Темный Клубок (ЛП)

— Здесь гуэ'ла, — сказал шас'о нашего кадра. — Их Империум заявляет права на этот мир, но его тень в регионе развеялась, их внимание приковано к далёкими конфликтами. Если мы ударим быстро и решительно, то Империум закроет на это глаза.

Гуэ'ла — "люю-дии"… Древние существа, воинственные и суеверные, но не глупцы и не дикари. Меня завораживала перспектива наконец-то встретить достойного врага. Возможно, даже заслужить звание шас'вре.

В ответ на неё глядел покорёженный шлем. Спрашивая. Обвиняя. Ремонт, грубый, но вполне достаточный, сделала она сама. Мастер из касты земли вернул бы ему совершенство, но совершенство стало бы ложью.

Колонисты гуэ'ла упорно сражались, но их тактика и технологии были примитивны по сравнению с нашими. Нас задержала лишь их прославленная Имперская Гвардия — подразделение, которому обещали отдать эту планету как дом, если они смогут её удержать. Шас'о дал им возможность сдаться, но на суровых условиях, и ответом стал плевок в лицо. Это встревожило меня, ведь гуэ'ла были достойными уважения врагами, но, когда я высказала свои сомнения шас'вре, он рассмеялся.

— Ты действительно веришь, что шас'о хотел, чтобы они сдались? Эта война требует не Открытой Ладони, а Смертельного Удара — чистой победы без осложнений.

Она кивнула своей изуродованной тени, соглашаясь, что именно тогда совершенство увяло, именно тогда расцвели сомнения… именно тогда её истинное имя стало ложью.

Гвардейцы дали последний бой в главном городе Оба'рай, укрепили стены и собрали многотысячное ополчение, но впустую. Наши команды невидимок проникли в бастион и точечным ударом уничтожили артиллерию, после чего солдаты оказались беззащитны против дальнобойных ракет и рельсовых винтовок. Мы сравняли город с землёй, не потеряв ни одного воина, но ни разу за время кошмарного обстрела имперцы не попытались сдаться. Мои товарищи смеялись, считая их глупцами, но я молчала.

Как я и ожидала, шас'о приказал пленных не брать. Прочёсывание развалин было опасной и грязной работой, и потому мы спустили на разрушенный город крутов, наши вспомогательные войска — хищных птиц, кровожадных и диких, но верных и превосходно подходящих для этой задачи. Но… Мысль об этих дикарях, бесчинствующих среди тел павших воинов, тяготила меня. Если слухи были правдивы, круты любили лакомиться плотью павших врагов…

Она больше не была сверкающим зеркалом, но осталась сильна, и будет служить Высшему Благу… не потому, что оно было совершенством, но потому, что остальное ещё хуже. И теперь, когда она отражала мрачную, неясную силу, возможно, ключом будет несовершенство.

Даже сейчас я не могу объяснить причину, но я нарушила приказ шас'о и повела отделение в развалины, солгала и сыграла на их доверии в поисках чего-то, чему не могла найти названия. Клубы чёрного дыма превратили город в сумрачный лабиринт, заваленный обугленными телами и корчащимися существами, которые не могли быть живыми. Мы молча их добивали. Это было милосердием, но я чувствовала инстинктивное отвращение воинов, их невысказанный вопрос: зачем? Они были моими ближайшими товарищами, теми, с кем я надеялась принести клятву та'лиссера, но я повела их в грязь, макнула лицом в резню, от которой мы, тау, предпочитаем держаться на расстоянии.

Зачем?

Мы шли всё дальше, а вокруг разносились стоны умирающих, изредка прерываемые довольным уханьем крутов. На городской площади мы наткнулись на стаю зверей, столпившихся вокруг груды трупов, и тогда я узнала, что слухи о наших союзниках были правдой. Один увидел нас и заклекотал, возя когтями и размазывая кровь по зазубренному клюву. Затем он склонил голову и насмешливо махнул лапой, словно приглашая нас присоединиться к пиру. Двух моих товарищей вырвало прямо внутри шлемов, и мы попятились, спеша убраться от наших мерзких союзников.

Голова кружилась от дыма и отвращения, когда я споткнулась о труп в дымящейся шинели и замерла. Глаза на обгоревшем до костей лице были широко раскрыты и смотрели прямо на меня. Странно, но его высокая фуражка осталась целой, хоть её край и пригорел к черепу.

Зачем? — хотелось спросить мне, хотя я не понимала, о чём спрашиваю.

Гуэ'ла, словно оживший от ненависти, бросился на меня, замахнувшись чем-то ярким, раскалённым и жужжащим. Я отпрянула, встретив удар ружьем, и оно разлетелось — всё тело содрогнулось от бури осколков. Я слышала дикие крики товарищей и выстрелы их карабинов, когда воющий цепной меч впился мне в шлем…

Воин протянула руку и прикоснулась к другому шраму, который не заживёт никогда — он проходил не по коже, не по костям, но стал знаком тьмы, которая всегда была внутри. Её товарищи убили ко'митз'ара за миг до того, как он убил её, и всё же слишком поздно. Потом они перестали быть её товарищами. Их и не будет. Изъян сделал её изгоем среди своего народа, лишил уз та'лиссеры, но превратил в нечто большее. Притаившаяся во тьме тау, в чьей душе притаилась тьма, наконец-то нашла для своей истины имя — Джи'каара, "Разбитое Зеркало".

Змеев заповедник

— НАЧАЛО ЗАПИСИ —

Мы движемся вслепую по тонкому лезвию ножа, который рассекает небытие. Оступись — и падёшь с пути. Иди прямо — падёшь вместе с ним. Тут есть, наверное, какая-то разница, но я уже стала в этом сомневаться. Но, тем не менее, останусь верна Высшему благу и предоставлю вам самим делать выводы из событий.

У меня мало времени, но даже на смертном одре следует блюсти положенный порядок. То есть, оставаться тау даже среди дикарей. Эта гнилая планета забрала у меня многое, но этого ей не отнять. Знайте же: я пор’уи Виор’ла Асхарил, дочь третьего потока из клана Кхерай. Я происхожу из септа миров, где благоразумие водяной касты затмила свирепость огненной, но всё же моя семья служит достойно Империи Тау со дня основания первых колоний. Как и я послужу своим последним докладом.

И потому начнём с начала. Пусть им будет серо-зелёная мгла, круглый год висящая над Фи’драа, моим новым миром. Не успела я сойти с трапа корабля, как планета заключила меня в свои жаркие, смрадные объятья и больше не выпускала. Моргая и давясь в густом тумане, я услышала грубые голоса и ещё более грубый смех, потом кто-то ткнул маску фильтратора мне в лицо — и я снова смогла дышать.

— Первый раз — будто тонешь, — произнёс мой спаситель, — потом станет легче.

Я не помню, кто это был, но он солгал: легче так и не стало.

— Ты явно нажила слишком влиятельных врагов для столь юной особы, Асхарил, — безо всяких преамбул заявил посол о’Сейшин, рассматривая меня с подушек своего парящего в воздухе трона. Его голос был мягок и в то же время полон энергии. Он наполнял просторный зал приемов, точно текучий шёлк: настоящее оружие в руках искусного оратора. Посол прислал вызов сразу после моего прибытия, так что я не успела привести себя в порядок и теперь чувствовала себя довольно униженно.

— Я не понимаю, почитаемый, — сердито возразила я, колеблясь между уважением и неприязнью к древнему старцу. Ему подчинялись все наши силы этой глухой планеты. Власть о’Сейшина служила доказательством превосходства нашей касты, но от посла смердело годами, прожитыми сверх естественного порога жизни для тау. Его старческая кожа стала уже тёмно-синей и с трудом скрывала жёсткие грани черепа, однако взгляд оставался по-прежнему ясным.

— Этот мир — конечная станция, — продолжал он. — Кладбище для сломленных воинов и забытых реликтов вроде меня, а не испытательный полигон для горячей крови молодых. Кого ты оскорбила, раз тебя отправили сюда, Асхарил? — Он улыбнулся, но глаза его выдали.

— Я следую дорогой воды, — ответила я, положившись на врожденное самообладание своей касты. — Моя кровь струится тихо и мирно, так что мой голос может плести…

О’Сейшин фыркнул, оборвав меня словно пощёчиной.

— Я слишком стар для словесных игр, девочка! — Он подался вперед, и с губ у него потянулась ниточка слюны. — Зачем ты явилась на Фи’драа? Кто тебя послал?