Страница 68 из 126
- Передачи только от прямых родственников! Предупреждаю: никаких знакомых, никаких друзей! Нечего тут арестованных икрой кормить! У них уже запоры от ваших передач!
Часть посетителей, вздохнув, откололась от очереди, несколько человек окружили дежурного, пытаясь внушить ему, что они принесли только лекарства, но старшина был непреклонен:
- У нас тут доктор есть! Он им пропишет лекарства!
Но Галина Леонидовна не уходила из очереди, словно не слышала объявления. Когда до окошка осталось два человека, Колганов протиснулся к ней, сказал негромко:
- Дайте мне вашу передачу, я сдам. У вас все равно не примут…
- А у вас? - спросила она.
- Попробуем… - усмехнулся Колганов.
Затем он низко нагнулся к окошку приема передач и сказал приемщице:
- Зоя, это для Бориса Буранского, камера 317.
Приемщица удивленно вскинула глаза и узнала Колганова:
- Витек, а ты кем приходишься этому Буранскому?
- Сводный брат! - сказал Колганов, глядя ей прямо в глаза.
- Как это «сводный брат»? - не поняла приемщица.
- Ну так, у нас матери разные. Держи передачу, Зоя.
Приемщица, поколебавшись, приняла передачу, открыла пакеты и стала ножом разрезать финскую колбасу, болгарские помидоры.
- Помидоры-то зачем? - удивился Колганов. - Как я могу в помидор подложить что-то?
- А ты не знаешь! - сказала приемщица. - Некоторые туда спиртягу шприцем вводят, насобачились…
Выйдя с Галиной Брежневой из Бутырки на Лесную улицу, Колганов показал ей на милицейскую машину, попросил:
- С вами хочет поговорить один человек. Давайте подъедем…
На рабочей окраине Москвы, на улице Гагарина, никто не отвечал на звонки в квартиру, где была прописана Тамара Бакши. Подозревая, что за дверьми его может ждать труп этой Тамары, Светлов вызвал ее соседей и приказал своему шоферу - старшине милиции - вышибить дверь. Но никакого трупа в квартире не было, а трехкомнатная квартира выглядела запущенной: пыль лежала на мебели, цветы на подоконнике засохли, из открытого и выключенного холодильника дурно пахло гнилой капустой.
- Дак она вообще тут не бывает пошти, - сказала Светлову старушка-соседка. - Отец на границе служит, полковник, и мать с ним, а эта прохиндейка домой, может, раз в месяц заглянет…
- А где она работает?
Старушка усмехнулась:
- А где шалавы работают? Где спят - там работают…
Троллейбус довез Вету Петровну Мигун до площади Пушкина. Она вышла и, семеня и боясь оскользнуться на заснеженном тротуаре улицы Горького, пошла вниз - мимо витрин кондитерского магазина и рыбного магазина «Океан». В витринах кондитерского рдели муляжные торты, а за стеклами витрин «Океана» струи воды омывали огромную и тоже муляжную севрюгу. Но ни настоящих московских тортов, ни тем более севрюги в магазинах не было, а торговали только печеньем и рыбными консервами, и потому очередей возле магазинов не было. Но из магазина в магазин по трафаретному кольцу сновали озабоченные домохозяйки с кошелками и авоськами в руках. У них были зоркие рыщущие глаза и тренированный слух - по малейшим приметам в поведении магазинных грузчиков и продавщиц они вычисляли, что завезли в рыбный и, значит, вот-вот «выбросят» на прилавок какую-нибудь свежую рыбу, или - что в Елисеевском будут «давать» сосиски и кур. Улица Горького - парадная вывеска Москвы - снабжалась куда лучше окраин, и при опыте ежедневной охоты за продуктами здесь можно «достать» даже мандарины.
Но Вету Петровну Мигун не тронула даже подозрительная суета возле магазина «Хрусталь», она свернула за угол, в Большой Гнездиковский переулок.
Здесь, в двухстах метрах от шумной улицы Горького, за резной металлической оградой стоял тихий трехэтажный особняк - Государственный комитет по делам кинематографии, которому подчинены все двадцать три киностудии страны. Вета Петровна вошла в проходную и тут же наткнулась на высокого однорукого вахтера, который сказал сухо, но вежливо:
- Вы к кому?
- Я к министру, хочу на прием записаться…
- Позвоните, - кивнул вахтер на висевший на стене внутренний телефон.
Вета Петровна сняла трубку, сказала телефонистке внутреннего коммутатора:
- Приемную Ярмаша. Приемная? Я хочу попасть к товарищу Ярмашу Филиппу Тимофеевичу. Фамилия? Моя фамилия Мигун Вета Петровна. Да, жена. По какому вопросу? По личному…
Небольшая пауза - секретарша министра попросила Вету Петровну подождать у телефона. Затем Вета Петровна услышала:
- Филипп Тимофеевич в отъезде, будет через неделю.
- Хорошо, - сказала Вета Петровна, - запишите меня через неделю.
- К сожалению, он приедет на один день и снова улетит в Болгарию, на фестиваль…
- Понятно… - произнесла Вета Петровна и повесила трубку.
В МУРе, на Петровке, 38, грохотали офицерские сапоги, трезвонили телефоны. В коридорах стоял мат-перемат, арестованных за ночь воров, хулиганов и вокзальных проституток конвоиры вели из внутренней тюрьмы на допросы к следователям. На лестнице лаяла чья-то сыскная собака. На третьем этаже в кабинете Светлова я допрашивал Галину Леонидовну Брежневу. Впрочем, допросом это назвать было трудно, поскольку Галя, в основном, плакала и просила:
- Спасите его! Спасите!
- Галя, кто такой Гиви Мингадзе?
Она отвернула лицо к окну, сказала сухо:
- Я не знаю.
- Неправда. Из-за этого Гиви ваш друг Буранский пытался ограбить артистку Ирину Бугрову и попал в тюрьму.
- Он не грабил. Он пришел за своими бриллиантами…
- Которые вы ей передали, чтобы она «вытащила этого Гиви через своего хахаля», - процитировал я. - Это ваши слова, вы говорили их Буранскому в субботу утром, а Отдел разведки прослушивал. Поэтому они заранее знали, что Буранский придет к Бугровой, и устроили ему там ловушку.
- Да? А я думала, что это Ирка милицию позвала, чтобы не отдавать бриллианты.
- Галя, теперь вернемся к началу. Кто такой Гиви и как могла ему помочь артистка цирка Бугрова?
- Гиви - бывший приятель Буранского и дяди Сергея. Три года назад его посадили в тюрьму за валютные операции. У Бориса остались его бриллианты, и он попросил меня отдать их Бугровой, чтобы она вытащила Гиви из тюрьмы. Ей это ничего не стоит - в нее влюблен начальник всех лагерей и тюрем страны. Как это у вас называется?