставив на месте боя убитых и раненых. Очередная удача предоставляет возможность московским стрельцам окопать себя рвом, а служилым казакам засесть в так называемой Даировой башне, тогда как сторожевой полк и полк левой руки под покровом ночной темноты беспрепятственно ставят туры и пушки.
Изумленные татары молчат целый день и не делают вылазок, по всей вероятности, не представляя себе, что делать с новой тактикой русских. Перед вечером воины царского и большого полков, под прикрытием конницы Ивана Мстиславского, втесняются в пространство между Булаком и Арским полем, чтобы утвердить туры и выставить пушки, своими действиями окончательно замкнув кольцо окружения. Смысл происшедшего не укрывается от татар. Татарская конница с диким воем бросается в бой, в сопровождении спешенных всадников, должно быть, соблазненные примером уже показавших себя московских стрельцов, хотя спешенные всадники далеко ещё не пехота. Московские стрельцы при поддержке служилых казаков отбивают, как и вчера, все наскоки и конных и пеших татар и шаг за шагом неуклонно продвигаются к цели, а конница Ивана Мстиславского довершает разгром, так что мосты перед башенными воротами сплошь покрываются татарскими трупами. Пехота утверждается на валу и до самой ночи стреляет по крепости, пока ставят туры и пушки, затем отходит и закапывается в землю под турами, что делает её неуязвимой для конницы. Несмотря на большие потери, татары всю ночь делают вылазки, не давая русским покоя, бьются копьями и мечами, бьются грудь в грудь, стремясь очистить выход из крепости, не давая русским передохнуть. Иоанн то и дело высылает к месту боя своих воевод для ободрения служилых людей, сам без устали молится в церкви, громко каясь в своих прегрешениях, которые ведомы Господу, испрашивая милость Его, в одной его милости полагая залог победы христианства над мусульманством, а утром, когда бой затихает, велит всем полкам громко петь благодарственные молебны.
Днем, когда воины ещё отдыхают после ратных трудов, пушкари начинают беспрестанный обстрел укреплений, открывая тем самым правильную осаду. Татары отвечают мелкими вылазками, однако их без труда отбивают. Кажется, что участь Казани уже решена, остается только набраться терпения и отличиться мужеством в решающем приступе.
Однако упрямый, решительный Едигер Магмет недаром выучен на славном примере Батыя и Чингис-хана, как Иоанн учится на славном примере Владимира Мономаха. Он применяет испытанный прием тех замечательных полководцев, которые вознесли власть кочевого татарского племени над земледельцами и ремесленниками Центральной Азии и Русской земли: ударить в спину внезапно и сильно, чтобы перепугать и рассеять застигнутого врасплох уже почуявшего победу врага. На другой день из Арского леса вылетает свежая конница Япанчи и сминает стражу передового полка. Но что-то не то уже завелось в московских войсках, передовой полк держится стойко и обороняет свой стан, обнесенный Тарасами и потому трудно доступный конным татарам. На подмогу передовому полку Иоанн направляет отряды Пронского, Мстиславского, Оболенского и сам, верхом возглавив свой полк, устремляет на Япанчу. Русские несут большие потери не только среди служилых людей, но и среди воевод, но всё же отбивают татар, и потрепанный Япанча вновь укрывается в Арском лесу.