Лилит

И давно уже право готова,

Измениться сама, изменить и себе,

Только чары мои будут снова.

Голос уже был с легкой хрипцой. Ведьма пела с закрытыми глазами. Священник не сдержался, встал и подошел к ней. Стал за спиной и аккуратно положил руки на плечи, а уже с началом следующих строк у него неожиданно подкосились ноги. Талий сидел на коленях и обнимал за талию ведьму, прислонившись щекой к расслабленной спине. Смелова словно отключилась от мира и просто пела, вкладывала душу в каждое слово.

— Завлекать молодцов на погибель и страх.

И стою я у края болота.

Доброй ведьмой я буду в твоих только снах.

Душегубство — ведьмы работа….

На пике мелодия оборвалась и стала снова тихой. Голос ведьмы сорвался и неожиданно затих. Талий боялся даже пошевелится, а пальцы предательски дрожали, в груди начинала ныть боль, сердце щемило, а горло схватывал спазм.

Музыка стихла. Герхард стоял в коридоре, прислонившись к холодной стене, и готов был выть. Священник у ног ведьмы замер и очнувшись, словно от дурмана, резко вскочил на ноги. Смелова так и сидела с закрытыми глазами. Рот был приоткрыт и, она тяжело дышала, явно боролась с нахлынувшими слезами. Оборотень на мгновение забылся и близко наклонился к волосам ведьмы — она пахла разнотравьем, летними полевыми цветами и ещё чем-то. Запах дурманил, зверь довольно заурчал и настоятель очнулся окончательно. Мгновенно взяв себя в руки, отшатнулся от ведьмы и быстро вышел из комнаты. На входе чуть не сбил демона и краем глаза заметил, что и нечистому тоже нелегко было. Герхард тяжело дышал, так, словно задыхался от горечи и обиды, которые сквозили в словах песни.

Уже в кельи немного успокоившись и начиная анализировать ситуацию, бывший наемник вспомнил, что демон задыхался не столько от горечи слов песни, сколько от желания. Значит и его тянуло. Да что с этой женщиной не так. Он бессильно повалился на кровать, накрыл глаза рукой и не выдержал. Перед глазами стояла рыжая копна волос и, будто запах разнотравья повис в воздухе. Талий нервно перевернулся на бок и, смотря в окно, пытался найти объяснение того, что с ним происходит.

Глава 5. Кровь и серебро монашеских подземелий

Кошелев и Бруно седлали лошадей. Им предстояло ещё засветло выехать в один из ближайших поселков и узнать «что и как». Всё было упаковано в седельные сумки: провизия, небольшая аптечка, деньги. Йозеф взял с собой меч, а Владимир решил ограничится парой гранат и раскладной палкой. Местная охрана пыталась всучить Коше арбалет, но тот сказал, что не приноровится постоянно перезаряжать и скорее испортит ценный инвентарь, чем научится с ним сносно справляться. Хотя вояка явно лукавил. Пока кэп вел спор с местной секьюрити, начальник охраны вспомнил, что забыл карты у Талия на столе и быстро помчался опять в монастырь.

Коша уже было решил, что они не уедут и Талий сменил планы, но уже в сумерках из здания монастыря выскочил с перепуганными глазами Йозеф и с зажатой картой в руке и отрывисто скомандовал выдвигаться. А кому командовать? Отряд то из двух человек Коша и Йозеф. Но капитан не стал удивляться, а лишь пожал плечами и пришпорил лошадку пегой масти.

Бруно не спешил делится «наболевшим», а Вовка в душу не любил лезть. Поэтому первый час ехали молча. Потом первый таки не выдержал начальник охраны и повернув голову к кэпу почти тихо пробормотал:

— А она Талия не убьет?

Коша прищурился:

— Это смотря за что. А что стряслось?

— У него превращение раньше времени началось…

Вовка поднял голову, взглянул на луну, которая напоминала ему огромное серебряное блюдо и спокойно произнес:

— Убить вряд ли, а вот покалечить вполне. Она очень эмоциональная дама и в пылу может и зашибить, а потом лечить болезного пострадавшего и ногти грызть на тему «могла бы и сдержаться».

Разговор сошел на нет. Дальше уже ехали они молча. Аж до ближайшей деревни.

Закат прошел для настоятеля монастыря как-то уж очень сумбурно и быстро. А с началом сумерек проснулся внутренний зверь. Тёмная часть уже не рычала и не требовала крови, а ворчала и подвывала. Тело начинало ныть. Настоятель неспешно встал с кровати, подошел к окну и едва не упал. Первая волна накатила, глаза зажглись алым огнем. Как из последних сил, монах рванул к своему старенькому сундуку. Имущества там было не много, но в потайном дне была спрятана его личная подстраховка — серебряный ошейник. Схватив его в цепкие пальцы, Талий рванул к двери. Там его настигла вторая волна. Не упасть на пол помогла дверная ручка. Святой отец плюхнулся на одно колено и зажал рот рукой. Клыки. Когда они начинали расти, складывалось впечатление, что челюсти дробят на мелкие кусочки. От адской боли мир поплыл перед глазами темными кругами. Солнце окончательно село.

Уже пролетая вихрем по коридору, Талий чуть не сшиб Йозефа, а в ответ на удивленное лицо друга смог ответить только звериным оскалом. В этот момент в голове было пусто, и только одна мысль билась, не давая отключится здравому рассудку, — нужно успеть…

И он успел. Ступени в подвал перепрыгивал через три, а может и четыре. Когда за спиной скрипнула дверь карцера, даже немного расслабился, но ещё рано было. Надел серебряный ошейник. Руки просунул в стальные браслеты с вкраплением серебра, что были прикреплены к цепям, которые были намертво вмурованы в добротную каменную кладку. Цепи тоже с вкраплением серебра. После выдохнул и опустился на холодный пол. В этот момент сознание отключилось.

Но через пару минут снова пришел в себя. Его неожиданно заинтересовала возня за дверью. Талий затравлено глянул на засов и чуть не ахнул: дверь запиралась изнутри, а сейчас, словно невидимая рука, этот самый тяжеленный засов отодвигала. Не спеша. Проснулась паника и осознание, что это опять Бруно. Ну почему он не успокоится.

— Оставь дверь и вали на работу, — злобно и обессиленно заорал оборотень, — Я запрещаю тебе перешагивать порог, Йозеф.

Послышался легкий смешок, удар ногой в дверь и на пороге стояла ведьма с чемоданчиком в руках. Талий оторопел. Главным вопросом было «как», а уж потом «зачем». Видя красноречивый взгляд священника, ведьма не удержалась от подколки:

— Осквернять Вас пришла, Ваше Святейшество. А то Вам можно меня тискать у пианино, а мне — нельзя даже пошалить? Ну совсем чуть-чуть…

В глазах Сашки бегали задорные адские искорки. Ведьма словно предвкушала начало банкета и добавила уже спокойно:

— Расслабься. Усмирять буду. Если не получится по-хорошему, то будем по-плохому с заключением контракта и прочей лабудой. Согласен?

Оборотень кивнул, но, помолчав, добавил:

— Ты аккуратней, пожалуйста. Я раньше людей не убивал ни разу…

— Не кипишуй, — бодро ответила ведьма, — если помру — духом буду ночью являться и пугать.

В конец своего раздумья вслух ведьма засмеялась. Но быстро отсмеявшись, присела рядом с чемоданчиком и вытащила оттуда плеть. Талий нервно кашлянул и спросил:

— А это к чему?

Ведьма молча подошла и подняла подбородок священника рукоятью плётки и, заглядывая прямо в глаза неспешно ответила:

— А это если будешь плохо себя вести.

И только тогда настоятель заметил серебряные капли-наконечники на конце плетей. Но было уже поздно: зверь заворчал, унюхав запах разнотравья и рванул на волю.

Смелова отскочила и отвернулась. Ну не могла она смотреть на человеческие муки, тем более, что пока она бесполезна и бессильна в помощи. Не спеша закрыла дверь на засов со словами:

— А теперь уже ни кто не помешает, — и отправилась к чемоданчику.

В коридоре послышались удаляющиеся шаги. Смелова перекрестилась, что не свойственно ведьмам, и зарылась в свой саквояж. На свет быстро были вытащены две капсулы, которые она поместила за разные щеки. На пол лег пакет с куском мяса и кольцо с острой иглой. Ритуал этого типа без крови не пройдет.