Страница 91 из 106
Вон на кладбище белеют кресты.
Месяц взирает на них с высоты.
Там дремлют кости вельможного рода,
Рядом с гетманом лежит воевода.
"Скучно, панове, все спать на погосте,
Седлаем коней, едемте в гости!
Вишь, серебром как дорога устлана.
Едем на свадьбу до пана гетмана!"
[Вот пошатнулись кресты и упали,
По полю мертвые вдаль поскакали.]
Там, над Двиною, напротив парома
Светятся окна вельможного дома.
Слышны в нем скрыпки, цимбалы да флейты,
"Ну же, маршалок, докладывал, гей ты!"
В страхе маршалок из рук бросил блюдо:
"Пане вельможный, случилося чудо!
От, далибуг же! До панскои мости
Прямо с кладбища приехали гости!"
"Брешешь ты, бестья, зараз изувечу!"
Встал и, ругаясь, идет к ним навстречу.
. . . . . . . . . . . .
... похоронный.
Так был наказан гетман коронный.
1840-е годы
* * *
Ты меня поняла не вполне,
И хоть сердце открылось.
. . . . . . . .
О, как хочется мне передать
. . . . . . . .
О, узнай же, как горестен я
. . . . . . . .
Мы друг друга никак не поймем
. . . . . . . .
Никогда мы себя не поймем?
. . . . . . . .
И души увядающий май
Ты пойми иль душой отгадай
. . . . . . . .
О, узнай мое горе, узнай!
И душою меня отгадай.
Лето 1856
* * *
Что за время, что за нравы!
Где вы, Генуи сыны!
По руинам Балаклавы
Ходят красные штаны!
Лето 1856
* * *
Как вчера хорош у моря
Был наш русский самовар,
Шли мы долго вместе, споря,
Между саклями татар.
Лето 1856
* * *
О, не страшись несбыточной измены
И не кляни грядущего, мой друг,
Любовь души не знает перемены,
Моя душа любить не будет двух...
. . . . . . . . . . .
И если я . . . . . отчизной
. . . . . отдам остаток сил,
Не говори про друга с укоризной:
"Он для другой обетам изменил".
. . . . . . . . . . .
Быть может, грусть, страдания и годы
. . . . . . . . . . . вид.
Быть может, вихрь житейской непогоды
Меня с тобой надолго разлучит.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . не прокляну.
Я сквозь земной увижу оболочки
Твоей души бессмертную весну.
Осень 1856
* * *
Закревский так сказал пожарным:
"Пойдем, ребята, напролом!
На крыше, в свете лучезарном,
Я вижу Беринга, сидящего орлом!"
Осень 1856
* * *
Причину моего смятенья и испуга
Узнать желаешь ты, невинная подруга
Моих девичьих игр; послушай. . . .
. . . . . . . . . . . .
Ложились на спину участники их игр,
Ласкаясь, пестрый барс и полосатый тигр
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . с румяными устами.
Лев морщится. . . . . . .
. . . . . . . . . . . душистый
Из фиговых ветвей венок широколистый
Мне жрица подала, и [пьяная] тогда,
Волненье подавив последнего стыда
И взор отворотив . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
И трепетной рукой касаясь пьедестала,
Могучую красу я бога увенчала.
Осень 1856
* * *
И на крыльце по вечерам,
Внимая тихим разговорам,
Лягушек слушать дружный гам,
Вдали звенящий слитым хором.
1857 (?)
* * *
Друзья, вы совершенно правы,
Сойтися трудно вам со мной,
Я чту отеческие нравы,
Я патриот, друзья, квасной!
На Русь взирая русским оком,
А не насквозь ей чуждых приcм,
Храню в сознании глубоком
Я свой квасной патриотисм.
Вы высшим преданы заботам,
Меня, который не за вас,
Квасным зовете патриотом,
Пусть будет так и в добрый час!
Хоть вам со мной стезя иная,
Но лишь одно замечу я:
Меня отсталым называя,
Вы ошибаетесь, друзья!
Нет, я не враг всего, что ново,
Я также с веком шел вперед.
Блюсти законов Годунова
Квасной не хочет патриот.
Конца семейного разрыва,
Слиянья всех в один народ,
Всего, что в жизни русской живо,
Квасной хотел бы патриот.
________
Уж так и быть, признаюсь в этом,
Я патриот, друзья, квасной:
Моя душа летит приветом
Навстречу вьюге снеговой.
Люблю я тройку удалую
И свист саней на всем бегу,
Гремушки, кованую сбрую
И золоченую дугу.
Люблю тот край, где зимы долги,
Но где весна так молода,
Где вниз по матушке по Волге
Идут бурлацкие суда.
Люблю пустынные дубравы,
Колоколов призывный гул
И нашей песни величавой
Тоску, свободу и разгул.
Она, как Волга, отражает
Родные степи и леса,
Стесненья мелкого не знает,
Длинна, как девичья коса.
Как синий вал, звучит глубоко,
Как белый лебедь, хороша,
И с ней уносится далеко
Моя славянская душа.
Люблю Москву, наш гор[од] ц[арский],
Люблю наш Киев, столь[ный] гр[ад],
Кафта[н] . . . . . . боярский
. . . . . . . . .
Я, признаюсь, беды не вижу
Ни от усов, ни от бород.
Одно лишь зло я ненавижу,
Квасной, квасной я патриот!
Идя вперед родной дорогой,
Вперед идти жел[аю] всем,
Служу цар[ю]. . . . .
. . . . . . . . .
Иным вы преданы заботам.
Того, кто к родине влеком,
Квасным зовете патриотом,
Движенья всякого врагом.
Нет, он не враг всего, что ново,
Он вместе с веком шел вперед,
Блюсти законов Годунова
Квасной не хочет патриот.
Нет, он успеха не поносит
И, честью русской дорожа,
O возвращении не просит
Ни языков, ни правежа.
Исполнен к подлости враждою,
Не хочет царск[их] он шутов,
Ни, нам завещанных ордою,
Застенков, пыток и кнутов.
В заблудш[ем] видя человека,
Не хочет он теперь опять
Казнить тюрьмой Максима Грека,
Костры скуфьями раздувать.
Но к братьям он горит любовью,
Он полн к насилию вражды,
Грустит о том, что русской кровью
Жиреют немцы и жиды.
Да, он грустит во дни невзгоды,
Родному голосу внемля,
Что на два разные народа
Распалась русская земля.
Конца семейного разрыва,
Слиянья всех в один народ,
Всего, что в жизни русской живо,
Квасной хотел бы патриот.
1857-1858 (?)
* * *
Б а р о н
Святой отец, постой: тебе утру я нос,
Хотя б меня за то сослали и в Милоc.
П а п а
Не хочешь ли, барон, ты выпрыгнуть в оконце?
Пожалуй, подостлать велю тебе суконце!
Б а р о н
Не прыгну ни за что! Не прыгну за мильон!
П а п а
(в сторону)
Мне кажется, меня в досаду вводит он!
Б а р о н
(в сторону)
Придет пора - и он, не знающий, что брак,