Страница 44 из 61
– Ладно… – нехотя сказал Стефанович. – Была действительно пара смешных эпизодов про советский быт. Например, история с камином или сантехникой. Дело в том, что, помимо творческих вопросов, мы должны были решать и вопросы житейские. Жить в однокомнатной квартире на окраине города стало уже невозможно. Поэтому, заручившись какими-то письмами и считая, что при ее появлении все должны ложиться у ее ног, она пошла на прием к одному из руководителей Москвы. Она надеялась взять его на личное обаяние или, в крайнем случае, на взятку. Но этот начальник был, очевидно, уже настолько упакован, что предложил ей расплатиться натурой – поехать с ним в какой-то охотничий домик. На что она довольно остроумно ответила: – Сейчас, только дуло прочищу! – И вышла из кабинета, хлопнув дверью. Тебе нравится этот эпизод?
– Еще бы! Класс! Но, насколько я знаю, вам все-таки дали квартиру на Тверской, возле Дома кино. Там в соседнем подъезде живут мои приятели.
– Да, – сказал Стефанович, – после этого случая мне пришлось брать в Союзе кинематографистов бумагу о моем праве на дополнительную жилплощадь и катить уже к другому начальнику. В конце концов, было принято решение выделить нам жилплощадь в центре города и достаточную, по советским нормам, для проживания трех человек – я, Лугачева и ее дочка – плюс двадцать метров дополнительной площади для творческой работы мне, как режиссеру. Первую квартиру нам предложили в Безбожном переулке, это была замечательная квартира, но мы отказались от нее из-за адреса. На нас посмотрели, как на сумасшедших и сказали:
– Вы что? Вон даже Окуджава согласился!
Но я сказал, что я хоть и не особенно религиозный человек, но жить в Безбожном переулке выше моих сил. И эту квартиру заняла Кристина Онассис со своим мужем Каузовым. А мы получили квартиру на Тверской недалеко от площади Маяковского. А у меня, кроме хобби помогать молодым талантам, есть еще одно – окружать себя хорошим интерьером. И в новой квартире я занялся ее перепланировкой. У меня был знакомый, который, разводясь с женой, утащил огромную старинную немецкую кровать со спинкой высотой в два метра. Я решил из этой кровати сделать камин и стал искать каминного мастера. А камины по тем временам были в Москве большой редкостью. Наконец через Главное управление строительства Моссовета меня вывели на одного человека, который, как мне сказали, только что закончил делать камин дома у Галины Брежневой. И кроме того, у него еще были другие заказы, о которых тактично умолчали. Пришел такой Петрович.
– Петрович, – мы говорим, – нам нужен камин такого размера, чтобы спинка от кровати вот так прикладывалась, а в центре топка была…
– А чо! Эт сделаю. Этаж последний? Так, долбить надо через чердак. В общем, 500 рублей будет стоить.
Тогда это были большие деньги. Зарплата месячная была сто рублей. Но уж такой специалист. Я его спросил:
– А кому ты еще делал камин?
– Ну, кому? Гале только что сделал, папаше ейному и в квартире, и на даче. Суслову делал, маршалу Гречко. В общем, всем им…
Неделю он долбил стену, делал дымоход. Сложил печку. И в конце концов однажды мы приходим, он говорит:
– От, хозяева, все готово. Давайте деньги, я пошел.
Я говорю:
– Подожди, Петрович, давай сделаем так. Сначала зажжем камин, а потом уже деньги, вот они. Но сперва попробуем, как тянет.
– А чо тут пробовать? На совесть сделано. Зажигайте, если хотите.
Мы собрали какие-то куски паркета, которые лежали в прихожей, положили бумагу, зажгли. Блин! Как повалил оттуда дым во всю квартиру – дышать невозможно. Мы вылетели на лестницу и говорим:
– Петрович, ты что, с ума сошел?
– А чо? Это ветер. Вот когда будет хорошая погода…
– Петрович, мы не только для хорошей погоды камин хотим иметь, а для любой. Ты как его делал?
– Ну как? Сложил, как я всю жизнь кладу. Тридцать пять лет камины кладу.
Я говорю:
– Петрович, переделывай.
Петрович стал ругаться. Но что ему остается, деньги мы ему не отдаем. Он переделывает. Через неделю я прихожу, Петрович опять зажигает этот камин и повторяется все то же самое. Дым тянет в квартиру. А тут у нас поездка в ГДР, и я в Берлине посвятил время посещению немецких книжных магазинов, где купил книгу о каминах. В Москве мне эту книгу перевели, и выяснилось, что существует определенная пропорция между объемом топки и сечением дымохода. И когда в следующий раз Петрович притащился сдавать нам камин, я ему сказал:
– Петрович, давайте сантиметром топку измерим так, так и так. Объем топки у тебя получается такой, сечение дымохода такое. А по формуле должно быть такое. То есть нужно уменьшить объем топки на два кирпича слева и справа. И тогда у тебя все будет нормально.
Петрович стал скандалить, что он тридцать пять лет делает камины, что Галя Брежнева, «папаша ейный», маршал Гречко и Суслов довольны, а мы вот привередливые. Тем не менее, после очередного эксперимента по установлению дымовой завесы, я заставил его переделать этот камин в четвертый раз по моей формуле. И что ты думаешь? Как только туда положили поленья, все стало тянуть просто замечательно. Петрович почесал в затылке и сказал:
– Тю! То-то я думаю: шо у Леонида Ильича все время дымом пахнет…
То есть человек, который тридцать пять лет делал камины, был абсолютный профан в своей профессии. И не он один. Это было правилом жизни целой страны.
В общем, непросто далась мне эта квартира. В то время даже купить, например, подушки было проблемой. Я уж не говорю про мебель и все остальное. А если ты хотел иметь хорошую ванну, то это было совершенно невозможно: чешская ванна и чешский унитаз были пределом мечтаний советского человека. Как говорил Дербенев, при развитом социализме деньги для умных людей не проблема, проблема – товары. И вдруг раздается звонок:
– Бон жур, это говорят из французского посольства, у нас предстоит открытие гостиницы «Космос», ее помогали строить французские фирмы. И мы хотим устроить концерт, первое отделение – ваша жена, а второе – Джо Дассен. Нельзя ли это организовать?
Мой первый вопрос:
– Осталась ли у вас сантехника от этого строительства?
– Да, – удивились они. – А почему вы спрашиваете?
Я подъехал, посмотрел сантехнику, отобрал ванну, унитаз и биде. И это было гонораром самой знаменитой советской певицы за концерт с Джо Дассеном, на который собралась вся Москва.
Мы даже не поинтересовались, сколько получил Дассен, потому что мы считали свой куш просто даром судьбы. Когда мы после ремонта переехали в эту новую квартиру и я притащил туда свой антиквариат из Ленинграда, то было даже трудно представить, что еще три года назад мы спали на матрасе в совершенно голой однокомнатной квартире, на полу которой валялись сто сорок пустых бутылок.
Так или иначе, а наша жизнь стала приобретать цивилизованные очертания. Тут, однако, произошло событие, которое перевернуло все с ног на голову. Однажды в прихожей раздался звонок, мы открыли дверь, на пороге стоял белый, как полотно, администратор ее ансамбля. На подкашивающихся ногах он вошел в квартиру, упал в кресло и сказал Лугачевой:
– Я только что из прокуратуры, они требуют вашей крови…
В этот миг возле нашего столика возникли метрдотель и официант с тележкой, на которой возвышалась огромная фарфоровая супница. Мэтр церемонно объявил:
– Ваш буйабес, мсье!