Феникс поневоле

Шазаль глубоко вздохнула. Он опять был прав!

Откуда–то из глубины души вдруг поднялось четкое осознание того, что ей, Шазаль, никогда не суждено смириться с новой жизнью и всем сердцем принять родственников. Она навсегда останется Абешей из Северного Захолустья, умевшей по–настоящему только одно: выживать. Она останется чужой среди них.

— Ты прав, — медленно проговорила Шазаль, чувствуя, что почему–то не может смотреть брату в глаза. — Ты во всем прав. А я — деревенская дурочка.

Ей стало горько–горько. Шазаль, отвернувшись от Валли, сделала шаг в сторону. И вдруг глаза ее сделались влажными, и обжигающие капли поползли по щекам.

Слезы. Ядовитые так же, как слюна и кровь.

Девушка подняла было руку, чтобы вытереть их, но тут же передумала. Если слезы прожгут ей кожу на лице — пусть. Какая разница?

Но ничего подобного не произошло. Шазаль моргнула, из глаз выкатились еще две слезы, стало немного горячее, но боли не было. Зато потянуло дымом, и подскочивший Валли рявкнул:

— Твоя рубашка горит! Великие небеса, ты плачешь? — он протянул было руку, но девушка успела увернуться:

— Без кожи останешься.

— Ты прожгла рубашку своими слезами, — с какой–то непонятной для Шазаль интонацией проговорил Валли. — Либо… снимай ее, либо перестань плакать.

Но остановиться девушка не могла. Слезы катились и катились, а судьба красивой рубашки, единственного одеяния, оставшегося после ночевки в «окаменевшем» доме, ее не интересовала. Шазаль душила обида, но на что или кого именно, она не понимала.

Валли стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, виновато шмыгая носом и явно не зная, что предпринять.

— Ну, сестренка, — виновато бурчал он, — ну, перестань, пожалуйста. Ну, прости меня, дурака безмозглого, у тебя же сейчас от рубашки один подол останется. Я сболтнул по привычке, не ожидая, что кто–то из родственников так близко примет к сердцу мои слова. Прости, я забылся. Я же тебя совсем не знаю, прости…

— Я всем чужая, — всхлипнула Шазаль. — Я попала к вам совершенно случайно, меня Хэргал взяла в проводники. И мне все говорят, что я не такая, что дочь Райвана должна…

Валли вздохнул:

— Да-а, а ты с рождения жила в Северных Горах и не знаешь, что на родственников можно махнуть рукой. У тебя же есть своя голова, своя душа. Почему ты должна их слушать?

— Но я правда ничего не знаю! — вырвалось у Шазаль. — Я чувствую, что говорю глупости, что делаю что–то не то. Я же вижу, как они на меня смотрят!

Губы у Валли задрожали. В эту минуту он ничем не отличался от сотен своих сверстников — тринадцатилетний мальчишка, не выносящий девчачьих слез.

— Просто рядом с тобой никогда не было людей, которые бы говорили тебе о… ну, тебе самой… — заметил он.

— У меня была-а ма–а–ма… — всхлипнула девушка. — Но ее давно убили, а потом выяснилось, что она была не мое–ей…

— Это плохо. Моя тоже погибла. Перестань, прости меня… Никакая ты не дура. Это просто они все слишком умны. — Валли невесело улыбнулся, — Сестренка, пожалуйста, не плачь. Не по чему, и… рубашка твоя покроется та–акими узорчиками, что нам будет сложно появляться в людных местах. Послушай, я обещаю, что больше никогда–никогда не буду доводить тебя до слез, расстраивать… не имея запаса одежды.

Шазаль уставилась на него сквозь слезы. Почему–то последняя фраза брата показалась ей забавной. Еще чувствуя на щеках горячие следы слез, она фыркнула — раз, другой.

— Полегчало? Я тебя рассмешил? Это хорошо… Н-да, сестренка, проблемка с тобой. Пожалуй, тебе было бы лучше не возвращаться в родовое гнездо, устроились бы мы с тобой где–нибудь и зажили безо всяких невзгод. Но… — лицо подростка напряглось, снова стало по–взрослому жестким, — мы должны туда попасть.

— Почему?

— Потому что я лично хочу разобраться в этой милой истории. У меня счет к шутнику, запихавшему меня на морское дно так, что я ничего не заподозрил и не почувствовал. И кстати, ты сама должна вернуться.

— А я‑то там зачем?

— Не догадываешься?

— Нет.

— Потому, что вся эта каша заварилась из–за тебя.

Шазаль, чтобы выиграть немного времени и обдумать неприятно звучащую фразу, принялась рассматривать прожженную во многих местах рубашку.

Мысли расползались в разные стороны. В конце концов девушка вынуждена была признать, что смысл слов Валли ее просто пугает.

— При чем здесь я? Я ведь шестнадцать лет…

— …прожила очень далеко от семьи, в Северных Горах, — кивнул парнишка. — Но ты пришла в Черный замок. Кроме того, ты, насколько я понял, попутно вернула Хэргал, даже не понимая, что делаешь. Теперь ты дважды спасла меня. И я намерен тоже вернуться. Все еще не понимаешь? Судя по твоим бегающим глазам, понимаешь, но признаваться не хочешь. Все эти дни я шел и думал. Правда, фактов маловато, но кое–какие выводы можно сделать.

— Не надо! — вырвалось у Шазаль, прежде чем она успела прикусить язык.

— Чего не надо? Говорить? Объяснять тебе? Потому что ты уже догадываешься и тебя это ужасает? Поверь, я вовсе не хочу тебя расстраивать, но ты просто не сможешь всю жизнь закрывать глаза, делая вид, что не видишь того, что находится перед твоим носом! Я понимаю, что оставаться в неведении тебе значительно удобнее. Ты, дорогая сестренка, по–моему, большую часть своих поступков совершаешь абсолютно бездумно.

— Мне уже это говорили, — уныло призналась девушка, сообразив, что отвертеться от разговора не удастся.

— Возможно, — согласился Валли. — Но ты не дала себе труда задуматься, иначе — ни за какие блага — не отправилась бы неизвестно куда! Ну, то, что он ненадежный спутник, абсолютно неопытный — это раз.

— Но он тоже… наверное, попал в беду! — запальчиво возразила Шазаль.

Валли задумчиво покачал головой, обвел взглядом лес, виднеющийся на горизонте:

— Ты до сих пор веришь в то, что за его смазливой мордашкой скрывается… как бы сказать? — столь же красивое содержание? Ладно, верь. Но только не удивляйся, если, вернувшись домой, застанешь там Юана.

— Откуда ты можешь знать, как это могло произойти?

— Прежде всего, я знаю Юана. А ты — нет… Он иногда напоминает собственную мамочку. Дед любил подшутить над Толэссой. Водил ее по замку, а там есть такие странные места, куда заходить не рекомендуется. Там всякое случается… Как эго могло произойти — не столь уж трудный вопрос. Но, пожалуй, ответ на него я приберегу до замка, иначе ты опять расплачешься. Короче, дорогая сестренка, сейчас я скажу тебе еще несколько слов, и мы отправимся дальше. Мы и так слишком задержались. А теперь слушай внимательно. Я уверен в том, что все произошло… ну, хорошо, не из–за тебя самой, а из–за опрометчивого заявления деда. Похоже, будучи в игривом настроении, Китарлис сказал, что его преемником будет старший внук. У Райвана родилась дочь. Пол наследника роли не играл. И все эти таинственные исчезновения произошли потому, что кто–то очень не хотел, чтобы наследником деда стал со временем ребёнок Райвана и Лоды, то есть ты. У меня есть один вывод, но с ним я подожду, слишком уж он очевиден. Мы, милая сестренка, должны как можно скорее вернуться домой. Я боюсь, что там нас ждут дурные вести.

— Но… — жалобно воскликнула Шазаль, — я же НЕ МОГУ быть преемницей Лиса! Я просто не могу!

— Знаешь, об этом никто, кроме тебя самой, не догадывается, — отрезал Валли и, убедившись в том, что сестра больше не плачет, круто развернулся на пятках и быстро двинулся по дороге.

Шазаль пришлось его догонять.

В пути до городка Яхсаррау брат с сестрой почти не разговаривали. Валли был погружен в свои размышления, Шазаль — в свои. Причем девушка считала, что ее состояние значительно хуже, чем у Валли. На нее свалилась самая оглушительная новость за последнее время. Она — наследница Китарлиса! И есть человек, которого подобное положение дел категорически не устраивает!

Она убедилась в том, что стоит ей начать размышлять о таинственном враге, как в висках разливается леденящая боль. Это было попросту невыносимо: сознавать, что рыжеволосый подросток, уверенно шагающий впереди, ЗНАЕТ ответ.