Страница 34 из 126
В этих причитаниях, помимо неожиданных в такой старушке злости и жестокости, было несколько важных для меня деталей. Во-первых, старушка подтверждала, что ее муж был верным брежневским стражем в КГБ и тем самым мешал Андропову. А во-вторых, похоже, что Гейдар Алиев действительно близко дружил с Мигуном и хотел прилететь 19 января, и уж он-то действительно с ходу ринулся бы на квартиру-явку Мигуна, где случилось самоубийство.
Но кому-то это было не нужно, мешало, и приезд Алиева остановили. Кто? Вдова считает, что Андропов и Суслов…
- Вета Петровна, а были у вашего мужа какие-нибудь секретные материалы о заговоре против Брежнева?
Она усмехнулась.
- Вот-вот! Именно за этим вас и прислал ко мне Брежнев! Только дудки ему! Ничего я не знаю. Я из-за него мужа потеряла и, можно сказать, не один раз. Да, да! Брежнев ведь какую манеру взял последние годы? Хрущев свою жену по всему миру возил - и в Америку, и в Европу, а Брежнев Вику дальше дачи не выпускает. Даже на приемах один. И Сергей тоже перестал гостей в дом приглашать. Вот уже лет десять, как я даже в театре с ним не была…
Нужно было иметь чисто следовательское терпение, чтобы из этого каскада обид выуживать то, что нужно для следствия.
- А у вас остались какие-нибудь бумаги Сергея Кузьмича? Или хотя бы заметки, записные книжки?
Она покачала головой:
- Нет. Они все в тот же день унесли. Явились вечером 19-го шесть человек, всю квартиру перевернули, каждую книжку в шкафу пролистали, и все бумаги с собой забрали, и даже магнитофонные кассеты. Я им говорю: «Зачем вам кассеты, тут ведь только песни Высоцкого и Окуджавы, мои любимые, никакого отношения к секретам КГБ в них нет». А они говорят: «Нет, мы должны все прослушать, мало ли». Идиоты! Если что и было у Мигуна - стал бы он это дома держать!
- А где он мог это держать?
- Не знаю… - сказала она. - Но они и дачу всю перетрясли.
- А кто делал обыск? Вы у них смотрели документы?
- Ну, зачем мне смотреть? Я их и так знаю. Курбанов был из КГБ, генерал Краснов из милиции - они и командовали. Да еще с ними был какой-то высокий, пожилой, в штатском и с прокуренными зубами, тоже как командир держался и сразу на магнитофонные пленки накинулся…
«Неужели Бакланов?» - мелькнуло у меня в мозгу, и я спросил:
- А фамилию вы его не помните?
- Фамилию он мне не сказал, но они его называли «Николай Афанасьевич». Я ему и говорю: «Николай Афанасьевич, оставьте мне хоть одну кассету, самую любимую - песню Окуджавы про последний троллейбус», а он не оставил, сукин сын.
«Так, - подумал я. - Вот и сошлись наши дорожки с Баклановым. Суток не прошло, как он меня предупредил, и нате - еще 19 января через несколько часов после "самоубийства" Бакланов принимал участие в обыске квартиры Мигуна! И Курбанов, значит, сразу после осмотра квартиры на улице Качалова примчался сюда да еще с Красновым».
И Маленина что-то говорила насчет пленок, когда выходила вчера утром из зала негласной слежки. Я вспомнил ее реплику: «Не может быть, чтоб она не знала об этих пленках! Я с этой лахудры глаз не спущу!» Выходит, они охотятся за какими-то пленками - и Маленина, и Бакланов, и Краснов, и даже Курбанов - одна компания. Может быть, Мигун остерегался доверять бумаге какие-то сведения о сусловском заговоре против Брежнева и наговорил их на магнитофон? Или у него в руках были звукозаписи разговора Суслова с Андроповым и другими заговорщиками? Ведь Брежнев не разрешил Мигуну устроить слежку за Сусловым… Эх, если бы допросить агентов Мигуна! Только кто мне их назовет? Во всяком случае - не Андропов!…
- Вета Петровна, расскажите, пожалуйста, как прошел день 18 января? Или даже еще раньше, за пару дней до… Был ли Сергей Кузьмич подавлен? Раздражителен?
- Дорогой мой, если бы вы знали, как редко я с ним виделась в последнее время! Он ведь по нескольку дней дома не бывал - все на работе. То есть - перед вами-то что скрывать - он на двух квартирах жил - здесь и там, на Качалова. Там в карты играл или даже у него женщины были, все-таки он не старый еще совсем, всего 64 года, это я старая в мои 62, а он-то и в 64 не старый. Но для меня-то он на работе, раз его дома нет. Тем паче, что тут каждый день такие события: то Афганистан, то Польша, то диссиденты, то Сахаров - нет покоя. Вот он и ходил нервный. Одно спасение, что толстый. Он худеть не хотел, сколько раз говорил: худому на такой работе никогда не выдержать. Вот Дзержинский был худой и за несколько лет сгорел, а Сережа все-таки в КГБ почти всю жизнь, с 1939 года…
- Значит, 18-го и 19-го вы Сергея Кузьмича не видели? А когда вы его видели в последний раз?
- Как раз восемнадцатого и девятнадцатого я его видела. До этого его не было дня три или четыре, а восемнадцатого он дома ночевал. Хмурый был и усталый, но в общем - как всегда. А девятнадцатого утром я ему завтрак приготовила, и он все поел, и с аппетитом, и поехал на работу.
- И он вам ничего не сказал перед уходом? Я имею в виду - ничего особенного не сказал, необычного?
- Нет. Ничего.
- А что вы делали после того, как Сергей Кузьмич уехал в тот день на работу?
- Я пошла в кино, - сказала она.
Я посмотрел на нее изумленно, и она пояснила - спокойно и печально:
- Я же вам говорю, что последние годы я совсем одна - дети отдельно живут, Сергей Кузьмич сутками на работе, а если и приходит домой, так только к ночи. А что ж мне, старухе, делать? Я и пристрастилась в кино ходить, на утренние сеансы. Накормлю его завтраком, обедает он все равно у себя в КГБ, там у них отдельный повар для начальства. Так я себе обеды вообще не готовлю, а хожу в кино на десятичасовой сеанс. Или вот здесь, возле нас, в кинотеатр, или в центр езжу, в «Россию». А когда где-нибудь Сережина картина идет, я туда еду.
- Какая картина?
- А вы не видели? «Фронт без флангов» и «Фронт за линией фронта». Это Сергей Кузьмич написал, только под псевдонимом «Сергей Днепров». И там его сам Тихонов играет, а меня - артистка Наташа Суховей…
- А что вы смотрели 19-го числа?
- «Женщину механика Гаврилова»… Если б я знала, что как раз в это время…
- Выходит, Сергей Кузьмич ушел из дома спокойным, как обычно. А через несколько часов покончил самоубийством. Вам это не кажется странным? Ведь это все-таки очень страшно на такое решиться. Особенно в его годы…