Сокровищница тайн

ПОВЕСТЬ О СТАРУХЕ И СУЛТАНЕ САНДЖАРЕ

Как-то шаха Санджара седая старуха одна За полу ухватила, и в гневе сказала она: «Справедливость являть, видно, властный, тебе не угодно, Но обида твоя настигает меня ежегодно. Пьяный стражи начальник вбежал в наш спокойный квартал И напал на меня. Избивал он меня и топтал. И за волосы взявши, меня он повлек от порога, И царапала щеки мне жесткая наша дорога. И обидам ужасным меня он речами подверг, Кулаками позору пред всеми очами подверг. «Прошлой ночью, — кричал он, исполненный пьяного пыла, — С кем-то тут сообща человека не ты ли убила?> Он обшарил весь дом. Беззаконье мы терпим и гнет! Где же спины людей произвол еще тягостней гнет? О пьянчуге шихне неужели не верил ты слуху? Он и был во хмелю, потому-то избил он старуху. Те, стучащие кубками, весь твой расхитили край! И ни в чем не повинных уводят они невзначай. Тот, кто видит все это и все же помочь нам не хочет, Тот порочит народ, но тебя ведь он тоже порочит. Я изранена вся. Еле дышит разбитая грудь. В ней дыхания нет. Но смотри, государь, не забудь: Если быть справедливым тебе в этот час неохота. Все ж получишь мой счет. Ты получишь его в день расчета. Правосудья и правды я вовсе не вижу в тебе; Угнетателя волю я так ненавижу в тебе. От властителей правых поддержка приходит и сила, От тебя — только тяжесть, что всех нас к земле придавила. Разве дело хорошее — грабить несчастных сирот? Человек благородный у нищих добра не берет. На дорогах больших не воруй ты поклажу у женщин. Не бери, государь, ты последнюю пряжу у женщин. Притязаешь на шахство! Но ты не властитель, ты — раб! Лишь вредить ты умеешь, а в помощи людям ты слаб. Шах. внимательный к людям, порядок наводит в округе, И о подданном каждом он думает, словно о друге. Чтоб указом любым всех он радовал в нашем краю, Чтобы шахскою дружбою нежили душу свою. Ты всю землю встревожил! Иль я неразумно толкую? Ты живешь. Ну, а доблесть, скажи мне, явил ты какую? Стала тюрков держава лишь доблестью тюрков сильна. Правосудьем всегдашним в веках укреплялась она. Но грабеж и бесчинство ты в каждую вносишь обитель. Нет, ты больше не тюрк, ты, я вижу, индусский грабитель. Города посмотри-ка: в развалинах наша страна. Хлебопашец ограблен, оставлен тобой без зерна. Ты припомни свой рок! Приближенье кончины исчисли. Где от смерти стена? Вот на что ты направил бы мысли! Справедливость лампада. Лампады пугается тень. Пусть же с завтрашним днем будет дружен сегодняшний день! Пусть же слово твое будет радовать старых готово! Ты же дряхлой старухи, властитель, запомнил бы слово: Обделенным судьбой никакого не делай ты зла, Чтоб их громких проклятий в тебя не попала стрела. Стрелы всюду не сыпь, иль дождешься недоброго часа! Есть припасы молитв у несчастных, лишенных припаса. Чтоб раскрылась вся правда, с железом ключа ты пришел. Не затем, чтобы правду ударить сплеча, ты пришел. Ведай, взявший венец, ты вовек не покроешься срамом, Если раны недружных ты благостным тронешь бальзамом. Пусть обычаем немощных станет тебя восхвалять, А твоим, повелитель, — ласкать их опять и опять. Береги, словно милость, возвышенных душ благостыню. Охраняя немногих, что в тихую скрылись пустыню». Что же стало с Санджаром, что встарь захватил Хорасан? Знай: не внявшему старой — урок был губительный дан. Где теперь правосудье? Все черным бесправьем объято. Знать, на крыльях Симурга оно улетело куда-то. Стыд лазурному своду, всегда пребывавшему в зле. Вовсе чести не стало на где-то висящей земле. Слезы лей, Низами, удрученный такою бедою, Ты над сердцем их лей, что кровавою стало водою.

Речь седьмая

О ПРЕВОСХОДСТВЕ ЧЕЛОВЕКА НАД ЖИВОТНЫМ

На земле проживающий, нежный, как сам небосвод, Холит небо тебя, и земля, и течение вод. Ты ниспослан на землю, но ты и не знаешь, что дело Краткой жизни твоей величавей земного удела. Молока звездной вечности древле не ведал твой род, Ибо сахаром милости был ты накормлен с высот. И не должен ли быть ты душою прекрасен за это? Должен быть ты прекрасен и полон великого света. И каламом предвечности, где-то от смертных вдали, Был прекрасный твой облик начертан для нашей земли. Сердце смертным даруя, решили в высотах, что нужен Для живущего стан, опоясанный нитью жемчужин. Ничего, что ты слаб. Ты скажи: «Я на этом лугу Отличаться от ланей и сильных оленей могу». Все живущие твари тебе услужают покорно, Это бедные птицы, в силках увидавшие зерна. Ты — Хума. В каждом деле ты чести доверенным будь, Безобидным и тихим и в пище умеренным будь. Всех живущих на свете земная зовет мастерская, И великих и малых к насущным делам привлекая. Совы в сказках пугают, грядущих невзгод не тая, И для кладов зарытых они ведь нужней соловья. Те, которых завеса земному открыла пределу, Душу в теле имеют, по ценности равную телу. Хоть жемчужины эти — ничто перед морем твоим, «О, жемчужины мира!» — порой обращаюсь я к ним. Убивать ты не должен больших или малых, ведь виру Ты за кровь не отдашь, и страданья не надобны миру. И плохие и добрые чтут повеленье твое, И в плохом и в хорошем они — отраженье твое. Те, кого ты обуешь, дадут тебе шапку за это, Чью-то тронешь завесу — твоя будет также задета.