Смерть под Рождество

Падая, она инстинктивно выставила перед собой руки, но все равно удар о мостовую был сильным. Несколько мгновений она сидела, ошеломленная, не в состоянии понять, что происходит. Понять это ей так и не было суждено. Она посмотрела на искореженный велосипед у своих ног. У нее были разбиты руки и губы, рот полон крови. Наконец, подняв с трудом голову, Лиза посмотрела вверх. Камень. Тяжелый камень, величиной с кулак, ударил ей точно в лоб. Посередине.

Странно, но она почти ничего не почувствовала — просто упала навзничь, широко разбросав в стороны ноги, а руки в перчатках все пытались ослабить на шее шарф. Последнее, что увидела Лиза Стилвелл, были глаза, смотревшие на нее сверху. Эти глаза ее ненавидели. Очень.

Еще раньше боли появились огоньки. Не очень яркие, но какие-то настырные. С пугающим напором они замелькали перед ее глазами. Они напоминали ей что-то, эти огоньки, но Лиза забыла что. Наконец вспомнила, и ей стало немного легче! Они напоминали голубей на Трафальгарской площади.

Глава третья

Даниел Хэлфорд прибыл уже, когда вечеринка начала выходить из-под контроля. Он припарковал свой голубой «форд» на одной линии с другими машинами, в полумраке похожими на гигантских жуков. Они стояли у тротуара, плотно прижатые бампер к бамперу. Из неплотно прикрытых окон на тихую лондонскую улицу вырывались шум голосов и музыка. «Полиция веселится вовсю», — невесело подумал Хэлфорд и, не став звонить, открыл дверь.

Тесная гостиная была сейчас набита до отказа. Видно, весь отдел уголовного розыска Скотланд-Ярда в полном составе посетил одну из самых знаменитых костюмированных вечеринок Мауры.

— Даниел! — В его грудь уперся бокал с коктейлем, а держала этот бокал рука с маникюром нежного персикового цвета.

Хэлфорд схватил бокал, а вместе с ним и руку. Это была рука Мауры Рамсден. На левом ее плече красовалась маска эффектной блондинки с конским хвостиком сзади и огромными голубыми глазами.

— Я не ожидала, что ты придешь!

Маура говорила громко, почти кричала. Правда, сию минуту в этом не было особой необходимости — сейчас звучала тихая, спокойная мелодия. Хэлфорд улыбнулся. Те, кто видел Мауру только за работой, вряд ли бы поверили, что сейчас перед ними та самая сдержанная, хладнокровная Рамсден, отличный детектив, каких еще поискать. Она была его детектив, и ни с кем другим Хэлфорд работать не соглашался ни за какие коврижки. Вне службы Маура позволяла себе немного расслабиться.

— Как я мог пропустить такое выдающееся событие, как предрождественский карнавал Мауры! Тем более, что ты пригласила коллег-американцев. Сколько их сейчас здесь? Наверное, человек шестьдесят, не меньше. Кстати, а кто ты?

— Не узнал? Это же из ТВ «Пэтти Дюк шоу». Я Кэти, а это, — она покосилась на левое плечо, — Пэтти. Мы, знаешь ли, очень любим рок-н-ролл.

Она раздвинула полы его пальто и внимательно всмотрелась в темно-синие брюки, белую рубашку и темный галстук.

— Вот это маскарадный костюм так костюм! Вот это я понимаю! Молодец, старший инспектор! И кем же ты предполагаешь быть?

Хэлфорд притворно нахмурился.

— Что, тоже не узнала? Дик Ван Дайк[4].

Маура собиралась что-то ответить, но тут появился некто босой, в хламиде, подпоясанной веревкой. Он загадочно улыбался. Увидев его, Хэлфорд расхохотался.

— Погоди, погоди, ничего не говори, я сам догадаюсь. Джетро Бодин?

Человек в хламиде не спеша достал из бокового кармана соломинку и принялся ее жевать.

— Не стоит напрягаться, все равно не догадаешься, — сухо произнес он.

— Сдаюсь, Джеффри. — Хэлфорд поднял вверх руки. — А теперь ладно прикидываться, рассказывай, как жизнь.

Джеффри Берк был сейчас так же мало похож на знаменитого профессора Лондонского института экономики, как и его жена Маура на детектива Скотланд-Ярда. Долговязый Берк был любимцем института и его гордостью. В свои тридцать три года он уже был автором двух монографий по совершенствованию восточноевропейской рыночной системы и занимал пост советника премьер-министра по экономике. Хэлфорд посмотрел на потертые джинсы профессора. Несомненно, Маура Рамсден и Джеффри Берк были лучшей и самой необычной парой из всех, какие он знал.

— Все в порядке, Даниел. — Джеффри отшвырнул соломинку. — Развлекаюсь, наблюдая за американцами. Они просто прелесть. Нет, знаешь, что я тебе скажу: страна, подарившая миру «Унесенные ветром» и «Серенаду солнечной долины», кое-что да значит. Про нее не скажешь, что это культурная пустыня. Ни в коем случае. А ты как считаешь? К тому же я очень люблю свою американскую тещу.

Джеффри постоянно иронизировал — разумеется, добродушно — насчет американцев. Это было в их прочной семье дежурным блюдом. Мать Мауры Хэлфорд видел лишь однажды, когда был у нее в гостях в Кенсингтоне. Напротив него сидела пожилая дама, глаза красивые, умные. Стол был сервирован хавлендским фарфором[5]. В общем, миссис Рамсден произвела на Хэлфорда приятное впечатление. С отцом Мауры она познакомилась в 1963 году во время одной из деловых поездок в Лондон и с тех пор уже больше тридцати лет живет в Британии. За это время она превратилась в настоящую английскую леди, правда, несколько эмоциональную. В Мауре в равных пропорциях смешались американский энтузиазм и напористость матери с британской бесстрастностью отца.

Снова включили что-то быстрое, шумное, и пол от топота многих ног угрожающе задрожал.

— Ну что ты загрустил, Даниел? Лучше бы сбрил усы, они тебя старят. — Маура постучала кулачком по его груди.

Хэлфорд тщательно пригладил усы.

— Выдумала! Да ни за что.

Маура наморщила нос.

— Послушай, где-то здесь танцует моя приятельница. Она очень хочет с тобой познакомиться. Говорит, что где-то тебя видела. Такой стройный, высокий, темноволосый и… так насмешливо смотрит на окружающих. Я сразу поняла, что она говорила о тебе.

— Нет, Маура, спасибо, — поморщился Хэлфорд. — Не надо меня никому представлять. Хочешь, я расскажу, что было в последний раз, когда ты познакомила меня с какой-то тоже вроде бы своей приятельницей или просто знакомой? Я провел очаровательный вечер в компании невероятно тощей нигилистки. Весь вечер она цитировала Элена Гинсберга. Постоянно. Я чуть пудингом не подавился. В конце она открыла мне свою заветную мечту — заняться любовью под скульптурой Питера Пэна в Гайд-парке. Так что из списка свах я тебя вычеркиваю. Ладно, пойду пройдусь.

Он хлопнул Джеффри по плечу и стал протискиваться сквозь толпу. Немного спустя остановился и осушил наконец свой бокал. Ему стукнуло уже тридцать семь, то есть он был на десять лет старше Мауры. Подумать только, на десять лет.

Хэлфорд стоял, раздумывая, не подняться ли наверх, как встретился взглядом с Джеффри. Тот, высоко подняв руку, махал трубкой радиотелефона. Хэлфорд вопросительно поднял брови. Джеффри пожал плечами и улыбнулся. Просто замечательно! Не успеешь куда-нибудь прийти, как тут же начинаются звонки. Хэлфорд миновал несколько хохочущих и причудливо одетых гостей и взял трубку.

— Мне жаль беспокоить вас в такое время. Хэлфорд. — Из динамиков тучная Этта Джонс возвещала о том, как грустно одной ночью в постели без любимого, и возвещала оглушительно, поэтому голос начальника отдела Овена Чендлера был едва слышен. — Я знаю, что на вечеринках у Мауры для вас каждая минута дорога, тем более, что там, наверное, сейчас собрались все самые блестящие молодые офицеры нашего отдела.

— Совершенно верно, сэр. Мы здесь отлично развлекаемся. Вы звоните дать нам пару советов?

— Если бы так! Нет, дорогой, я звоню, потому что мы имеем происшествие. В Хэмпшире.

В горле у Даниела сразу пересохло.

— В Хэмпшире?

— В Фезербридже, если быть совсем точным. Хэмпширское управление полиции обратилось к нам с просьбой провести расследование убийства молодой девушки. Ее нашли в субботу. Вначале в полиции решили, что это несчастный случай, но предварительная экспертиза показала обратное. Короче, три дня потеряно, но все равно вам придется взять это дело.

4

Известный сыщик, персонаж многих детективных романов, модных в 40-е годы.

5

По имени Дэвида Хавленда, американца, основавшего в 1839 г. во Франции производство фарфоровой посуды. Изделия из Хавлендского фарфора являются достаточно редкими и стоят дорого.