Страница 4 из 12
Итак, оркестр заиграл менуэт, и кавалеры направились в сторону дам, приглашая их. Аня замерла в ожидании: пригласят или не пригласят? Может быть, вот тот статный гвардеец? Или этот молодой поручик-улан? Кажется, он направляется как раз в их сторону… Ах, нет, прошел мимо…
Она высматривала, ждала – и не дождалась. Никто ее так и не пригласил. Впрочем, сестру Прасковью тоже не пригласили, да и некоторых других дам, и это служило некоторым утешением. «Ничего страшного, – говорила себе Аня. – Это всего только первый танец, весь бал впереди».
На императора она при этом вовсе не смотрела. Не то чтобы девушка испытывала к нему какие-то неприязненные чувства или он ей не нравился, нет, она просто не думала о нем как о кавалере. Аня Лопухина, в отличие от многих из числа приглашенных, не боялась государя, имевшего репутацию самодура, обладающего бешеным нравом, с чего бы она стала его бояться? Просто они жили в разных мирах.
Однако, хотя она и не смотрела на Павла, все же заметила, что на первый танец он не пригласил никого из дам, а продолжал стоять в сторонке, посматривая на танцующих. А еще заметила стоящего рядом с государем господина в богатом камзоле с тремя орденскими лентами. Человек этот, склонившись, все шептал что-то на ухо императору, а тот при этом поворачивал голову, словно высматривал кого-то в толпе. Причем Ане показалось, что Павел почему-то смотрит в ее сторону. У нее даже возникло странное ощущение, что спутник императора шепчет ему именно о ней. Она встряхнула головой, отгоняя глупую мысль. Почудится же такое!
Между тем оркестр на время смолк, отчего стал слышен говор толпы. А потом заиграл снова, на этот раз экосез. Анна приняла небрежный вид, приличествующий для девушки, которая не хочет показать, как она ждет приглашения, но при этом внимательно поглядывала по сторонам. Ах, если бы ее пригласил вон тот высокий юноша! Или…
И тут она с нарастающим удивлением заметила, что император покинул свое место в боковой части зала и направляется в ее сторону. Анна оглянулась вокруг себя: интересно, кто мог привлечь внимание его величества? Отца, сенатора Лопухина, рядом с ней давно не было: он с самого начала бала увивался вокруг молодой баронессы Полонской. Может, император хочет пригласить на танец одну из стоящих рядом с ней дам или девиц? Например, вон ту блондинку, чье платье украшено жемчугом? Или даму постарше, брюнетку? Да, скорее брюнетку – блондинка не такая высокая, а государь, говорят, предпочитает дам выше его…
Тем временем Павел подходил все ближе, ближе… И, прежде чем Анна с ужасом поняла, куда именно он направляется, государь оказался рядом с ней, и она услышала его голос, говоривший:
– Не согласитесь ли вы, сударыня, составить мне партию для экосеза?
Ах, ведь что-то надо отвечать! И как-то поклониться! Она толком не знала ни того ни другого – ведь ее не учили. Она что-то пробормотала – сама не могла понять, что именно, но смысл был: да, согласна. Подала руку и тут, в последнюю секунду вспомнив, что, кажется, полагается сделать реверанс, изобразила этот реверанс, как смогла. Не успела опомниться, как ее уже вели к центру зала, люди вокруг расступались, и все взоры были обращены на нее, на них.
Партнер сделал первый поворот… И в этот момент ее волнение немного улеглось, ведь она умела танцевать, все домашние признавали, что танцует она неплохо, хорошо двигается. Мачеха, Екатерина Николаевна, особенно хвалила умение падчерицы точно следовать за движениями партнера. Вот и теперь она, словно в зеркале, повторяла все па, все наклоны и повороты своего партнера.
В середине танца был момент, когда танцующие сближались и делали несколько движений совсем рядом. Не так близко, как в вальсе, конечно (ах, она обожала вальс!), но достаточно. И она услышала, как человек в синем комзоле, повелевавший всей империей, произнес:
– А вы хорошо танцуете! И так милы! Почему никто не пригласил вас на первый танец?
Этот человек, перед которым все трепещут! Невысокий, некрасивый, со слишком большими глазами и маленьким слабым ртом! Тот, по чьему велению бал начался – а может и закончиться, если он того захочет! И Он говорит с ней! Да, но ведь надо что-то ответить!
– Я не знаю, ваше величество, – произнесла Анна, стараясь, чтобы голос не дрожал и не звучал слишком тихо, – вероятно, здесь есть дамы достойнее меня.
– Какой прекрасный ответ! – восхитился Павел.
Он перестал улыбаться, совсем перестал, смотрел на нее испытующе, словно что-то старался понять. Хотел еще что-то сказать, но подошла следующая фигура танца, и надо было расходиться. И они разошлись, и снова начались поклоны, повороты… А потом вдруг стало тихо, и человек в синем камзоле взял ее за руку. Что случилось? Ах да, ведь танец кончился! Он должен проводить ее обратно. Вот, проводил, любезно поклонился (теперь она не ударила в грязь лицом: согнулась в низком реверансе) и пошел обратно, где ждал его тот, с орденскими лентами.
Только сейчас, оставшись одна, она осознала значение случившегося. Осознала по тому, как на нее смотрели окружающие. Собственно говоря, такое случилось впервые в ее жизни – чтобы на нее смотрел кто-то, помимо членов ее семьи и дворовых слуг. А тут… Величественные дамы, чьи платья были украшены жемчугом и бриллиантами, их важные спутники с орденскими лентами на шее, статные офицеры в красивых мундирах, с замечательными усами, девицы, ее ровесницы, – все они глядели на нее, словно на какую-то диковину. В их взглядах читалось изумление, зависть, желание понять случившееся. Ах, она сама хотела бы это понять! Ясно было только одно: государь, который редко удостаивал дам своим вниманием, почему-то выбрал ее. Значило ли это, что она хороша? Вероятно, да. Даже наверняка – да. Иначе почему бы он направился именно к ней? Выходит, что она, которую отец с мачехой считали дурнушкой (а за ними и сестры туда же), – красива, настолько красива, что может заинтересовать разборчивого императора.
Этот вывод нашел подтверждение уже в следующую минуту, когда оркестр снова заиграл контрданс, и к Анне с разных сторон устремились сразу два кавалера – тот самый белокурый юноша, о котором она думала, и высокий статный офицер. Она отдала предпочтение офицеру. Потом ее пригласил важный господин с пышными бакенбардами, по всей видимости, в больших чинах, и снова офицер, но уже другой… И так до самого конца бала она оставалась в центре внимания. Теперь ей уже не приходилось скучать и выискивать в толпе – кто же ее пригласит? От постоянного движения она раскраснелась, похорошела и больше уже не сомневалась, что император выбрал ее именно что за красоту.
За всеми этими приглашениями Анна и не заметила, в какую именно минуту человек, так стремительно изменивший ее положение среди приглашенных, покинул бал. Император ушел незаметно, а веселье продолжалось. Впрочем, очень долго оно длиться не могло: все знали, что государь ложится рано, встает ни свет ни заря и не любит ночного шума. Поэтому спустя час после ухода Павла распорядитель скомандовал оркестрантам сыграть последнюю мелодию и покинуть зал. Публика тоже стала расходиться.
Заслуживают внимания два разговора, состоявшиеся в этот вечер в разных местах Москвы.
В доме Лопухиных шла беседа между супругами: Петр Васильевич делился впечатлениями от прошедшего бала, а жена его внимательно слушала.
– Государь был сегодня в весьма хорошем расположении, – заметил Лопухин. – Признаться, мне еще не доводилось видеть его величество столь покойным, он даже изволил несколько раз улыбнуться, а это редко бывает.
Петр Васильевич знал, что говорил: ведь его служба протекала успешно, он часто бывал в Петербурге, государь остался им доволен. Хотя особо и не отличил, но ни разу не распекал.
– Тебе лучше знать, ты государя часто видел, – сказала на это Екатерина Николаевна. – Но почему ты не говоришь о главном событии? Мне о нем поведала твоя младшая, Прасковья. Я, признаться, даже ушам своим не поверила, когда услышала. Правда это, что государь изволил станцевать экосез с Анной?