Под Москвой

Прошло еще полчаса. Нина начала шевелить застывшими пальцами. Яша посапывает, у него насморк. Савва трет прихваченное морозом ухо. Вася Громов жует что-то посиневшими губами. Занесенный поземкой, он выглядывает из сугроба, точно сурок из норки.

Наконец впереди между вздрогнувшими елочками показалась коренастая фигура Сергея Бодрова с поднятым вверх дулом автомата.

- Вперед! - скомандовала Нина, оттолкнулась локтями и сильными, юркими движениями поползла через просеку.

Достигнув ее края, Нина белым комом скатилась под елочку в канаву. За ней следом один за другим кувыркнулись на дно канавы и остальные.

Бодров встретил их предупреждающим знаком.

- Дальше нельзя двигаться, - тихо проговорил он, сдвигая на затылок серую ушанку. - Впереди еще одна просека. Там сейчас немецкие саперы снимают мины.

- И много их? - спросил долговязый телефонист Савва. Он был знаменит на всю дивизию тем, что в любое время дня и ночи, в любую погоду каким-то одному ему известным чутьем мог отыскать самое незаметное повреждение, исправить его, связать, как он говорил, "в веревочку". А провода он умел так прятать, что их сами связисты не могли обнаружить, не только разведчики противника. Разговаривал он только "кодовым" языком, изобретенным им самим и вызывавшим у товарищей неописуемое изумление и хохот. Свой "код" он пересыпал такими словечками, от которых, как говорил Яша Воробьев, даже лошади начинают пофыркивать.

- Значит, одиннадцать колбасников с пулеметом и лягушка, то есть танк, вперед попрыгали? - повторил Савва ответ Сергея.

- Да, и лягушка, - подтвердил Бодров, хмуря черные, вразлет ушедшие к вискам брови.

- Грустно, и весьма, - отозвался Савва.

Остальные, посматривая на задумавшегося Сергея, притихли.

В лесу, нарастая и усиливаясь, закипал бой. Вася Громов, белокурый паренек маленького роста, переступая с ноги на ногу, потирал застывшие руки. Нина, сняв привязанные на шнурках рукавицы, что-то искала в фельдшерской сумке. Яша отряхивая от снега свой полушубок.

- Что, Громов, озяб? - покуривая в рукав, спросил Сергей.

- Угу! - промычал Вася посиневшими губами.

- Папироску хочешь? - предложил Бодров.

На двадцать третьем году жизни, после двухлетней службы в армии, Сергею казалось, что он имеет солидный жизненный опыт. Ему сейчас хотелось приласкать, ободрить этого закоченевшего голубоглазого восемнадцатилетнего паренька.

- Я не курю. Спасибо, - кутаясь в серый казачий башлык, смущенно ответил Вася, точно стыдясь, что он, такой опытный вояка, связной командира полка, и вдруг не курит.

- Тогда ешь сухарь, на! - Савва вытащил из-за пазухи сухарь и протянул Громову. Тот взял.

- Слушай, Громов, - мягко сказал Бодров, - ты хорошо помнишь, в каком месте шел вчера с донесением?

- Помню, товарищ старший сержант!

- А где ты обходил минное поле?

- Не здесь, а правее, там! - Громов показал на восток и, кивнув на Савву, добавил: - Мы с ним было пошли туда, но нас обстреляли.

- Точно! - отгрызая крепкими зубами сухарь, подтвердил Савва. Сначала рассыпали на головы автоматный горох, а потом плюнули из самоварной трубы. Весьма было грустно покидать местечко, на котором обычно все спокойные люди сидят.

От Саввиных слов стало как будто теплей и даже немножко весело. Яша, пряча усмешку, покачал головой. Улыбнулись и остальные. Смешно было смотреть на этого неуклюжего, в коротком полушубке верзилу с его катушками, карабином и огромными серыми, вдрызг растоптанными валенками.

- Где вы, Савва, работали до войны? - спросила Нина.

- Гм-м... Видите ли, товарищ сестричка, я сам деревенский интеллигент...

Вася Громов прыснул в рукавицу.

- Это что, должность такая? - улыбнулась Нина.

- Как вам сказать... Мы, Голенищевы, со времен "оказии" гоняли почту. Мой дед и папаша были почтальонами. По их стопам пошел и я. А раньше, как вам известно, в царской деревне интеллигентами были учитель и почтарь. Вот, значит, я принадлежу к этому высокочтимому сословию. В наши дни по своему беспокойному характеру, а рожден я в самое неспокойное время, в семнадцатом году, я по совместительству был в колхозном драмкружке артистом, режиссером, постановщиком, гримером, художником, музыкантом. Если посмотреть на театральную афишу, то мне будут принадлежать все нижние подписи. Таланты меня распирали, как мерзлую бочку лед...

- Замолчи ты, дьявол! - Яша, заткнув рукавицей рот, корчился от смеха.

- Вот, Ниночка Петровна, что значит невежественные люди, - серьезно и укоряюще проговорил Савва, засовывая в рот остаток сухаря и кивая на Яшу. - Культурного словца не могут выслушать. Все аханьки да хаханьки...

Нина тоненько прыснула в кухлянку. Савва, отряхнув с полушубка хлебные крошки, снял с плеча карабин и, пряча в глазах бесовскую лукавую улыбку, почтительно спросил, обращаясь к Сергею:

- Будем назад держать свои стопы, товарищ старший сержант?

- А как вы думаете, товарищ деревенский интеллигент?

Бодров почувствовал, как у него начинало подниматься в душе необыкновенное доверие к этому чудаковатому парню. От него веяло той крепкой русской силой, которая раскрывается неожиданно, точно широкий, мощный взмах гигантских крыльев.

- Ведомо мне, что от конца вот этой медной веревочки, - протяжно, с расстановкой заговорил Савва, показывая на телефонный провод, - зависят многие жизни наших товарищей. Поэтому мы должны во что бы то ни стало протянуть ее туда. Вот что я думаю.

- Попробуем, - твердо и решительно сказал Сергей и, крякнув, словно пробуя поднять большую, тяжесть, добавил: - Двум придется остаться на этой стороне просеки и отвлечь немцев. Остальные должны быстро проскочить.

- А как же эти двое? - запинаясь, спросила Нина.

- Там видно будет... - Бодров, покусывая губы, быстро вскочил и, повесив на сук сумку с взрывателями, продолжал: - Мы с Яшей сейчас выдвинемся вперед и откроем огонь. Вы будете перебегать правее - вот по этому моему следу, чтобы не угодить на мину. Первым Савва, за ним Нина, Громов прикрывает сзади.. Ясно, товарищи?

Все молча кивнули.

- Ничего, ребята, там встретимся, - ободрил их Сергей. - Вы только смелей. Савва, возьми мою сумку.

Подоткнув рукавицы под поясной ремень и перехватив автомат голыми руками, он глухо добавил:

- И не беспокойтесь. Мы все сделаем, как надо. Ну, идем, Яшенька.

- Идем, Сережа. - Яша, словно стараясь прикрыть вдруг заблестевшие глаза, нахлобучил ушанку на самый лоб и нырнул под ветви вслед за Бодровым.

Когда отошли метров на двести, Сергей неожиданно остановился, присел на снег и, подозвав к себе Яшу, тихо сказал:

- Здесь! Совсем близко! Прислушайся.

За кустами слышались звуки немецкой речи. Иногда раздавался резкий металлический стук. Отзвук его далеко разносился по лесу.

- Вот тут неподалеку есть сваленное дерево, - тихо говорил Сергей. Видишь следы? Это я лазил! Сейчас поползем туда. Только осторожно. Если обнаружим себя, тогда все. Я буду бить по пулеметчику первым.

Свернув с тропки, медленно, с величайшей предосторожностью поползли налево. Как только шум на поляне прекращался, оба мгновенно замирали, словно подстерегали токующих глухарей. По верхушкам деревьев свистел ветер. Иногда, тревожа на ветках седые морозные кружева, падала шишка. Впереди путь преграждался большой сваленной елью.

Подползли вплотную и укрылись под вывороченным бомбой корневищем. Просунув ствол автомата между сучьями, Бодров глазами показал Яше место рядом с собой. Там была неглубокая ямка и открывался удобный сектор обстрела.

Группа немецких саперов в касках и желтого цвета комбинезонах топталась на просеке шагах в пятидесяти. По ту сторону просеки, в кустах, замаскированный еловыми ветками, стоял вездеход с работающим на малых оборотах мотором. Из кузова торчал ствол пулемета и виднелась каска солдата. Саперы неторопливо раскапывали снег и вытаскивали наши противотанковые мины.