Страница 21 из 41
- Закалятся! На тот свет, - буркнула мама. Если бы она так не сказала, не стал бы мыться. А то получается, Катя смелее меня?
Брр! Лучше бы я забыл про смелость!
Крепко растеревшись полотенцем, я побежал на летнюю кухню, где сестра уже вовсю наворачивала манную кашу. Кто-то не любит манную кашу, но мы с Катей её любим, особенно со сливочным маслом и белым хлебом!
Наевшись и напившись чаю, мы побежали переодеваться. Плавочки я не вернул Кате, так что сразу надел их, сверху костюмчик из бежевых шортиков и рубашечки. Когда мы с Катей вышли, мама ахнула:
- На кого вы похожи?! Раздевайтесь, хоть поглажу!
Пришлось раздеться, как бы ни нервничал папа.
Мама дала Кате юбочку, под цвет моих шортиков:
- Ты уже большая девочка, хватит играть в мальчика.
Я не протестовал, всё равно стрижки у нас разные, у Кати косички, у меня почти ноль. Сходства никакого.
Наконец-то нас отпустили! Мы побежали на автостанцию, далеко обогнав папу. И чего он ворчал?
Давно бы ушёл, мы бы его нагнали!
На остановке автобуса ещё не было. Мы постояли минутку спокойно, потом начали бегать, друг за другом, весело смеясь.
- Вот же непоседы! – сказала одна женщина, улыбаясь.
Это кто непоседа? Я? Это Катька непоседа! Я еле-еле успевал за ней!
Пришёл автобус, тяжело пыхтя. Такие автобусы у нас называли «пылесосами». Дорога до трассы у нас не асфальтированная, грунтовая, тринадцать километров. Так что, если нет дождя, вся пыль затягивается в салон. Но людей в нашем посёлке много, желающих отправиться в город достаточно, поэтому, вместо маленьких чистеньких «ПАЗиков», шлют большие «ЛАЗы». На заднем сидении жарко и пыльно, поэтому мы, протиснувшись среди пассажиров, занимаем места, где написано: «для детей и инвалидов».
- Папа, садись! – кричим мы.
- Вот же какие! – осуждающе говорят нам, - А ещё пионеры!
- Здесь же написано, для детей! – возражаем мы.
- Для маленьких детей! – сказали нам. Пришлось встать и пройти в хвост автобуса, а на наши места уселись здоровенные тётки. Я даже хотел возмутиться, но Катя дёрнула меня за рубашку:
- Не скандаль!
Пришлось проглотить свои едкие слова. Причём, вошла женщина с ребёнком, и ей пришлось идти к нам, никто ей не уступил передние сиденья!
- Не скандаль! – опять остановила меня Катя.
Наконец, все вошли, автобус двинулся. Папе пришлось стоять.
- Пап, садись, возьмёшь меня на руки! – предложила Катя. Папа так и сделал. Я сидел возле окна и наблюдал за мелькающим пейзажем. Вот мы проехали мимо кладбища и повернули к соседнему посёлку. Мы его называли Гайдомак, наш посёлок назывался Тафуин, но недавно их переименовали, и сейчас они называются, соответственно, Ливадия, и Южно-Морской.
Подъехали к остановке, вошёл ещё народ, потом была ещё одна остановка, у судоремонтного завода. Проехав немного ещё, остановились на остановке «Бухта Средняя». Следующая была уже далеко: в Душкино.
Всё время вдоль дороги тянулся лес. После Душкино уже появились поля, стало видно море, в Волчанцах был огромный песчаный пляж, песок был везде. Здесь была оконечность залива Восток.
Дальше был посёлок Новолитовск.
Всё это мы с Катей видели впервые, оживлённо обсуждали увиденное, несмотря на шум двигателя.
Никто нам не делал замечания. Наконец мы увидели великий и ужасный Американский перевал, про который наслушались столько страхов. Говорят, отсюда падали автобусы, бывало даже, что пассажиры выходили и шли наверх пешком, а мужчины толкали автобус, потому что у того не хватало сил забраться на перевал.
Теперь же, натужно воя, автобус забрался по серпантину наверх, постоял там и начал осторожно спускаться с другой стороны перевала. Отсюда открывался замечательный вид на залив Америка, переименованный теперь в Находкинский, как и перевал. А, между прочим, залив назывался не в честь США, а в честь корвета «Америка», который в шторм попал в этот тихий залив, и капитан вскричал: «Вот так находка!». С тех пор всё здесь называют Находкой, и залив, и бухту, и перевал, и город. Пассажиры, между тем, обсуждали новость: на самой вершине перевала поставили шхуну, назвали «Надежда», и устроили внутри ресторан.
Нам было как-то всё это поровну, подумаешь, ресторан! Мы даже не знали, что это такое. Что? Там едят и выпивают? Ну и что?
Новый автовокзал восхитил нас полностью стеклянным фасадом, стеклянными дверями. Правда, мы не стали в нём задерживаться, прошли насквозь и оказались на остановке городских автобусов.
Подкатил автобус номер «5», и мы вошли в него. Автобус тихо тронулся. Чисто, уютно, люки открыты! Мы прилипли к окну, рассматривая город то с одной, то с другой, стороны. Город нам понравился: всё было чистенько, много зелени, все сопки были в деревьях, как будто там остался нетронутый лес.
Мы проехали почти весь город, настолько длинным был Находкинский проспект. Вся дорога тянулась вдоль бухты, занятой громадными кораблями, утыканной большими портовыми кранами. По бухте сновали маленькие буксиры, вроде того, на котором работал наш папа.
Мы с широко раскрытыми глазами смотрели на невиданные ранее картины. У нас тоже было море, корабли, но всё гораздо меньшего размера, кроме моря, конечно, оно у нас было открытое.
- Всё, приехали, - сказал папа, когда автобус остановился на пригорке, - выходите, только осторожно.
Мы вышли, не прыгая, на тротуар, папа, от греха подальше, взял нас за руки и перевёл по полосатому пешеходному переходу.
- Вот больница, - показал нам папа на белое здание, и мы припустили вверх по лестнице, наперегонки.
- Подождите, заблудитесь! – закричал нам папа снизу. Куда там! Мы бежали, куда глаза глядят, потому что насиделись в автобусах.
Бегая по асфальтированным тротуарам, чуть не столкнулись с тётей в белом халате.
- Это кто тут хулиганит?! – возмутилась тётя. Мы молчали, шумно дыша.
- Ну? Нельзя здесь бегать! Здесь больные отдыхают! Чьи вы?
- Это мои, - отозвался наш папа, который с трудом нагнал нас, - мы пришли навестить моего сына, их брата, ему здесь сделали операцию.
- Следите за своими детьми! – строго сказала тётя.
- Да, уследишь за ними! – сказал папа, - Как ртуть!
Тётя засмеялась:
- Какую операцию перенёс ваш сын?
- Аппендицит.
- Понятно, обходите здание вокруг, там подниметесь на второй этаж, вызовите. Дети пусть посидят, на лавочке. Не сбежите? – строго спросила она нас. Мы отрицательно замотали головами.
Папа повёл нас вокруг здания, усадил на лавочку, сам скрылся внутри. Мы сидели смирно, болтая ногами, потому что, если будем снова бегать, нас больше не возьмут с собой.
И вот вышел улыбающийся Саша! Мы даже не узнали его: он был в цветастой больничной пижаме.
Саша быстро подошёл, сел между нами, обнял. Мы прижались к нему, только тут поняв, как соскучились по братику. Братик взял из папиного угощения шоколадку, разломил её пополам, и угостил нас.
Мы радостно стали грызть шоколад, потому что такие сладости пробовали редко.
- Ну вот! – пробурчал папа, - шоколада наелись, теперь ничего не будете! А я хотел сводить вас в блинную!
- Папа! Мы хотим в блинную! – закричали мы. Больные, проходя мимо, смотрели на нас, и улыбались. Что они увидели забавного? Один даже подошёл к нам, спросил у папы:
- Ваши? – папа согласился.
- Какие хорошенькие! А с Сашей мы в одной палате лежим. Я Миша Усманов.
Папа с Мишей начали взрослый разговор, мы с Сашей свой, детский. Я спросил, когда его выпишут, Саша сказал, что осталось дня четыре, если не будет осложнений. Пока проговорили, начался обед, Саша осторожно обнял нас, Катю даже поцеловал:
- До встречи, Котята!
Нам не хотелось расставаться с братиком, но папа сказал, что пора ехать. Сначала заедем на Кинотехникум, перекусим, а потом уже и домой. Мы вздохнули, и пустились в обратный путь.
На остановке «Кинотехникум» мы вышли из автобуса, и папа привёл нас в «Блинную», усадил за стол, велев не крутиться, встал в очередь. Потом принёс тарелки, нам с блинчиками, фаршированными мясом и рисом, ещё с творогом, себе борщ, гречневую кашу с фрикадельками, блинчики, компот.