Поцелуй обмана

– Что за неслух этот Энцо – и ведь способный парень, но уж такой ленивый, ему бы только спать целый день. Весь в своего малахольного папашу. Но мы с Гвинет его воспитываем. Выправится. А то ведь помощников нынче днем с огнем не найти.

Следом за ней мы поднялись по щербатым каменным ступенькам, вырубленным в скале прямо за постоялым двором, а потом спустились по извилистой, устланной листьями тропке к темному дому, стоявшему поодаль. Сразу за ним начинался лес. Берди взмахом указала на большую металлическую бочку, стоявшую на сложенном из кирпичей очаге.

– Он хотя бы не забывает поддерживать огонь, чтобы гости могли помыться в горячей воде, а вам это сейчас нужнее всего, с дороги-то.

Я услышала доносящееся откуда-то из лесу нежное журчание и вспомнила ручей, который описывала Паулина. На его берегах она резвилась и играла с матерью, бросая камушки в прозрачную воду.

Берди отвела нас в дом, извинилась за пыль и беспорядок, объяснив, что протекает крыша, так что комната сдается в крайних случаях, при наплыве постояльцев – а сейчас как раз такой случай. Постоялый двор полон, остается только сарай. Берди зажгла светильник и вытащила из угла на середину комнаты большую медную лохань. Подолом передника она утерла пот со лба – впервые выдав свою усталость.

– Ну, что же за неприятности у вас, таких молоденьких? – внимательный глаз ощупал наши животы. – Уж не от парней ли?

Паулина вспыхнула.

– Нет, Амита, ничего подобного. Да это и не неприятность, вообще-то. Во всяком случае, ничего страшного.

– Собственно говоря, неприятность у меня, – я выступила вперед и впервые подала голос. – А Паулина мне помогает.

– О. Надо же, ты все-таки умеешь говорить.

– Может, вам лучше присесть…

– Давай, Лия. Лия, верно? Говори смелее – чего я только не слыхала на своем веку.

Берди присела на край лохани, с ведром в руке, готовая услышать мои скорые объяснения. Я решила дать их ей.

– Все верно, Лия. Принцесса Арабелла Селестина Идрис Джезелия, Первая дочь дома Морриган, если быть точной.

– Ее королевское высочество, – пискнула Паулина.

– Была ее королевским высочеством, – поправила я.

Берди склонила голову набок, словно не была уверена, что расслышала правильно. Потом краска сбежала с ее лица. Не сводя с меня глаз, она нащупала кроватный столбик и грузно опустилась на матрас.

– Что все это значит?

Мы с Паулиной принялись сбивчиво рассказывать. Берди не произнесла ни слова, что, как мне показалось, было ей несвойственно, и было заметно, как от ее молчания усиливается тревога Паулины.

Когда все было сказано, я шагнула к Берди.

– Мы уверены, погони за нами не было. Я немного умею заметать следы. Мой брат – опытный лазутчик в королевской гвардии. Но если мое присутствие доставляет вам неудобства, я уйду.

Берди продолжала сидеть молча, как будто пытаясь до конца осознать услышанное, одна ее бровь вопросительно выгнулась. Наконец, женщина поднялась.

– Прялки-моталки, да уж конечно, ваше присутствие доставляет мне неудобство! Но разве я сказала хоть слово о том, что вам надо уйти? Вы останетесь, прямо в этой комнате. Обе. Но я не могу обещать…

Я оборвала ее на полуслове, догадавшись, о чем пойдет речь.

– Мне не нужно никакого особого внимания. Я пришла сюда, потому что хотела настоящей жизни. А это подразумевает, что я собираюсь зарабатывать на жизнь, сама. Дайте мне любую работу, я с радостью возьмусь за нее.

Берди кивнула.

– Это мы обсудим позже. А сейчас вам обеим нужно искупаться и поесть. – Она поморщилась. – Именно в таком порядке.

– Еще одно, – я расстегнула рубашку и, повернувшись, спустила ее до пояса. При виде моей изысканной свадебной кавы Берди сдавленно ахнула. – Мне нужно вывести это со спины как можно скорее.

Я услышала сзади шаги и почувствовала осторожное прикосновение.

– Обычные кавы держатся две-три недели, но такая… это может занять больше времени.

– Они пригласили лучших мастеров и использовали лучшие красители.

– Нужно каждый день принимать ванну, – посоветовала Берди. – А я дам тебе жесткую щетку и хорошее мыло.

Я поблагодарила ее и натянула рубашку. Обнявшись с Берди на прощание, Паулина затворила дверь и подняла ведро с пола.

– Вначале вы, ваше высочество…

– Прекрати! – Я вырвала у нее ведро. – С этого дня я больше не «ваше высочество». Эта часть моей жизни ушла навеки. Отныне я просто Лия, и ты говоришь мне «ты». Ты поняла, Паулина?

Наши глаза встретились. Вот оно. Мы обе поняли, что сейчас задуманный нами план начал приходить в действие. На этот план мы обе возлагали надежды, но никогда до конца не верили, что сможем его осуществить. И вот – свершилось. Паулина улыбнулась и кивнула.

– И ты идешь купаться первая, – прибавила я.

Паулина распаковывала наши вещи, а я тем временем бегала с ведром за водой и наполняла медную лохань. Потом я терла спину Паулине так же, как она столько раз терла мою. Когда, наконец, она опустилась в воду, глаза у нее слипались от усталости. Я решила, что лучше схожу искупаться на ручей – пусть Паулина не торопится и наслаждается мытьем, сколько хочет. Мне никогда не отблагодарить сполна ее за все, что она для меня сделала. Этот небольшой знак внимания – единственное, что я могла предложить ей сейчас.

После слабой попытки воспротивиться Паулина все же рассказала мне, как пройти к ручью, велев держаться на мелководье. Она объяснила, как отыскать маленькую укромную заводь в зарослях кустарника. Я дважды повторила, что обещаю быть очень осмотрительной – хотя, по словам самой же Паулины, она ни разу не видела там ни души. Я не сомневалась, что в час обеда буду там одна.

Найдя заводь, я не мешкая сбросила грязную одежду на траву, рядом с чистой сменой. Окунулась, слегка поежившись, хотя вода была не в пример теплее, чем в реках Сивики. Окунувшись с головой, я вынырнула и набрала полную грудь воздуха – воздуха свободы, каким никогда не дышала прежде.

Отныне я просто Лия. С этого дня и навсегда.

Это было сродни крещению – очищение, глубокое, полное. Вода стекала по лицу, капала с подбородка. Терравин был не просто новым домом. Это мог предложить мне и Дальбрек, но к нему я испытывала бы простой интерес, как к любой незнакомой стране, никак и ничем не отозвавшейся в моей собственной судьбе. Терравин же сулил мне новую жизнь. Это было захватывающе интересно и вместе с тем страшило. Что если я никогда больше не увижу братьев? Что если и эта жизнь не сложится? Но все, что я видела вокруг, вдохновляло меня, даже ворчунья Берди. Так или иначе, я добьюсь, чтобы эта новая жизнь принесла мне счастье.

Ручей оказался шире, чем я представляла, но, помня о своем обещании Паулине, я послушно держалась на мелководье. Заводь была тихая и чистая, с дном из крупной речной гальки, вода едва доходила мне до плеч. Я, покачиваясь, лежала на спине, рассеянно блуждая взглядом по филигранному пологу из дубовых и сосновых ветвей. Опускались сумерки, тени становились все глубже. В домах на склоне горы загорались огни, теплый золотистый свет пробивался меж стволов, Терравин готовился к вечернему поминанию. Я с удивлением поймала себя на том, что напряженно прислушиваюсь, ожидая услышать песнопения, которые вечером поются по всему Морригану. Впрочем, вечерний ветерок доносил издалека лишь обрывки мелодии.

Я замерла, склонив голову набок, вслушиваясь. Слова обжигали, они звучали пылко, напористо, совсем не так, как священные поминовения там, дома. Я не могла определить, откуда этот текст, но Священное писание велико.

Мелодия затихла, унесенная порывом прохладного ветра, теперь был слышен только звук, с которым я ожесточенно скребла себе спину полученной от Берди щеткой. Левое плечо там, где на рисунок попало мыло, сильно щипало – словно между мылом и свадебной кавой разыгралось сражение. Я представляла себе, как с каждым движением щетки дальбрекский лев в ужасе съеживается, чтобы вскоре исчезнуть из моей жизни навек.