Москва романтическая

Историк Валишевский пишет: «Шутовским кардиналам строго воспрещалось покидать свои ложа до окончания конклава. Прислужникам, приставленным к каждому из них, поручалось их напаивать, побуждать к самым сумасбродным выходкам, непристойным дурачествам, а также, говорят, развязывать им языки и вызывать на откровенность. Царь присутствовал, прислушиваясь и делая заметки в записной книжке».

Князем-кесарем собора был Федор Юрьевич Ромодановский. Петр звал его также «королем» и «пресветлым царским величеством», именуя себя «холопом и последним рабом» князя. Во время отъезда Петра за границу князь-кесарь по царскому поручению управлял Москвой, был окружен монаршими почестями и «жаловал» Петру все его воинские звания. После смерти шутовского монарха титул «кесаря» перешел к его сыну Ивану.

Жена младшего Ромодановского, Наталья, постоянно разыгрывала роль древней русской царицы, облекалась в костюм старинного русского покроя, принимала с достодолжною важностью все смешные почести, ей воздаваемые. Наталья была сестрой царицы Прасковьи Салтыковой, которая с удовольствием выступала со своими фрейлинами «в смехотворной процессии свадьбы князь-папы».

Большинство «заседаний» собора представляли собой пародии на христианские праздники. Так на первой, строгой, неделе Великого поста «всепьянейший собор» Петра устраивал «покаянную» процессию. «Его всешутейшество» выезжал, окруженный своими сподручниками в вывороченных полушубках, на ослах, волах или в санях, запряженных свиньями, козлами и медведями. Пьянство среди них именовалось «Ивашкой Хмельницким», а разврат – «Еремкой».

Андрей Бесящий (А. М.Апраксин) – брат царицы Марфы Матвеевны, с нецензурным прозвищем Починихуй Опраксин

Участник «всешутейшего собора» Яков Тургенев

Особыми членами собора были женщины. Иерархия среди них была такой: высшим титулом был «княжна-игуменья», до 1717 года ею бессменно была Дарья Ржевская, а потом Анастасия Голицына, женщины самых древних аристократических родов. Затем шли «архиигуменьи», «игуменьи», «диаконисы» и «монахуйни» («монахини»). Помимо этого, к участию в соборных действах привлекались жены «служителей Бахуса».

Маркантонио Раймонди. «Бахус». Гравюра. XV век

А. Матвеев.

Портрет княгини А.П. Голицыной. 1728 г.

Описания скандального «всешутейшего собора» присутствуют в исторических работах В. О. Ключевского, в произведениях Алексея Толстого «Петр I» и «Антихрист», в романе Дмитрия Мережковского «Петр и Алексей», а также в комедии Григория Горина «Шут Балакирев».

Новоселье в новом роскошном дворце состоялось 21 января 1699 г. На нем присутствовали царь, придворные, вельможи, иностранные посланники и служилые иноземцы, всего около трехсот человек. Дворец освятили во имя языческого бога вина и веселья Вакха (Бахуса). По Москве еще долго судачили о том, как «князь-папа» («патриарх») «всешутейшего» собора Никита Зотов, освящал новый дворец, прыгая с кадилом, распространявшим вместо ладана табачный дым. На голове у «Патриарха» была жестяная «митра» с изображением Бахуса, возбуждавшего своей наготой любовные желания. Посох украшали Амур с Венерой, глиняная фляга с колокольчиками изображала панагию, а «евангелием» служил ящик в форме книги, внутри которой находились склянки с водкой. Крестом, которым он раздавал окружающим «благословение», служили перекрещенные табачные трубки.

За «патриархом» следовала толпа лиц, изображавших вакханалию: одни несли большие кружки, наполненные вином, другие – сосуды с медом, иные – фляги с пивом и водкой. Всем приглашенным было запрещено покидать его стены в течение трех суток, приказано спать по очереди, сменяя танцующих.

Это была злая и страшная пародия на христианские обряды. «Патриарх» вместо исповедания веры исповедовал поклонение пьянству. Поэтому неудивительно, что все закончилось великой попойкой. Богохульники вместе с «православным русским царем» так глумились над церковью, что возмущались даже невозмутимые иноземные послы и чуждые православию служилые иноземцы.

Напомню, дело было в Москве, в 1699 году, во время страшного розыска и казни стрельцов, когда Петр, по словам Пушкина, был «по колена в крови». Петр I сделал эти богохульные пьяные оргии-«заседания» постоянными. В них принимало участие несколько сот пьяных людей. Многим такие попойки стоили здоровья и даже жизни. Ни одно из «заседаний» не обходилось без многочисленных придворных шутов, карлов, уродов. Все эти лица носили с одобрения Петра прозвища, которые, по словам историка Ключевского, никогда не смогут появиться в печати. Так у самого Петра I была нецензурная кличка – Пахом-пихайхуй. Бутурлин имел прозвище Корчага, ас 1718 года звался не иначе как «князь-папа Ибасса».

Вот что пишет об этих забавах современный богослов протоиерей Лев Лебедев: «…подобные потехи имеют демоническое происхождение. Это подражание бесам, любящим принимать на себя образы различных людей или животных… люди очень точно узнали и почувствовали ДУХ петровских нововведений, определив его как дух АНТИХРИСТОВ».

Возможно, поэтому самодержца на Руси называли Антихристом, а его любимца – Чертушкой, как демона рангом пониже.

Шоен Эрхард.

«Антихрист и его чертушка». Дьявол с волынкой. 1535 г.

Франц Яковлевич Лефорт

На следующий день после торжественного освящения Лефортовского дворца сюда по приглашению царя съехались многочисленные гости. Петр обратил внимание, что некоторые явились в одеждах старого покроя. В гневе он начал обрезать у бояр слишком длинные и широкие рукава кафтанов. Тут же посыпались и боярские бороды. В дни новоселья во дворце на Яузе гостям была представлена редкая новинка – «комедийный теат-рум» – первый публичный театр, вышедший за рамки царской забавы.

Лефорт зарекомендовал себя в Европе как первый министр при Петре и продолжал оставаться неофициальным руководителем внешней политики и в Москве. Поэтому в его роскошном дворце часто велись приемы и переговоры. Они чередовались с балами, обедами и другими увеселениями. Пиршества продолжались иногда по три-четыре дня. Знаменитый виноторговец Моне поставлял для них тысячи бутылок. В многочисленных увеселениях, которые царь устраивал в это страшное время, – казни чередовались с балами и пирами, где веселились те, кто только что вершил расправу над другими. Лефорт должен был развлекать палачей, сам от этой роли отделавшись.

Последний в жизни Лефорта большой прием был дан в честь отъезда из Москвы бранденбургского посла. На следующий день посол вместе со своим датским коллегой вновь навестили Лефорта, чтобы в узком кругу попрощаться с ним. Как сообщает Корб, они «много пили на открытом воздухе». Это роковым образом сказалось на здоровье Лефорта. Он слег вскоре после шумного новоселья, но даже в таком состоянии находил в себе силы принимать гостей. Вскоре Лефорт начал терять сознание и большую часть времени проводил в бреду. Чтобы хоть как-то отвлечь его, врачи вызвали во дворец музыкантов, которые должны были играть у постели больного сутки напролет.

Лефорту почти не довелось пожить в новом дворце. Менее чем через месяц после «царского подарка», 2 марта 1699 года, хозяин роскошных палат неожиданно умирает в возрасте сорока трех лет. Официальной причиной смерти любимца царя, по мнению лекарей, были «жестокая болезнь в голове и в боку», «гнилая горячка» и старые «азовские» раны. В одном из писем того времени Лефорт сообщает, что за ним ухаживают четыре врача и около тридцати хирургов. «Дай бог им успеха. Что касается меня, я до невозможности страдаю». Однако реальной причиной его скорой смерти, по мнению современников, стала многолетняя несдержанность в еде и напитках, усугубленное затянувшимся новосельем.