Страница 10 из 227
========== Глава 6. Осторожнее. ==========
*** Нью-Йорк. 2012 год. ***
Кетрин Пирс ведь не пять лет и она не ребенок, который узнал о любви из сказок, в которых добро обязательно побеждает зло, а принц и принцесса живут долго и счастливо. Кетрин Пирс ведь не шестнадцать и она не влюбчивый подросток глаза которого горят страстью, чувства так и бурлят изнутри, и жажда познать иную сторону любви. Она вообще считает, что любви нет.
Нет.
Отрицает, не признает, не верит, шлёт любовь к черту, шлёт туда, куда стыдно сказать.
Нет.
Любви нет. Она знает, что любви нет.
Нет.
Есть только чувства, есть химия, мгновенная реакция,которая проявляется расширенными зрачками и учащенным пульсом, есть просто вспышка, ничего серьёзного, и так называемая « любовь» проходит, лечится. От любви есть лекарства – бутылка крепкого бурбона или виски.
Есть красивые фильмы о любви, красивые картинки на экране, которые так привлекают внимание девушек, заставляя их поверить в любовь и ждать своего принца.
Нет.
И есть, Кетрин Пирс, та, которая не верит и отрицает любовь.
Нет.
Любви ведь нет и Пирс убеждена в этом, только почему ей так спокойно и хорошо, оттого, что Элайджа рядом и не отпускает ее руку. Просто рядом. Просто нужная. Просто ей нестрашно. Просто она готова положить голову ему на плечо, прижаться к нему всем телом и не выпускать из своих объятий.
Нет.
Любви нет, а в Кетрин наверное, вбито под кожу, растекается по венам вместе с ее темно-алой кровью.”Ненужная”. Никому. Испорченный, изношенный товар. Самовлюбленная эгоистка, которая в бегах уже пять веков.
Нет.
Любви нет, но Элайджа остался, потому что увидел в ее глазах, тоже, что и отражалось в его – пустота. Пустота поглотила ее. Пустота и усталость от всей этой беготни, пустой жизни и боязни собственной тени. Пустота ведь сейчас его семья распалась, разъехалась по разным уголкам планеты. Финн мертв. Эстер повержена вместе с ее планом и охотником. Никлаус выжил, да и удивляться нечему, ведь у того всегда есть план. Ребекка осталась в Мистик Фоллс полная веры и надежд, что добьется любви такого прекрасного человека, как Метт Доновон.
Элайджа – старая, заклинившая пластинка. Всё со своей безграничной верой в силу семьи и кровные узы.
Заевшая пластинка на которой записаны всякие нравоучение о том, что семья превыше всего.
Заевшая пластинка, которую Кетрин Пирс не намерена слушать.
Заевшая пластинка, мелодия, засевшая в ее голове и лишь осознание серых будней, сменяющиеся один за другим. Када прокрутились эти годы ее жизни– не ясно. Лишь рвение выживать сменилось желанием просто спокойно жить, за тысячу километров от Клауса Майклсона в доме с милым забором и крышей из красной черепицы.
Помнит дворцовые коридоры, помнит, что должна была умереть во время рииуала, словно дешёвая однодневная свечка. Помнит как бежала по лесу в надежде спасти свою жизнь. Помнит как засунула свою голову в петлю и умерла в деревянном домике. Помнит как умерла Катерина и родилась Кетрин. Родилась с кровью на губах.
Помнит Элайджу, который проводил с ней время и поддерживал. Поддержка и забота заставили ее посмотреть на не другими глазами. Глазами полными любви и веры в то, что пока он рядом с ней, ей не грозит никакая опасность.
Ничего ведь не меняется. Возвращается на круги своя.
Вот она смотрит на него взглядом полным нежности и доверия. Вот он прижимает ее к себе, вдыхает ее запах. Снова вместе. Но они ведь не вместе.
— От тебя пахнет кровью и текилой, Катерина.
— Кетрин…
Потасканная, вывернутые на изнанку, уставшая. Но всё ведь она держится , и даже улыбается ему, правда, через силу. Переживет. Клаус вновь думает, что ей придет конец, а она переживет еще один конец, чтобы начать с начала. Спасет себя.
Известная формулировка, которой обучают детей в младшей школе, теорема, которую знает и Элайджа Майклсон : « От перемены мест сумма не меняется.» Она все такая же : карие глаза, томно-напуганный взгляд, шоколадные кудрявые локоны. Она такая же, только в ее душе тьма. Черная – вампир. Белая – человек. . Человек-вампир. Вампир-человек. Катерина плюс Кетрин в сумме ведь одна и та же женщина. Женщина, к которой он испытывает самые различные чувства : от любви до ненависти.
В сумме одно и тоже, и плевать на перестановку слагаемых. Сумма не меняется. Сумма ведь не меняется. Кетрин, просто, удалось выдавить из себя человечность. Выдавить человечность ударом по рёбрам, словно вырвала свое сердце и теперь вместо него пустота – вакуум. Остались очертания чего-то темного, похожего на сердце, прям, как и у него, переломанными костями, костяшками рук измазанными кровью, скукой, предательством, манипулированием и паранойей. Это теперь не выпластаешь, все вернулось бумерангом, за всё хорошее, что она сделала, как говорится. Вернулось бумерангом в виде боли и бесконечного одиночества. Вампиризм оказался ее вечными муками за грудиной, одиночеством и отражением всех совершённых грехов. Вампиризм – безвыходность.
— Уходи, Элайджа, я сумею себя защитить или сбегу, как всегда, ну, жизнь на чемоданах, ты же знаешь, - сжимает запястья, касается ткани его рубашки, манжеты не позволяют ей коснуться его кожи, глаза-потухшие и могли бы вскрыть наружу все его чувства.
— Мы не закончили, Катерина и прямо сейчас ты расскажешь мне, как планируешь заполучить лекарство? – встает над ней, сжимает руку на ее тонкой шеи, что той явно не хватает воздуха.
— Терпение Элайджа, - кашляет, опускает взгляд. — Бегая от твоего братца я приобрела такое качество, как терпения.
— Мое терпение не стоит испытывать, Катерина, - взгляд суровый.
Они не в масть или все же они одной масти?
Брюнетка молчит пару секунд, потом озирается, будто боится, что их “содержательный” разговор могут подслушать. Озирается вслед за ней и это его ошибка. Ошибка, ведь у нее уходит несколько секунд, чтобы ударить каблуком под колени, заломать руку, сломать и поставить самого Элайджу Майклсона на колени.
— А смешно ведь получилось, Элайджа Майклсон на коленях, - язык, закушен зубами держится, как никак, возможнл ей не долго осталось жить.
— О чём ты, Катерина? – хмыкает Майклсон.
— Хватит меня так называть, Элайджа, - чувствует его тепло рук в обхват своей спины.
— Твое имя данное при рождении Ка-те-ри-на, - протягивает вампир смотря в ее глаза и Пирс кажется, что тот внушает ей это.
— Я пью вербену, - ослепляет своей улыбкой. — И через пару недель сформируются команды по поиску лекарства. Мне нужно будет только подождать и отнять лекарство у победителя. На этот раз все выйдет так, как я запланировала. Ты еще вспомнишь мои слова.
— Я свяжусь с тобой, когда посчитаю нужным, все же, мы можем быть полезны друг другу, - руки касаются ее плечей, осторожно сбрасывает брошенную на плечи кожаную куртку.
Знает, что она не мёрзнет, всё равно мертва. Мертвая, и ей не помешает побыть “ мертвой” пару часов. Резкое движение, хрус шеи. Наигранно вздыхает, удерживает ее, не позволяет упасть на грязный пол. Катерине он бы ни за что не позволит упасть, но перед ним Кетрин, и ей он позволяет рухнуть на грязный и пыльный пол. Позволил упасть. Почему бы и нет? Так нужно обращаться с Кетрин.
Покидает номер. Элайджа ведь не глуп и прекрасно знает, как нужно поступить в той или иной ситуации. Он знает, как нужно поступать с Кетрин Пирс. Знает, что они могли бы быть счастливы. Могли бы бы счастливы, только в другом столетии.
Кетрин Пирс около пяти веков, и она уверена, любви нет.
Элайджи Майклсону тясячу лет, и он отчаянно убеждал себя в том, что любви нет.
**** Мистик Фоллс. ***
В особняке пахнет пылью, красками и ацетоном. Клаус Майклсон сосредоточен на создании новой картины. Клаус Майклсон – первородный гибрид, тот, кто не знает пощады и жалости к своим врагам. Но в его серых глазах отражается боль пустота, одиночества. Отражается все то, что пережил за тысячу своего существования. Сейчас его глаза закрыты, представляет, чтобы он хотел нарисовать. В руках испачканная краской кисть, но мольберт чист. Какие он выберет цвета? Попробует нарисовать, что испытывает, чувствует, о чем думает или чего хочет. Смятение. Агрессия. Злоба. Его демоны освободись после того, как его любимая сестра Ребекка, уничтожила кровь двойника, лишила личной армии послушных гибридов и в полной мере ощутила весь его гнев на себе. Нужно быть осторожным, ведь Клаус Майклсон неконтролируем в гневе. Все же профессионал в рисовании и искусстве мучить и убивать.