Страница 10 из 15
*
- На самом деле, меня зовут не Мара Сингер. Мое настоящее имя – Марианна Гиндельстерн, я родом из Дании. До десяти лет я воспитывалась любящими родителями, окруженная заботой и любовью со всех сторон. Стоило мне только пальцами щелкнуть, как я получала все, что хотела. Мои родители могли позволить все это, причем с кронами они расставались безо всякого сожаления. Как и каждая девчонка, я любила мечтать о всякой чепухе: о принце на белом коне, говорящих животных и прочей лабудени. Но я даже представить себе не могла, что все изменится так кардинально.
Я тогда мало что понимала, но тоже заметила, что отец стал все реже приходить домой, а мама стала все чаще плакать… Оказалось, что отец, мягко говоря, нашел себе новую жену и ушел от моей матери. К чести ему будет сказано, он оставил нам абсолютно все, нажитое совместной жизнью с мамой. И вот тут-то меня ждал новый удар: мать вышла замуж во второй раз, за брата своей лучшей подруги, Маркуса. Я ревела, не переставая, обвиняя мать в том, что она предала меня, бросила так же, как и отец. И самым обидным было то, что она отвечала на мои обвинения молчанием. А тем временем я росла, взрослела, и к пятнадцати лет полностью сформировалась, как девушка. Это не укрылось от взгляда моего отчима. Когда я попадала в поле его зрения, он не отводил от меня глаз, мысленно раздевая. От этого мне было так гадко, словно на меня вылили ведро с помоями.
И вот, одним «прекрасным» днем, мать уехала в Копенгаген по делам, оставив меня и своего мужа одних во всем доме. Прислуге отчим в тот день дал выходной (специально, видимо, козел!). Я в своей комнате в это время штудировала учебник биологии, подготавливаясь к грядущим экзаменам.
Маркус неслышно, словно кот, прокрался в мою спальню и закрыл ее изнутри. Я лежала на кровати на животе, положив учебник на подушку и подперев кулачками лицо. Помнится, я пыталась вникнуть в строение головного мозга человека. Маркус присел на краешек кровати и начал задавать мне отвлеченные вопросы типа «Чего учишь?» и «Как дела в школе?». А его рука тем временем поползла к моим ягодицам и дальше. Я была в шоке! Я, наверное, подскочила вверх метра на три и забилась в угол. А Маркус наступал на меня с дьявольской улыбкой, приговаривая, что мне нечего бояться, что можно больше не скрывать наших чувств друг другу, что он ненавидит эту жирную свинью (мою мать, в смысле), и даже если я не хочу его, то мне некуда деваться, и он все равно меня получит. Я видела, что дверь заперта, что бежать мне не куда, разве что в окно второго этажа. Маркус полагал, что я не дура, которая скорее сломает себе конечности, чем займется чем-то более приятным. И вот он схватил меня. Я яростно отбивалась, но все было вбестолку. Он навалился на меня своей тушей, намертво придавив к полу, и обслюнявил с ног до головы. Мне хотелось умереть, лишь бы ничего не чувствовать… И тут в поле моего зрения попал старинный бронзовый подсвечник, одна из самых старых вещей в доме. До него было рукой подать, стоило только поднапрячься. Я задергалась под телом отчима, пытаясь пододвинуться поближе к заветному оружию. Тот наивно подумал, что мне понравилось и я получаю кайф, а потому издал что-то наподобие хрюка и слегка ослабил хватку. Этого-то мне и было надо! Я дотянулась до подсвечника, схватила его и со всей мочи ударила Маркуса по голове. Тот издал протяжный стон и рухнул на меня всей своей массой. На меня закапало что-то теплое. С громкими рыданиями, я выползла из-под тела своего насильника и отползла в сторону. У меня была истерика. В этот момент во мне что-то сломалось и я рухнула на пол без сознания.
Не знаю, сколько времени прошло, но когда я очнулась, Маркус по-прежнему лежал на полу, а у его головы на полу собралась приличная лужа крови. Я заорала во весь голос и, в спешке открыв дверь, пулей полетела в ванную. Меня стошнило. Когда я угомонила свой желудок, то обессилено привалилась к краю ванны. Напротив меня была зеркальная стена, и я четко увидела себя во всей красе: лицо, волосы и руки в крови, глаза красные от слез, все опухло, волосы спутались, одежда разорвана, кое-где по телу пестрели синяки… Кошмар, одним словом. И я поняла: мне необходимо бежать из Дании, и как можно скорее.
Приняв такое решение, я нашла в себе силы, чтобы подняться, умыться, привести в кое-какой порядок волосы. К себе в спальню я просто не могла зайти, а потому забежала в спальню матери, надела ее узкие черные брюки для верховой езды, бежевую блузу. Затем вытряхнула на кровать содержимое ридикюля и запихала туда все ее драгоценности и несколько сотен крон, найденных в ящичке туалетного столика. Все. Я в последний раз окинула взглядом спальню матери, обвязала ридикюль вокруг кисти и вышла из дому через черный ход. Я шла быстро, насколько это было возможно на дрожащих мелкой дрожью ногах. Во рту я чувствовала металлический вкус крови и молилась Богу, чтобы тушу Маркуса не обнаружили прежде, чем я покину страну.
Я оказалась на пристани. Мимо меня взад-вперед сновали моряки и пассажиры. Пахло рыбой и еще чем-то свежим. Я быстрым взглядом окинула корабли, и мне сразу попался на глаза грузовой корабль «Майами Си». Его трюм был гостеприимно раскрыт, и поблизости никого не было. Пытаясь быть незаметной, я змейкой проскользнула вовнутрь.
Внутри стояли железные бочки. Я открыла одну из них. Она была полна рыбы. Тут раздались голоса, и я, не теряя времени даром, прыгнула в бочку и прикрыла ее крышкой. Я погрузилась в смердящую противную скользкую рыбу, еле сдерживая рвотные позывы. Когда мне стало совсем невмочь, воображение услужливо подсунуло мне картинку с мертвым Маркусом, и мне сразу стало легче. Так я делала и дальше.
По громкому скрежету и лязгу железа я поняла, что трюм задраили и не откроют до самого прибытия. Я не знала, куда поплыву, как я буду выбираться из бочки, и что мне делать дальше. Я думала лишь о том, как бы побыстрее покинуть Данию.
Я потеряла счет времени. Неизвестно, когда отплыл корабль. К тому моменту я, по самую шею в сардине, находилась в полубредовом состоянии. Мне мерещился Маркус с подсвечником в голове; мерещилось, что вместо учебника анатомии я изучаю мозг отчима, с увлечением в нем ковыряясь…
Все это было похоже на бесконечный кошмарный сон. Ни капли воды. Только сырая рыба. И мне приходилось есть сырую рыбу, дабы не помереть от голода. Непонятно только как я совладала с жаждой и естественными потребностями. Казалось, что я сижу в бочке с рыбой целый век. И тут я услышала, что трюм открывают. Мое сердце было готово выскочить из груди. Я набрала в грудь побольше воздуха и закрыла крышку бочки. Я чувствовала, что бочку со мной куда-то несут, затем везут, но боялась даже пошевелиться. Я слышала рев мотора, что подсказывало мне, что я нахожусь на огромной машине. Я решила покинуть свою «диогенову» бочку. Мои конечности меня не слушались. Я открыла бочку и с трудом поднялась на ноги. В нос ударил свежий воздух. Жадно вдыхая его ртом, носом, всей кожей, я вылезла и водрузила крышку на место.
Я осмотрела себя и застонала. Вся моя одежда была безнадежно испорчена. Слава Богу, ридикюль остался сухим внутри. От меня несло так, словно я сама была рыбой. Где бы я ни была, я сразу же привлеку к себе внимание. Я закусила губу, мучительно раздумывая. И тут мое внимание привернуло маленькое окошко, соединяющее кабину водителя и фургон с бочками. Я разработала план действий: необходимо было дождаться, пока водитель покинет кабину фуры, разбить окошко и вылезти в кабину, а оттуда – наружу. План был неплохим, а терпения мне было не занимать. И вот, я дождалась. Водитель затормозил, выключил двигатель и вылез из машины. Когда его шаги стихли, я крышкой бочки разбила окошко, убрала осколки и пролезла в кабину. Потом открыла дверцу и… едва не ослепла от солнечного света. Но мешкать было нельзя. Я побежала прямиком в придорожные кусты, отмахиваясь от веток и сучков. Я бежала вслепую, ведомая лишь интуицией. Бег мой был недолгим. Повеяло свежестью. Я выскочила на берег водохранилища и прыгнула туда прямо в одежде. Я плавала, плавала, плавала… Одежда и волосы от этого вонять не перестали, но стали гораздо чище. Я просушила одежду на ветвях деревьев, находясь тем временем в воде; затем вылезла, обсохла сама, напялила на себя эти жалкие тряпки и вернулась на дорогу. Фуры с рыбой уже не было. Я вздохнула с облегчением и пошла вперед.