Русские на Ривьере

– Саша, а откуда ты взялся?

– В каком смысле?

– Ну, не в физиологическом, конечно. В духовном. Я не помню, чтобы гедонизму нас учили в школе или во ВГИКе…

Потягивая «Шабли» в ожидании пресловутого буайбеса и глядя, как солнце, крадучись во взбитой над морем облачности, медленно двигается с итальянской Ривьеры на французскую, Саша усмехнулся:

– Тебя интересует генезис главного героя?

– Да. Если мне придет в голову написать роман «Гедонист», то что мне сказать читателю? Что жажда наслаждений и страсть к удовольствиям родились у главного героя в голодном детстве, в блокадном Ленинграде, когда он маленьким мальчиком боролся за…

– Ничего подобного! – перебил Саша. – Я родился на исходе войны, Питер уже был освобожден, и детство у меня было стандартно-советское – пионерско-спортивное, в седьмом классе я был чемпионом Ленинграда по прыжкам в высоту. А что касается моего сибаритства…

История тридцать четвертая

Как я стал гедонистом

– Моим учителем во ВГИКе был великий кинорежиссер и педагог Лев Владимирович Кулешов, совершенно легендарная личность. В январе 1999 года в Доме кино был вечер, посвященный столетию со дня его рождения. Показали фильм о Кулешове, выступали его ученики, говорили, какой это был подвижник искусства, как его травили при Сталине, не давали снимать, издевались над его женой, великой актрисой Александрой Сергеевной Хохловой. Потом играли на виолончелях – довольно печальную мелодию. То есть отдали дань памяти этому замечательному человеку.

Но у меня все это вызвало противоречивые чувства. Потому что я Кулешова знал совершенно другим. Не скрою, я был на нашем курсе его любимым учеником. У нас был странный альянс – ему было за шестьдесят, а я был самый юный и задиристый студент, который периодически попадал в разные переделки. И тогда он меня страшно ругал и воспитывал, но всегда отмазывал от неприятностей, благоволил ко мне, рассказывал истории из своей жизни и приглашал домой, что не соответствовало стандартным отношениям между престарелым учителем и 19-летним студентом.

Но Лев Владимирович был великий режиссер, а у великих свои стандарты. В семнадцать лет он стал художником в фирме Ханжонкова, в восемнадцать снял свой первый фильм – то есть Стивен Спилберг практически повторил его путь. Кулешов сделал такие открытия в области кино, что наши ведущие кинематографисты во главе с Сергеем Эйзенштейном в предисловии к его книге «Основы кинорежиссуры» написали: «Мы делаем картины, а Кулешов создал кинематографию». Во всем мире Льва Владимировича ценили наравне с Гриффитом, а за открытие «эффекта Кулешова» он вошел в историю кино. То есть человек выдающийся, безусловно. Но мне он запомнился не только как замечательный режиссер, которого то хвалили, то хулили, но и как остроумный человек, заядлый автогонщик, первый любовник Москвы и гурман. Эти его качества вызывали у меня восторг.

Когда я первый раз пришел в гости в его квартиру на Ленинском проспекте, меня поразила одна вещь. На стене у этого патриарха, забывшего, как мне казалось, все бренные радости жизни, висела большая фотография обнаженной женщины с распущенными волосами, которая, стоя на коленях и подавшись вперед своей прекрасной грудью, как бы отдавала свое страстное тело фотографу. И на фотографии надпись: «Дорогой Лева! Запомни меня такой навсегда! Твоя Лиля». Я просто раскрыл рот, когда это увидел. И хотя мой юношеский взгляд с понятным любопытством опускался по этой фотографии все ниже, я усилием воли возвращал его к лицу этой женщины, потому что оно показалось мне знакомым. Я стал к ней приглядываться, но – нет, не мог вспомнить, кто это. Набравшись наглости, я спросил:

– Лев Владимирович, а кто эта красивая дама?

Он заворчал:

– Кто-кто! Лиля Брик, вот кто!

Лиля Брик – знаменитая любовь Маяковского, которая в моем представлении была его музой, и вдруг – дарит свою такую откровенную фотографию Льву Кулешову! Я об этом про Лилю Брик ничего не знал.

А рядом с этой фотографией висели балетные тапочки и было написано: «Леве Кулешову от поклонницы его таланта и обратно». И подпись. Я говорю:

– А это что?

– Что-что! Это тапочки Галины Улановой.

Тут до меня стало кое-что доходить. И я уже не стал спрашивать про остальные сувениры, которые висели на стенах его квартиры. А стал расспрашивать мастера о его жизни. Он мне рассказывал массу каких-то смешных историй. Я узнал, что он был просто невероятно знаменит уже в возрасте 20 лет. К 30 годам он был классиком, снявшим свои лучшие фильмы. Однажды в Тбилиси, в каком-то ресторане его арестовали. В милицейском рапорте было написано: арестован человек, выдающий себя за Льва Кулешова. Такова была его слава. Он мне рассказывал, как побеждал в автогонках. Были такие гонки, когда нужно было ехать сутки на дальность пробега. И большинство машин сошло с дистанции, а он не только не сошел, но и победил.

– И знаешь, как я победил? – сказал он. – Я под рубашку привязал себе на грудь грелку со спиртом. Вставил туда трубку, а другой конец этой трубки себе в рот. Чтобы не уснуть от усталости. И так мчался в этом автомобиле…

Можно себе представить: 20-е годы, бездорожье, Россия. Кошмар! Но он ехал сутки и выиграл гонку. Я могу это оценить, потому что много путешествую на машине и мой личный рекорд составляет две тысячи километров за семнадцать с половиной часов. Когда я вышел из машины, то чуть не упал от усталости и напряжения. Но у меня «БМВ», и ехал я по европейским дорогам, а он сутки вел какую-то рухлядь двадцатых годов – по русскому бездорожью!

Конечно, он мне рассказывал про свои отношения со многими людьми, в том числе и с Маяковским.

– Мне Маяковский, между прочим, посвятил стихотворение, он мне написал на книжке:

«Кулешову Льву Владимировичу

– селезень,

А строчки никак не выверчу!»

Сначала эта надпись показалось мне загадочной – почему селезень? Почему он не мог вывернуть Кулешову и строчки? Но при воспоминании о фотографии Лили Брик у меня возникли кой-какие предположения, которые потом подтвердились самым необычным образом – после выхода в Швеции романа «Я горю», посвященного жизни Маяковского. Тогда возник проект его экранизации, я должен был ставить этот фильм и начал собирать материалы о жизни поэта. Вскоре все мои представления о Маяковском, которые были почерпнуты из школьных учебников, оказались полностью опровергнуты. Оказалось, что Маяковский в начале своей карьеры жил на средства Осипа Брика, то есть мужа своей любовницы. С Лилей Брик он познакомился во время съемок фильмов «Барышня и хулиган» и «Не для денег родившийся», где оба играли как актеры. В процессе съемок они стали любовниками, и Лиля Брик познакомила Маяковского со своим мужем Осипом – книжным издателем и умницей, знавшим несколько языков. А Маяковский был малообразован, провинциален, плохо разбирался в столичной жизни и в политике, но как поэт был необыкновенно талантлив. И Брик стал его идеологом и покровителем. Брик читал в оригинале всевозможные иностранные журналы, вылавливал в них новые эстетические концепции и подкидывал эти идеи Маяковскому. Брик на свои деньги издал первую книгу молодого поэта, стал создателем его имиджа и издателем журнала «ЛЕФ», то есть «Левый фронт искусства», редактором которого был Маяковский. Помнишь их манифест «Левый марш»: «Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!».

Конечно, Осип Брик прекрасно знал о любовных отношениях своей жены и Маяковского, но он и Лиля держали поэта на коротком поводке. В частности, в доме, который пролетарской властью был дан пролетарскому поэту Маяковскому и его журналу «Новый ЛЕФ», жили Лиля и Осип, а Маяковский продолжал жить в съемных квартирах и покончил жизнь, если ты помнишь, в коммуналке. Но это отдельная история.

Так вот, когда я стал собирать эти материалы, я наткнулся на воспоминания художницы Степановой о ее визите на дачу, где у Маяковского произошел «Разговор с солнцем». Помнишь? «Поселок Пушкино горбил Акуловой горою…» Степанова не была, конечно, свидетельницей визита солнца на эту дачу, зато она была свидетельницей другой истории. Она пишет, что когда приехала туда, то обнаружила, что вокруг этой дачи бегают вдоль забора с одной стороны Маяковский, весь в слезах, а с другой – Александра Хохлова, жена Кулешова, и тоже в слезах. Оказалось, что на этой даче происходило любовное свидание между Львом Кулешовым и Лилей Брик! Так вот откуда взялась та замечательная фотография обнаженной Лили Брик, вот почему Маяковский, который мог написать стихи о чем угодно, даже о «Моссельпроме», не мог «вывернуть» Кулешову и строчки.