Страница 22 из 99
Роберт наконец попрощался с Ханни.
— У нас все еще много времени, — с улыбкой сказал он Лене. Она спросила:
— Кто эта женщина?
— Ханни. Жена Рихарда Хагена.
— С коссинского завода?
— Да. Мы с ним еще мальчишками гоняли мяч во дворе.
Когда он первый раз был здесь, этот Рихард Хаген, думала Лена, Роберт вернулся с собрания в полном отчаянии. Почему, я и сама не знаю. Может быть, один что-то проглядел в другом? Зато, когда пришло письмо от Рихарда Хагена, как же он был счастлив!
— Дома я все тебе расскажу, — добавил Роберт.
Впервые он сказал «дома» о том месте, где им предстояло жить. Они еще довольно долго прождали поезда.
После праздничных дней в Рейфенберге Лина была уверена, что Томас с вокзала пойдет к ней. Однако он наскоро попрощался и пошел к Эндерсам.
Он постарался войти как можно тише. Но Тони еще не спала и выскочила в прихожую.
— Хочешь есть? — спросила она. — У нас кое-что осталось от ужина, я тебе сейчас разогрею.
— Спасибо. Мы поужинали в Рейфенберге.
— Ты ни за что не угадаешь, кто здесь был, — продолжала Тони, — Роберт, Роберт Лозе. Ты только представь себе, он забрал Лену с дочкой, и они уехали. Мне это рассказала Элла. К нам он даже не зашел.
К вящему удивлению Тони, Томас ограничился кратким:
— Ну что ж! — Его не удивило, что Роберт наконец-то приехал за женщиной, которой ему так недоставало, и что для друзей у него уже не нашлось времени. Тони посмотрела на него широко открытыми глазами, потом сказала:
— Спокойной ночи, Томас. — И ушла к себе.
3
В январе тысяча девятьсот пятьдесят третьего Лина начала учиться в профсоюзной школе, а Томас — слушать вечерние лекции профессора Винкельфрида на эльбском заводе.
Была какая-то материнская заботливость в опасениях Лины, что Томас проводит слишком много времени с Хейнцем Кёлером, он ведь вместе с ним ездил по вечерам на лекции Винкельфрида. Дурацкие вопросы и бесполезные сомнения Кёлера могли заразить ее умного, открытого и добросердечного мальчика, а ее, Лины, не было рядом, чтобы вправить ему мозги. Она забывала, что совсем еще недавно сама ни в чем не умела разобраться. Теперешний ее мир был неопровержим. Ничего нельзя было в нем опрокинуть, ни в чем усомниться. А вопросы для Лины были равносильны сомнениям.
Но она напрасно тревожилась. Если Томас и ездил иногда с Хейнцем на его мотоцикле — подарок брата, — то обоим парням, собственно, некогда было и словом перекинуться, а по дороге ветер проглатывал даже самый звук голоса.
Обратно Хейнц часто уезжал один, когда Томас на часок-другой оставался в библиотеке. Свет там горел, покуда кто-нибудь в нем нуждался. Иногда это был сам Винкельфрид. Большая библиотека непрерывно расширялась. Она принадлежала не производственной школе, с которой находилась в одном здании, но специальному институту, пользовались ею также и студенты Высшего технического училища в Гранитце.
Бютнер, ассистент Берндта, мечтал когда-то о таком институте. Проект, им предложенный, был одобрен, но так и не осуществлен. Разочарование явилось одной из причин, толкнувших Бютнера перебраться на Запад. В это время в Берлине как раз было решено вновь открыть и расширить институт, уже ранее существовавший при эльбском заводе и возглавляемый Винкельфридом.
Никогда еще Томас не жил в такой гуще книг и новых знаний. То, что он изучал по специальности, не столько по совету Винкельфрида, сколько Ридля, толкало его в смежные области, которые в свою очередь были лишь станциями на пути к главному в новом материале. Случалось, он бывал и опьянен и растерян.
Если библиотека была закрыта, он читал на вокзале в скудно освещенном зале ожидания, собственно в бараке, где дуло из всех щелей. Чтобы поспеть к утренней смене, он пользовался узкоколейкой Эльбский завод — Коссин. А вернувшись с работы, валился на кровать и засыпал так быстро, что даже не замечал своего нового соседа по комнате.
Если же у него в Коссине выбирался часок-другой, он читал и записывал в кухне, когда все спали. Тони приметила узенькую полоску света, выбивавшуюся из-под двери. И радовалась, засыпая. Она делила комнату с теткой Лидией, которая, долго и напрасно прождав мужа, младшего Эндерса, осталась жить у них. Ох, как она была болтлива, эта Лидия. Но Тони негде было выбрать себе уголок. Томас и Роберт жили в чулане под лестницей. Но теперь старая площадка, уцелевшая после бомбежки, сделалась частью новой лестничной клетки. Кухня из-за этого сильно уменьшилась, о том, чтобы выгородить там местечко, нечего было и думать.
Однажды поздним вечером, когда Томас снова сидел на станции узкоколейки, силясь использовать скудное время и не менее скудный свет, с ним заговорил старый железнодорожник по фамилии Герлих. Он сказал, что, если Томас этого хочет, он, Герлих, может время от времени предоставлять ему ночлег. Его сын вдруг снялся с места и уехал с женой и ребенком работать на новый завод имени Фите Шульце. До сих пор они жили довольно тесно, не говоря уж о том, что лучшую комнату он и его жена предоставили молодой чете. А малыш спал на раскладушке в чулане. Вот это-то спальное место он и предлагает Томасу. Кофе он тоже может получать у них, не настоящий, конечно, но зато горячий.
Томас принял это предложение. Фрау Герлих была довольна, что у нее есть постоялец.
— Мой сын уехал на завод Фите Шульце. Не сидится ему на месте. — Томас ее успокаивал. Его лучший друг тоже там работает, инструктором в производственной школе.
Хотя он доплачивал сущие пустяки за свет да еще иной раз за кофе — впрочем, старику этих денег хватало на сигареты, — Герлихи огорчались, когда он не приходил. Но между собой все равно лишь изредка словом перекидывались.
Хейнц Кёлер заглянул в чулан — в ногах раскладушки стоял стул, раскладушка ведь была детская. Верхнего света в чулане не было, зато имелась настольная лампа. Железнодорожник с помощью Томаса провел туда электричество.
— Вот тебе и опять повезло.
— Почему повезло? И почему опять?
— Тебе все само в руки дается, — отвечал Хейнц.
— Как так?
— Ты всегда способен сделать то, за что взялся. Но видишь ли, быть способным — это значит не только иметь способность усвоить то или иное; это прежде всего значит уметь пробиваться в жизни. Ридль рекомендовал нас Винкельфриду. Мы наконец-то учимся, правда, довольно далеко от Коссина, но это еще с полбеды. Случайно у меня имеется мотоцикл, случайно тебе подвернулся этот ночлег, не то тебе пришлось бы круто. Ты человек от природы достаточно сильный, и все же у тебя иной раз глаза слипаются. У другого, послабей, они слипаются весь день напролет.
— Ну хватит, — прервал его Томас, — а то выспаться не успеешь. Ты словно волчок закрутил, смотри, как бы не перекрутить. Разумеется, все это, вместе взятое, называется способностями — не только изучать металлургию, и математику, и черчение, но и пробиваться в жизни. Герлихи охотно переуступят тебе эту раскладушку.
Хейнц рассмеялся, сказал:
— Не надо, не надо, — и, все еще смеясь, добавил: — Твое ложе не так уж роскошно. Доброй ночи.
4
После занятий профессор Винкельфрид передал Томасу журнал для Ридля. В нем имелась статья, которую Ридлю обязательно надо прочитать. Поэтому Томас прямо с вокзала отправился в поселок. Сегодня и Лина была в Коссине, он радовался предстоящему вечеру.
Ему открыла старая фрау Ридль. Сын должен вернуться с минуты на минуту.
— Мне не обязательно его видеть, я должен только журнал передать.
Маленький Эрни показал Томасу игрушку, с которой сейчас возился. Томас сел на пол и взял в руки паровоз. Эрни пыхтел и топал ногами, был одновременно пассажиром и локомотивом.
Томас уже собирался уходить, когда подъехала машина, послышались голоса Ридля и Цибулки. Ридль всегда первым делом заходил к сыну. Он уже повернул ручку двери, но, видно, Цибулка сказал ему что-то важное, потому что Ридль вдруг отпустил ручку. В соседней комнате раздался его громкий и взволнованный голос: