Феникс поневоле

Девушка поежилась на ходу.

Необъяснимая ошибка ящериц привела к тому, что теперь, вдобавок ко всему остальному, Шазаль — хочешь не хочешь — придется общаться с Валли. А к появлению еще одного человека из семейства Китарлиса она совершенно не была готова!

А ведь он, едва освободившись из плена, тут же подкинул Шазаль очередную новость.

Китарлис объявил своим преемником старшего внука. Точнее — внучку, то есть ее саму!

Но, может быть, рыжеволосый пошутил? Судя по тому, что и как о нем говорили остальные, такая выходка вполне могла быть в духе Валли.

И где же Юан?

Шазаль подняла голову, словно пытаясь разглядеть среди скал стройную фигуру брата, но вместо этого поняла, что скоро будет совсем темно.

Воздух серел и холодел. Слева мерно рокотал морской прибой. Какие–то невидимые Шазаль птицы надрывно кричали среди вершин скал.

Валли резко остановился, так что она, не успев среагировать, ткнулась носом в его шею.

— Что, сестренка, это место подходит нам в качестве ночлега? — поинтересовался он.

Шазаль, пожимая плечами, обвела взглядом окрестности.

Возможно, потому, что ей послышалась в голосе спутника насмешка, скалы немедленно показались самыми неприглядными из всех, которые она видела.

— Здесь страшно, — резко сказала Шазаль.

— Тем лучше, — Валли широко улыбнулся. — Тем меньше вероятности, что именно здесь нас кто–то будет искать. Да и к чему бродить во тьме? Ну, госпожа преемница досточтимого Китарлиса, ты видишь вокруг что–либо съедобное? Или ты умеешь только ХОТЕТЬ, а не делать?

Валли, казалось, забавлялся от души. Повернувшись к нему спиной, Шазаль, сделав над собой усилие, представила, что она — совершенно одна на этом скалистом берегу и что ей предстоит вполне понятное действие: поиски еды.

И тогда случилось маленькое чудо. Во всяком случае, в представлении Шазаль. Берег перестал выглядеть в ее глазах вообще как–либо. Это было просто место, где предстояло остановиться на ночлег. Более того, она подумала, что в родной деревушке было не намного уютнее. Потом глаза привычно отыскали среди обломков скал сухие ветки какого–то кустарника, а под ногами обнаружились два подходящих камня–голыша.

Удовлетворенно вздохнув, девушка принялась за дело, не глядя на Валли и более не вспоминая о его присутствии. Выбрав подходящее местечко под навесом скалы, она мигом расчистила площадку для костерка, подтащила сухие ветки, сложив их так, как когда–то показал ей Сапак. У кромки прибоя нашелся комок абсолютно сухих водорослей, и Шазаль засунула его под ветки.

Стукая голышами друг о друга, чтобы высечь искру, она вдруг снова почувствовала себя Абешей. От жалости к себе самой на глаза навернулись слезы. Абеша выбивалась из сил, чтобы вырастить сухъяму, Абеша мерзла долгими зимами в хижине с тонкими стенами, Абеша пряталась в овраге при появлении посланцев князя, но… Эта тяжелая жизнь представлялась нынешней Шазаль необыкновенно понятной и простой. Ведь Абеше не надо было общаться с непонятными людьми, не надо было судорожно напрягать мозги, чтобы выдумать себе наряд… Абеше никто не говорил о том, что есть какой–то таинственный враг, убивший ее мать… Абеше можно было не мучиться, привыкая к жизни, в которой она ничего не понимала…

Занятая делом, девушка не замечала удивленно–любопытного взгляда Валли. Она, вернувшись к кромке прибоя, деловито набрала крупных ракушек, которые были выброшены волнами совсем недавно и еще не успели испортиться. Сложив свою добычу возле костерка, Шазаль наломала веток потолще и подложила их в огонь.

И только тогда услышала за спиной:

— А спасенного так и бросишь — умирать от голода и зависти?

Шазаль, вздрогнув, обернулась. Валли стоял в трех шагах от нее, явно не собираясь умирать ни от того, ни от другого. Но и насмешки в его темно–карих глазах больше не было.

Девушка сделала приглашающий жест, и Валл и тут же оказался рядом, удобно устроившись на плоском камне.

— Извиняйте, — дурашливо произнес он, — я, наверное, слишком долго просидел на дне, мозги просолились, отказывают на ровном месте… — он разом посерьезнел. — Правда, прости. Оказывается, жизнь в Северных Горах пошла тебе на пользу.

— Что–что? — изумилась девушка. Подобное заявление от родственника из клана Китарлиса она слышала впервые.

— А что, я не прав? — Валли пожал плечами. — Да ты же умеешь ВСЕ! Я не шучу! Я‑то было решил, что ты этакая изнеженная барышня. Вроде Юана, только в юбке. А ты, оказывается, вполне можешь жить и без…

К своему удивлению, Шазаль вдруг поняла, что именно он хотел сказать. Да, она могла прекрасно обходиться и безо всех этих чудес, которые окружали ее с того момента, когда дрожащая Абеша вступила в Черный замок.

— Послушай, — миролюбиво произнесла девушка, длинной палкой задвигая в угли ракушки, — я шестнадцать лет жила сама по себе, и — ничего, с голоду не померла.

— Шестнадцать лет… — задумчиво повторил Валли. — Что же, тебя можно только поздравить. Я пока не понимаю, что именно произошло в нашей замечательной семейке, но тебе повезло, что все это время ты была вдали от дома. Ты получила такую закалку, о которой остальные не имеют ни малейшего представления.

— Закалку? — одними губами произнесла Шазаль.

Это слово почему–то пробудило воспоминания о том всепожирающем и всепроникающем пламени в Северных Горах. На миг ей почудилось, что внутри, где–то под ребрами, оживает та давняя неутихающая боль.

Шазаль замерла, ожидая продолжения. Но боль так и не вернулась.

— Сестренка? — окликнул ее Ваяли. — Я сказал что–то не то?

Очнувшись, девушка поняла, что и не заметила, как костер уже прогорел до нужной кондиции, а ракушки почти готовы.

Рассказывать о своем прошлом снова Шазаль не хотелось. И она неловко попыталась увести разговор в сторону:

— Мне показалось странным, что ты так презрительно произносишь слово «семейка», а остальные… ну, они тоже о тебе отзываются как–то…

— Ха! Прошло не так много лет, и я не думаю, что их суждения обо мне изменились в лучшую сторону. Если только милые родственнички не были уверены в моей гибели… Я думаю, что ничего доброго и душевного они обо мне сказать не могли, так? Ты ведь это имела в виду?

— Наверное…

— Н-да, — протянул Валли, — врать ты в горах не научилась.

— Необходимости не было.

— Точно… Так что именно ты хотела узнать? Мы ведь пока плохо знакомы. Спрашивай.

— Я не знаю, — смутилась девушка. — Я не представляю, что я должна хотеть узнать. Просто… мне казалось диким то, как… Ну, Лис называл Тибора сволочью.

— А он и есть сволочь, — спокойно ответил подросток. — Мой и твой дядюшка обладает редким набором качеств, которые привели бы тебя в ужас, знай ты о них побольше. Но… как бы тебе объяснить? — насколько я понимаю, Китарлиса это все не волнует. Он говорит о старшем сыне «сволочь» ровно так же, как он говорит о том, что Хэргал красива, а Индарса — сумасшедшая. Дед это знает и… принимает, что ли? Во всяком случае, мне так всегда казалось.

— Я так испугалась, впервые увидев Индарсу, — зачем–то призналась Шазаль. — У нас в деревне не было сумасшедших.

— Правильно! — Валли кривовато усмехнулся. — Твоим односельчанам некогда было сходить с ума. Они с первых же дней жизни были сильны и лишены излишних душевных тонкостей.

Девушка вздохнула:

— И ты тоже умеешь судить о людях, которых никогда не видел. А я так не могу. При встрече с Индарсой мне стало так плохо! Я не знала, что надо делать. А ты знаешь, что с ней случилось?

— С теткой? — уточнил Валли таким топом, словно речь шла о вещах обыденных и знакомых каждому. — Неужели тебе никто не поведал? Странно, как это они удержались?.. Индарса была первым ребенком Китарлиса, от его самой первой жены. Жена давно умерла. Я надеюсь, тебе не надо о ней рассказывать?

— Нет.

— И чудненько! Так, тетушка Инда… — на лице подростка появилось и пропало жалостливое выражение. — Насколько я понимаю, дед носился с первой дочкой, как с редким самоцветом. Я слышал, она была умна и так далее. Росла девочка Инда, росла и добралась до того возраста, когда ее начали интересовать мальчики. Ничуть не сомневаюсь, что ей с первых дней жизни говорили о том, что она — исключительная и принадлежит к необыкновенной семье, у нее — возможности и все такое прочее. По юношеской дурости тетушка Инда слегка загордилась. И много лет убила на то, чтобы отыскать среди людей самого достойного. Похоже, нашла. Но опять же, по причине молодости, Инда долго задирала нос перед этим несчастным, мол, я такая, избранная и что ты должен… Не знаю, чего именно она от него добивалась, каких таких подвигов, но длилось это много лет. Я имею в виду — по человеческим меркам. Тот мужчина, когда познакомился с Индой, вовсе не был пылким юношей, ему уже пора было, опять же по человеческим меркам, жениться и завести детей. А вместо всего этого, связавшись с избранной Индой, он мучился долгие годы, стараясь прыгнуть выше головы, чтобы доказать ей, что… ну, он подходит для высокой чести быть ее возлюбленным. И он умер. Он не был стариком, но… думаю, надорвался или просто заболел. Он умер.