Точка возгорания

— Она приковала мужчину наручниками к рулю его автомобиля, облила бензином и подожгла. Вот так, сэр.

Рэй Бен как-то сразу обмяк в своем кресле. А поджавшую губы Марту Адамс словно ветром отбросило на спинку дивана. По щекам у нее покатились крупные слезы. Чтобы утереть их, она достала из выреза своего синего платья помятую салфетку.

— Когда вы в последний раз говорили с Сельмой? — Голос Сэма звучал спокойно и вежливо.

Рэй Бен откашлялся.

— Послушай, мамочка, а может, нам лучше не болтать с этими ребятами? Ведь мы не обязаны им все выкладывать.

Марта Адамс положила ему на колено руку.

— Мы сделаем все, что от нас угодно Богу, Рэй Бен. Она давно не живет с нами, но мы были к этому готовы.

Рэй Бен с трудом проглотил комок в горле и сделал еще одну глубокую затяжку. Сонора устала, от табачного дыма у нее появилась резь в глазах. Она вспомнила о детях — Стюарт приглядит за ними, так что, можно считать, все в порядке.

— Что бы вы хотели узнать? — спросила Марта Адамс.

— Просто расскажите нам о ней, — попросил Сэм. — Все, что сочтете нужным.

Марта Адамс задумчиво повертела пуговицу на своем платье, затем извинилась и, аккуратно высморкавшись, начала свой рассказ.

Сельма появилась в их семье, когда ей было всего пять лет и у нее не было ничего, кроме куклы-младенца с закрывающимися глазками, исполняющей «Колыбельную» Брамса, и запачканной сажей пижамы, которая была на ней в ту ночь, когда пожарный вытащил ее из горящей кровати. Родители — сестра Марты, Крисси, и ее муж Бернард — погибли, задохнувшись в огне.

Это был очень подозрительный пожар. Начался он в гостиной. Тогда было много разговоров о том, будто это маленькая Сельма играла со спичками, но окончательный вывод экспертизы гласил, что причиной пожара стала забытая на диване горящая сигарета. Отец Сельмы много курил.

Любопытно, что та кукла, с которой Сельму спасли, сильно закоптилась от дыма, но когда девочке предложили отмыть ее или купить новую, та категорически отказалась. Ее оставили в покое, и закопченная кукла осталась любимой игрушкой Сельмы на всю жизнь.

В первый год своего пребывания в их доме она ни разу не улыбнулась и даже не заговорила. Они относили это на счет перенесенного потрясения. Сельма росла умным и воспитанным ребенком. Ее родители, в особенности Бернард, были «йаппи» (это слово Марта произнесла почему-то сдавленным шепотом), и, когда Сельме было всего три года, они отдали ее в специальную школу, где преподавали по системе Монтессури.

Спустя год она начала потихоньку разговаривать, хотя Марта с Реем не предпринимали для этого особых усилий, так как в свое время их предупредили, что делать этого не следует. Однако улыбка к ней так и не вернулась.

Она оказалась трудным ребенком. И чрезвычайно эгоистичным.

— Мне неприятно об этом говорить, — воскликнула Марта, — но так оно и было!

Сельма ни за что не хотела ничем делиться, хотя у Марты и Рэй Бена, кроме нее, было пятеро собственных детей, которых они всегда приучали делиться друг с другом. Ей нравилось все показушно-красивое, пусть даже и не имевшее особой ценности. Было невозможно угадать, что именно привлечет ее внимание в следующее мгновение. Но если ее глаз за что-то все-таки цеплялся, то это обязательно перекочевывало в ее сокровищницу. Часто она даже зарывала эти вещи в землю, забывая при этом, где именно, и перекапывала потом весь двор, пытаясь их найти.

Ее просто гипнотизировали любые отражающие поверхности — зеркала, стекла и даже вода, например в лужах или озерцах. Сельма могла часами просиживать у реки, без единого движения. Но зато она не любила океан.

— Волны пугали ее. Как-то раз мы поехали в Миртл-Бич, и она отказалась войти в воду, сказав, что море слишком громко шумит и что в нем слишком много воды, — сказала Марта Адамс, взглянув на Рэй Бена.

Тот кивнул в подтверждение ее слов.

Нет, она почти не общалась с другими детьми. Те ее просто не интересовали. Она предпочитала собственную компанию и могла часами играть в полном одиночестве, перебирая свои сокровища.

Куклы? О да, кукол она любила. Она могла заорать во весь голос, если кто-нибудь невзначай прикасался к одной из них. Как-то Рэй Бен починил ей одну — у них вечно отваливались ручки и ножки, — так Сельме это совсем не понравилось. Ее совсем не заботили утраченные конечности. Не то что собственные дочери Марты, которые чуть не умирали с горя, если у их Барби нечаянно отрывалась ножка или ручка.

— Иногда, — вступил вдруг в разговор Рэй Бен, — она специально калечила кукол, принадлежавших другим девочкам. И тем приходилось отдавать их ей.

— Откуда тебе это известно? — спросила Марта.

— Как-то раз я наблюдал это собственными глазами.

Нет, нет, хотя сарай и загорелся через несколько лет после того, как Сельма появилась в их доме, никто не заподозрил ее в поджоге — ведь ей тогда еще не было и семи. Но пожар действительно был ужасным — сгорели дойная корова и коза, а также весь урожай табака.

После этого пожара дети плакали несколько недель подряд, переживая за погибших животных. Все, кроме Сельмы. В здравом уме она никогда не плакала.

Они пытались приобщить ее к религии. Специально ради Сельмы их несколько раз навещал староста местной баптистской общины. Но она отвечала на его заботу черной неблагодарностью. Их община собиралась по вечерам в среду, а также в воскресенье утром и вечером. Они всегда благодарили Бога за хлеб свой насущный, а по вечерам, после ужина, читали Библию.

Но в душе мисс Сельмы-Волшебный Пирог это так и не вызвало никакого отзыва.

Сонора с Сэмом переглянулись — в словах Марты Адамс «мисс Сельма-Волшебный Пирог» им обоим послышалось нескрываемое раздражение.

— Это было ее прозвище? — осторожно поинтересовался у нее Сэм.

Марта Адамс рассмеялась, но глаза ее оставались ледяными.

— Помнится, мы действительно стали ее так называть спустя несколько лет после того, как она появилась у нас. У многих детей есть прозвища.

— А какой она была в подростковом возрасте? — спросила Сонора.

Рэй Бен раздраженно раздавил сигарету.

— Она была чудовищем, вот какой она была.

— Постой, Рэй…

— Ты просила сказать правду. Вот я и говорю правду.

Марта задумчиво посмотрела на стену и вздохнула:

— Да, те годы и вправду были нелегкими.

— Нелегкими — не то слово. Она начала выпивать и курить, наотрез отказалась ходить с нами в церковь по воскресеньям и уже якшалась с парнями, когда ей еще не было и тринадцати.

У Марты Адамс покраснело лицо.

— Рэй Бен…

— Но ведь это все — истинная правда. Мы ведь застукали ее тогда, не помнишь разве?

— Ну, положим, не с парнями. Там был только один парень, — заметила Марта, потупив взгляд. — Просто удивительно, как она вообще тогда не забеременела. Но правда заключается в том, что, несмотря на наказание, то, чем она занималась, доставляло ей истинное удовольствие. Она была просто маленькой потаскушкой.

— А когда Сельма ушла из дома?

Марта возмущенно фыркнула:

— Через два месяца после того, как ей исполнилось пятнадцать, она вышла из дома и направилась куда-то по этой дороге. С тех пор мы ее больше не видели.

Рэй Бен потряс головой:

— Она ни разу нам не позвонила и не написала, даже открытку не прислала. И с тех пор мы ничего о ней не слышали.

— Вы удочерили ее официально? — спросила Сонора.

— Мы все время собирались это сделать, но так и не выбрали время. Однако она всегда числилась под фамилией Адамс, как и другие наши дети.

— А как давно все это случилось? — полюбопытствовала Сонора.

— Когда она ушла из дома? Это было, черт побери, одиннадцать лет назад. Кажется, в ноябре, потому что было уже довольно холодно, а она ушла без пальто. Набросила только свою старую джинсовую куртку и взяла с собой любимую куклу, — ответила Марта.

— А еще она прихватила деньги из моей тумбочки, твои лучшие серьги и пистолет Джестера, — поделился своими не самыми приятными воспоминаниями Рэй Бен.