Страница 34 из 116
— Не хочешь поучаствовать, приятель? — нарушил ленивое молчание Ретси. — Ты вполне можешь рассчитывать на успех у наших девок.
Шагалан пожал плечами:
— Сказать по правде, Ретси, я не слишком сведущ в танцах, а этот вовсе вижу впервые. Он из Хамарани? Впрочем, и умел бы — не пошел.
— Чего ж так? Или барышни не нравятся?
— Почему, здесь немало симпатичных. Однако легко заметить, кавалеров гораздо больше, около самых хорошеньких девушек сразу по несколько человек вьется. Мужики, полагаю, уже на взводе, а к ночи даже давно знакомые осатанеют. Если же к их лакомому кусочку сунется чужак вроде меня!… Неизбежна крупная потасовка.
— Ну и что? Кажется, не далее как сегодня утром ты сам, приятель, спровоцировал потасовку и извлек пользу из нее. Что ж пугает теперь? Увы, за лучшую постельку зачастую приходится вступать в бой…
— Дело не в драке. Мой опыт обживания на новых местах невелик, но упрямо подсказывает: мордобой — не самый выгодный путь. Можно вмиг нажить себе кучу врагов независимо от исхода стычки. Зачем мне это?
— А исход бывал разным?
— Нет.
— И что случится, если ты отлупишь одного-другого пьяного болвана?
— Ну, первыми окрысятся он сам и его дружки. Потом — остальной люд, который обычно поддержит любого мерзавца, если он свой, против любого незнакомца. Наконец, наверняка затаят обиду вожаки, чьи старания по подготовке болвана публично осмеяны. То есть я получу враждебно настроенную ватагу, на успокоение потребуются недели. И все это ради юбки?
Ретси, отхлебнув из кружки, покивал головой:
— Чепуха. Может, где-то и так, но у нас все наоборот. У нас, даже если тебе безразличны все бабы на свете, непременно следует за кем-нибудь приударить. Особенно сейчас! Ведь что нужно новичку? Хороший скандал и добрая драка. С победным финалом, разумеется. А затеять подобное из-за прекрасной дамы — куда уж благороднее? Не сомневайся, хоть ребята и заскучали маленько без серьезного дела, но на кулаках отношения выясняют сплошь и рядом. Если же ты так могуч, как болтают, просто грех скромничать, скрываясь в тени. Сразу поставь себя на достойное место, обнаружь доблесть и молодечество! У нас, парень, уважается прежде всего сила, а не голубиная кротость.
— Это будь я здесь своим…
— Глупости. Я собственноручно оторву башку любому, кто после победы откажется признать тебя своим. Посмотри-ка лучше вон туда.
Шагалан вдруг понял, что на протяжении разговора Ретси неотрывно разглядывал толпу танцующих. Как раз к этому моменту музыка ненадолго смолкла, и парочки потянулись к столам.
— Куда?
— Вон, три девки неподалеку от бочек. Справа, видишь?
Примерно в двадцати шагах от них в окружении разгоряченных танцами мужчин стояли три молодые женщины. Грубоватые ухаживания, исходившие отовсюду, принимались ими как должное, чуточку высокомерно. Две брюнетки и рыжая, одетые пестро, увешанные ворохом ожерелий, серег и браслетов. Пока Шагалан всматривался, успел уловить целых три быстрых заинтересованных взгляда в свою сторону. В том, что эти дары предназначались лично ему, сомневаться не приходилось: прекрасному полу он нравился частенько, давно замечал. Два из трех взглядов достались от рыжей. В следующий раз они встретились глазами, женщина улыбнулась. Какое-то затейливое переплетение кокетства и смущения почудилось в ее улыбке. Женщина была по-настоящему красива, черты лица — правильные и отточенные, дух перехватывало. Шагалан почувствовал, что тоже глупо улыбается. Секунду они смотрели друг на друга, потом женщину отвлекли, и она отвернулась. Вроде бы даже неохотно.
— Нашел что-нибудь достойное? — усмехнулся Ретси.
Откуда-то сзади возник Эркол. Он казался усталым и сосредоточенным, берет сполз на ухо, на измятом светлом кафтане появились какие-то пятна.
— Вот и я, — заявил, залезая за стол. Ударившаяся о скамью лютня жалобно взвизгнула. — Перерыв совсем небольшой, скоро снова идти играть. Сберегли чего бедному менестрелю? В горле совершенно пересохло.
— А при чем здесь горло? — Ретси съехидничал, но все же наполнил кружку вином. Шагалан тем временем подтащил поближе корзину с уцелевшими цыплятами. — Ты же, дружище, вроде руками трудился. Или для приработка певцом вдобавок заделался?
— Тебе вольно болтать. Попробуй попили, как я, битый час без роздыху и без ужина. Вообще с ног свалишься. А у меня еще весь вечер впереди.
— М-да, гулянье началось не на шутку.
— А вы как? Уже сыты-пьяны?
Разведчик кивнул, однако Ретси не собирался оставлять своей затеи:
— Мы тут, слышь, подружку Шагалану подбираем.
Эркол, сразу заинтересовавшийся, поднял голову от куриной тушки:
— И как успехи?
— Потихоньку. Он немного сконфужен, но варианты, похоже, намечаются. Так ведь, Шагалан? Я-то засек ваши с Танжиной перемигивания. Понравилась?
— Кого ты имеешь в виду? — сдержанно спросил разведчик.
— Да все ту рыжую. Ее Танжиной зовут.
Сложно было вообразить, что и без того бледное лицо Эркола способно так поблекнуть. Казалось, музыкант рухнет в обморок. Еще колыхалась в пальцах цыплячья кость, сохранились следы былой улыбки на губах, а сами губы внезапно залила мертвенная серость.
— Танж… Почему Танжина?… — выдавил он с усилием.
Шагалан оглянулся на Ретси, но тот будто и не замечал состояния друга.
— А почему бы нет? Никто не посмеет возразить, выбор знатный.
— Знатный… Только рискованный.
— Это отчего?… — насторожился Шагалан, однако Ретси и тут перебил:
— Кончай запугивать парня, приятель. Он ведь не из тех, кто при первой угрозе тотчас делает в штаны, правда? И Голопуз ему не соперник. Вот что, посидите, а я сбегаю прощупать обстановку. Так сказать, ближе к телу.
С этими словами он упруго сорвался с места и нырнул в толпу.
Посвящать новичка во все здешние нюансы, похоже, не торопились. Эркол, отчаянно смущенный собственной реакцией, пригнулся к цыпленку и не хотел знать ничего вокруг. Теперь его лицо, наоборот, запунцовело, юноша прятался, как мог, но даже кончики углей выдавали хозяина. Во всяком случае, обморок музыканту больше не грозил.
— Кто этот Голопуз?
Эркол вздрогнул, покосился на товарища, однако насмешки в глазах Шагалана не увидел. Тяжело проглотил кусок:
— Голопуз? Ну… это нынешний… дружок Танжины. Я его совсем недавно видел… — Он покрутил головой. — Сейчас не отыщу, но слонялся где-то возле Ряжа.
— Опасный тип?
— У нас немного найдется желающих с ним столкнуться. Тугодум, свинья, но в гневе становится воистину бешеным. Не последний человек в местных пьяных драках, и несколько покойников уже на его счету. Кстати, из-за своей врожденной тупости он не имеет представления о правилах и чести, поэтому любую потасовку обычно заканчивает поножовщиной.
— Хороший портрет. Ревнив?
— Раньше не наблюдалось, но с тех пор как связался с Танжиной, и такой грех водится. Всюду присматривает за ней, зверюга.
— А Танжина?
— А что ей? Пока у нее этакий хахаль, — музыкант вздохнул, — ей бояться нечего. Никто не рискнет обидеть, пристать или оскорбить. Судачат, впрочем, будто Голопуз сам порой не прочь поучить ее кулаками, но… за все в этом мире надо платить. В том числе и за защиту.
Шагалан помолчал, отыскал глазами стройную фигурку в пестром платье. Женщина о чем-то оживленно разговаривала, ее подружки вслушивались и хихикали между собой. В момент, когда Танжина обернулась, вероятно, одернуть их, вдруг обнаружилось, что ее собеседником является Ретси. Юноша чуть слышно чертыхнулся — события определенно выказывали склонность катиться помимо его воли.
— А кем у вас числится Танжина? Полковой девкой?
— Что ты!… Она… птица более высокого полета. Сама выбирает кавалеров. Естественно, при ее данных выбираются мужики незаурядные, все больше вожаки, герои или знаменитости. Те, кто ее и обеспечит, и в обиду не даст. Притом живет Танжина с ними обычно подолгу, месяцами. То есть правильнее назвать ее не девкой, а… переходящей любовницей. Каждый в ватаге облизывается на этот цветок, да вот переходит он лишь к избранным. Простым смертным тут ловить нечего… хотя… Святые Пророки, неужто сегодня ночь чудес?