Страница 18 из 20
– Я лишь хочу вернуть долг за вчерашнее, – улыбнулась она. – Вчера я сама должна была дать отпор гвардейцу, раньше, чем это сделала ты.
Я вздохнула.
– Каждый делает, что может, Паулина. Ты терпелива и снисходительна к промахам, но порой это бывает не на пользу. А у меня, и тебе это известно, выдержка, как у рассерженной кошки. И это – хотя бы изредка – может оказаться кстати.
Я смиренно развела руками, отчего Паулина усмехнулась и продолжила:
– А с чего ты взяла, что вырвать мне все волосы – значит вернуть долг?
– Я спасаю тебя от тебя же. Я же видела тебя с ними вчера вечером. – Подруга опустила руки мне на плечи и снова тихо заговорила. – Хочу, чтобы ты перестала бояться. Хорошие парни не убегают, Лия.
Я заерзала от неловкости и хотела отвести взгляд, но Паулина смотрела мне в глаза пристально и неотступно. Она слишком хорошо меня знала. Я всегда умело прятала свои страхи от окружающих, острый язык и решительные поступки помогали мне в этом. Но только не от Паулины: слишком часто ей приходилось видеть, как я пытаюсь выровнять дыхание, стоя в темном коридоре цитадели после очередной стычки с книжником, который обвинял меня в нерадивости, скверном поведении и нарушении множества правил, исполнения которых от меня ждали. А сколько раз она заставала меня у окна спальни – там я часами стояла неподвижно, уставившись в пространство и смахивая слезы, после очередного резкого отцовского выговора. Наверняка, помнила она и случаи, когда я пряталась в гардеробную и запиралась изнутри. Я знала: Паулина слышит, как я плачу. В последние годы я все меньше отвечала требованиям – и чем больше меня одергивали, отчитывали, заставляли замолчать, тем больше я мечтала быть услышанной.
Паулина убрала руки.
– Полагаю, они оба в равной мере приятны на вид, – я старалась говорить равнодушно, но и сама услышала притворство в своем голосе. Правда же была в том, что оба они привлекали меня, каждый по-своему. Я ведь не мертвая. Но вчера, когда они вошли в таверну, хотя сердце мое и забилось учащенно, прежде всего я почувствовала, что их следует опасаться.
Паулина ждала, что я скажу что-то еще. Казалось, она не удовлетворена моим признанием, и я добавила еще кое-что, понимая, что буду об этом жалеть.
– Возможно даже, что я отдаю предпочтение одному из них.
Но я и сама не была в этом до конца уверена. То, что один из них показался мне более необычным, даже таинственным, еще не означало, что я отдала ему свое предпочтение. И все же… прошлой ночью он назойливо преследовал меня во сне. Его лицо исчезало, таяло и снова появлялось, как призрак во мраке дремучего леса на стенах полуразрушенных руин, а его глаза горели огнем.
Он шел за мной по пятам, следил за мной, как будто я похитила его тайну. Это были тревожные сны, совсем не похожие на грезы Паулины о Микаэле, какими я их себе представляла. Впрочем, возможно, причиной моих беспокойных снов было поварское искусство Берди, но и утром, когда я проснулась, мои первые мысли были о нем.
Паулина улыбнулась, перевязывая мою косу простой бечевкой. «Ваше высочество, вас ожидает ежевика».
Пока мы седлали наше ревущее трио, из таверны показался Каден. Утром Берди сервировала для постояльцев простой завтрак: твердые сыры, вареные яйца, копченая рыба, каша, лепешки, а в качестве питья вдоволь горячего цикория – все это раскладывалось на буфете. Гости вольны были взять, что хотят, и поесть здесь же или захватить с собой в дорогу. От Берди никто не уходил голодным – ни нищие попрошайки, ни принцессы, приблудившиеся к ней на черное крыльцо.
Я подтянула подпругу у Отто и стала проверять, как запряжен Нове, но сама незаметно из-под ресниц посматривала на Кадена. Паулина вдруг громко закашлялась, будто что-то попало ей в горло. Я бросила на нее сердитый взгляд. Она глазами указала на Кадена, который направлялся прямо к нам. У меня внезапно пересохло во рту, и я сглотнула, пытаясь хоть чуть-чуть смочить его. На постояльце была белая рубашка, он приближался к нам, ступая сапогами прямо в грязь.
– Доброе утро, дамы. Вы сегодня поднялись спозаранку.
– Как и вы, – откликнулась я.
После краткого обмена любезностями Каден сообщил, что встал рано, чтобы уладить кое-какие дела, из-за которых, вероятно, еще на несколько дней задержится на постоялом дворе – но что это за дела, объяснять не стал.
– Вы и в самом деле торговец пушным товаром, Гвинет не ошиблась? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Вообще-то, она совершенно права. Шкурки мелких зверьков. Обычно я торгую южнее, за Пьядро, но хочу попытать удачи на севере – может, цены там повыше. Наблюдательность вашей подруги достойна похвалы.
Значит, я ошиблась. Он все же торгует мехами. До чего же обманчива бывает внешность.
– Да, – кивнула я. – Гвинет удивительно догадлива.
Каден отвязал лошадь от коновязи.
– Надеюсь, когда я вернусь ближе к вечеру, у вас освободится комната получше.
– Вряд ли, скоро ведь праздник – вступила в разговор Паулина. – Но в других гостиницах в городе могут найтись номера.
Он помолчал, будто мысленно перебирая остальные возможности, а его глаза задержались на мне на миг дольше, чем можно было выдержать, не смутившись. При свете дня его пшеничные волосы блестели, а темно-карие глаза оказались насыщенного теплого цвета недавно вспаханной земли с бронзовыми крапинками – и все же под видимой безмятежностью определенно проглядывало беспокойство. Короткая щетина на подбородке Кадена зазолотилась на солнце, и я сама не заметила, что рассматриваю его красиво очерченные губы, пока на них не появилась довольная усмешка. Я поспешно переключила внимание на Нове, чувствуя, что покраснела.
– Я останусь здесь, – ответил он наконец.
– А ваш друг? Тоже остается здесь? – спросила я.
– Его планов я не знаю, но уверен: у него слишком чувствительный нос, чтобы надолго задержаться по соседству с хлевом.
Постоялец галантно распрощался с нами, и вот я уже смотрю, как он скачет прочь на своем могучем вороном жеребце – у этого черного, как ночь и норовистого коня даже дыхание было шумным и зловещим, как у огнедышащего дракона. Такой и впрямь мог разрушить стойло – и его просто невозможно было принять за кобылу. Я улыбнулась воспоминанию, удивляясь, зачем Рейфу понадобилось дразнить приятеля. Странная парочка друзей, ничего не скажешь.
Когда Каден окончательно скрылся из виду, Паулина улыбнулась:
– Значит, это Рейф.
Я промолчала и уселась верхом на Отто. Кажется, сегодня Паулина твердо решила посвятить день обсуждению моих отношений, сначала с Берди, а потом с… кем-то еще. Уж не потому ли, что ее саму мучило желание поскорее соединиться с Микаэлем? Я не любила беспокоить богов сверх обязательных обрядов, но сейчас прижала к губам два пальца и вознесла молитву о том, чтобы Микаэль возвращался поскорее.
Терравин был мал, и именно в этом заключалась немалая часть его очарования. От постоялого двора Берди, прижавшегося к горам на южном конце городка, до первых торговых кварталов на северном можно было добраться минут за пятнадцать – а если не связываться с тремя невозмутимыми ослами, которые вообще никуда не торопились, и того быстрее. Я вертела головой, изучая разноцветные яркие домики и магазины. Паулина рассказала, что эта традиция зародилась много веков назад. Женщины в рыбацкой деревушке выкрасили свои хижины разными красками, чтобы мужья, ушедшие в море, издалека могли узнать стены своего дома и вспомнили, что их возвращения дожидаются жены. Женщины верили, что таким способом они оберегают своих любимых, чтобы те не заплутали в море.
Можно ли уплыть в море так далеко, чтобы не найти дорогу к дому? Мне самой не доводилось заходить в море дальше, чем по колени – в обжигающе холодную воду Шафранного моря во время редких семейных пикников. Мы с братьями гонялись друг за другом по пляжу и собирали красивые ракушки с … моим отцом. Давнее воспоминание ворвалось, как порыв ледяного ветра. Так много других воспоминаний громоздилось поверх, что оно казалось давно потерянным. Я была уверена, что отец никогда не вспоминает тех поездок. С тех пор он слишком сильно изменился, стал другим человеком. Что ж, я тоже стала другой.