Время, назад!

Комментарий к Глава 1.8. Рецидив

Конец первой части

========== Глава 2.1. Сердце-фейерверк ==========

Утро профессора Мидоримы Шинтаро, разумеется, проходило строго по расписанию. Он проснулся в семь двадцать восемь, ровно за две минуты до будильника, потому что если проснуться от назойливого писка, то весь оставшийся день будет плохое настроение. Затем, тщательно застелив постель, он отправился в душ, где провёл ровно двадцать две минуты, потому что если провести под струями тёплой воды больше времени, то кожа на пальцах неприятно сморщивается, и оставшиеся на левой руке застарелые шрамы от электрического ожога становятся ещё заметнее. Перебинтовав пальцы эластичным пластырем и надев домашний свитер и удобные брюки, он отправился на кухню готовить завтрак. Чайник следовало отключить, едва вода внутри начала закипать, чтобы разведённый ею мисо-суп был горячим, но не обжигающим. В сваренную ровно из сорока шести перемолотых зёрен кружку кофе профессор Мидорима положил одну полную ложку тростникового сахара, ещё половину и ещё четверть, потому что иначе кофе не будет в нужной степени крепкий и сладкий. Оставалось только поставить на видное место талисман дня и взять традиционную утреннюю газету, разумеется. Всё как обычно.

В прошедшие двадцать пять лет жизнь Мидоримы Шинтаро была в высшей степени размеренной и продуманной. В ней не было место чему-то неожиданному или непредсказуемому. Сложившиеся методом проб и ошибок простые правила, соблюдение которых гарантировало спокойствие, выполнялись им неукоснительно. Ни одного шага в сторону, ни одного статистического выброса из общей совокупности. Распорядок дня, научная работа, нехитрый досуг и единственная цель, которая была всё ближе, и это вселяло надежду.

Сегодня в чётком расписании было прошедшее все стадии тщательного планирования изменение – после завтрака, вместо того чтобы сразу приступить к научной работе, профессор Мидорима должен был давать интервью одному из научных журналов, который готовил статью о теории пространства и времени и обратился к нему, как к ведущему специалисту в Токио в этой области физики. Шинтаро долго согласовывал визит корреспондента, стараясь таким образом включить его в свой плотный график, чтобы не отнять времени от непосредственно экспериментов. И вот сегодня журналист должен был прийти ровно в восемь тридцать и уложиться точно в полтора часа, разумеется.

Звонок в дверь раздался в восемь пятнадцать. Шинтаро к тому моменту выпил только половину кружки кофе и прочитал только три четверти газеты. Поджав губы и даже не пытаясь скрыть крайнюю степень своего раздражения от нарушения плана, он поднялся и, нисколько не торопясь, направился в прихожую, чтобы оказать достойный приём заявившемуся на четверть часа раньше, да ещё беспардонно трезвонившему в дверь в каком-то странном ритме корреспонденту. Сделав глоток кофе и сжав перебинтованными пальцами кружку, Мидорима открыл дверь.

Стоявший на пороге квартиры человек был одет в протёртые до дыр джинсы, старые кроссовки, видавшую виды футболку с надписью Deep Purple Nippon Budokan’75 и оранжевую куртку. Едва дверь открылась, он поднял на Мидориму ясные серые глаза, расплылся в улыбке и вытащил из уха маленький наушник-вкладыш, откуда мгновенно донеслась какая-то позитивная песня, из которой Шинтаро удалось выловить только гитарную мелодию и пару английских слов, кажется, «сердце» и «фейерверк».

- Привет! Вы профессор Мидорима Шинтаро? Меня зовут Такао Казунари. Можно просто Казу. И я ваш фотограф на сегодняшнее интервью, – проговорил он и вновь уставился на Шинтаро.

Кружка выскользнула из пальцев и, ударившись о край генкана, со звоном раскололась, а кофе растёкся по полу коричневой лужицей, но Мидорима даже не заметил. Он стоял, вцепившись рукой в край двери и смотрел на Такао, часто хватая ртом воздух, и сердце бешено колотилось где-то в горле.

За двадцать пять лет, прошедших с момента их последней встречи, произошло многое. Громкая авиакатастрофа в Нагое в 1994, теракт в токийском метро, организованный сектой Аум-Синрикё в 1995, зимняя олимпиада в родном для Шинтаро Нагано в 1998, получение фильмом «Игры разума» с Расселом Кроу в главной роли премии Оскар за лучший фильм в 2001, железнодорожное крушение в Амагасаки в 2005, сильнейшее землетрясение и цунами в префектурах Мияги и Фукушима в 2011, присуждение в 2014 Нобелевской премии по физике профессору Акасаки и профессору Амано за изобретение светодиодов, от работы с которыми Шинтаро отказался. Произошло многое и многое изменилось.

Неизменной оставалась только его цель, его борьба, его надежда. Мидорима всё это время жил единственной идеей, работал над единственным изобретением, которое должно было в достижении этой цели помочь. И она была почти готова. Шинтаро даже испытывал её на нескольких животных. Машина времени. Она должна была каким-то образом вернуть ему Такао. Она должна была стать свидетельством его, Шинтаро, победы над временем.

Но стоя на краю генкана и смотря в слегка расширенные от удивления глаза Такао, Шинтаро не чувствовал себя победителем. Он вообще плохо отдавал себе отчёт в том, что происходило. Такао был таким же, каким он его помнил. А помнил он абсолютно всё с болезненной остротой и ясностью. Те же непослушные и давно не стриженные волосы, те же серые глаза, та же ироничная улыбка. Даже оранжевая куртка, казалось, та же самая. Тот же запах шампуня. Та же беспардонная манера сокращать дистанцию и разносить в пыль за секунду все барьеры. Тот же голос и та же привычка слегка растягивать гласные. То же ощущение дежавю.

А у Шинтаро появились у глаз морщины, и виски слегка посеребрила предательская седина. Конечно, он следил за собой и вёл здоровый образ жизни, выглядел моложе своих лет. Но, тем не менее, ему было уже сорок пять. Он был уже не тем Шинтаро, который встретил Такао двадцать пять лет назад. Не тем Шинтаро, который в порыве эмоций был способен вскочить на подоконник и прыгнуть, лишь бы не оказаться в психушке. И он уже давно не искал у себя симптомов шизофрении. Да и если бы нашёл, это было бы не так страшно. Потому что каждый человек сходит с ума по-своему, разумеется.

И именно сейчас… Именно в этот момент время, которое он почти победил, нанесло неожиданный проникающий удар, сразу отправив его в нокаут.

- Эй, вы в порядке? – вернул его в реальность голос Такао. – Вы как-то совсем хреново выглядите, знаете? – покивал он, с сомнением оглядывая Шинтаро. – Бледный как смерть.

- Всё хорошо, разумеется, – хрипло ответил Мидорима, опускаясь на пол, чтобы подобрать осколки, но потерял равновесие и плюхнулся на пятую точку, неуклюже вытянув длинные ноги.

- Да я помогу, – улыбнулся Такао, пристроив у стены штатив и светоотражатель и закинув на плечо рюкзак с фотоаппаратом. – А то поранитесь ещё. Вон у вас и так уже пальцы все перевязаны.

- Это не поэтому, разумеется, – возразил Шинтаро, заторможенно наблюдая за шустрыми движениями Такао.

- А неважно, – отмахнулся тот и, собрав в одной руке осколки, поднялся. – Хватайтесь! – проговорил он, протягивая так и сидевшему на полу Шинтаро свободную руку.

Мидорима ухватился за неё автоматически, только после осознав, насколько желанным и знакомым было прикосновение. И в текущей ситуации, в этой реальности, которая, Шинтаро это чувствовал, с каждым годом становилась всё холоднее и в которой люди были друг другу чужими настолько, что не готовы были подставить плечо и протянуть руку, это прикосновение казалось чем-то из прошлого. Он был готов поклясться, что по их рукам пробежал электрический ток, словно по замкнутой цепи, принося с собой давно законсервированные в сердце и душе воспоминания, ощущения и чувства. Мидорима помнил всё слишком хорошо. Непроизвольно сжав сильнее ладонь Такао, он поднялся.