Противостояние

— Что они сделали с моей мамой? — испуганно спросила девушка.

— Забили камнями, — тихо ответила Глафира и отвернулась от племянницы.

— Забили камнями?! — На лице Матрены отразился ужас. — Разве это люди?! Звери!

Полными слез глазами она посмотрела на тетю, но не нашла в ней всегдашнего сочувствия. Глафира молчала, напряженно глядя вдаль.

— Тетя, пожалуйста, расскажи мне об отце, — робко попросила девушка.

— Жизнь в деревне оказалась для Федора невыносимой. Он редко выходил из дома, боясь взглядов соседей. Его убивало чувство вины за случившееся, а еще проклятая любовь и одновременно ненависть к жене. Ум моего брата помрачился. Я забрала тебя совсем крохой. Вот так, Мотенька, вы и росли вместе с Олечкой, молока хватало на обеих. А вскоре твоего отца, нашего Феденьку, нашли в амбаре.

Глафира заплакала. Раскачиваясь на лавочке от горя, она крепко обняла племянницу и тоненько, протяжно заголосила, словно плакальщица на похоронах:

— Повесился, горемычный… Горе-то какое, горе, и грех большой, ох, большой, девонька… Потому и похоронили их за оградой сельского кладбища, на неосвященной земле…

Матрена долго молчала. Молчала и тетя. Она прекрасно понимала, что происходило в душе племянницы.

Неожиданно девушка задала вопрос, которого Глафира так боялась:

— Тетя, значит, у меня есть родная бабушка? И она жива?

— Лучше бы у тебя ее не было! — в сердцах воскликнула женщина. — Послушай меня, Мотя, обещай держаться от старухи подальше! Мне кажется, она имеет отношение к произошедшему!

Девушка ничего не ответила.

— Ну почему ты молчишь?! Обещай, я все равно не отстану от тебя!

Не добившись ответа, Глафира схватила племянницу за плечи.

— Обещай мне, обещай!

Гневный огонь в глазах добродушной тети не на шутку испугал Матрену. Попытавшись вырваться из цепких рук, она вынужденно согласилась.

— Хорошо, тетенька, милая, хорошо, только успокойтесь. Не буду я с ней встречаться, обещаю.

— И разговаривать! — сурово добавила Глафира.

— И разговаривать, — послушно повторила племянница.

— Ну, вот и хорошо! — улыбнулась тетя, отпуская испуганную девушку, словно птичку, попавшую в силки, на волю. Женщина поднялась со скамейки и как ни в чем не бывало шутливо обратилась к Матрене:

— На посту худший грех — уныние. А мужики наши в последнее время что-то захандрили, совсем замучили меня нытьем! Все просят: напеки да напеки блинов с медом! И то правда, хоть и постные, а все одно, вкусные. Моть, ты тут долго одна не засиживайся, приходи к нам за «лекарством» от тоски!

Девушку душили невыплаканные слезы. Не в силах ответить, она кивнула.

С уходом тети чувство одиночества сделалось невыносимым.

— Даже родителям оказалась не нужна, — дрожащим голосом проговорила Матрена.

Прошла Пасха. После Радоницы девушка стала часто наведываться на родные могилки. Ее неудержимо влекло в тихий уголок на окраине кладбища. Она полюбила здешний покой и тишину, нарушаемую лишь шепотом берез, потревоженных легким дыханием ветра. Присаживаясь поблизости от едва заметных холмиков на мягкую молодую траву, Матрена закрывала глаза и мечтала. Тогда ей казалось, что родители совсем рядом и стоит только протянуть руку, чтобы ощутить их тепло и ласку.

К тому же с некоторых пор жизнь девушки потеряла всякий смысл. Она безответно, безнадежно влюбилась в красавца и весельчака Павла, баловня всех девчат! Помани он любую из них пальцем, и каждая готова была броситься за ним без оглядки! Вот только он почему-то никого не манил. Матрена задыхалась от волнения в присутствии любимого, не смея бросить в его сторону даже робкого взгляда. Глубокое, сильное чувство сделалось неизлечимой болезнью, мучительным наваждением. Даже сестре не решалась признаться несчастная сирота в своей любви, заранее зная о доводах Ольги. Он и она. Между ними лежала огромная пропасть! От несбыточной надежды становилось так тошно, что не хотелось жить. Никогда Павел не ответит ей взаимностью! Каким холодом веяло от слова «никогда»! Но сердцу не прикажешь, оно болело и страдало.

Безответная любовь — неподъемная ноша для одинокой молоденькой девушки!

В один из вечеров Мотя удрученно брела через поле. Теплый, ласковый ветерок доносил издалека мотив, красивый и грустный. Она ощущала себя лишней в мире, созданном для прекрасных лебедей. Девушка обогнула кладбище и среди разросшейся травы отыскала знакомые холмики.

— Здравствуйте, мама, папа… Если бы вы знали, какую боль причинили мне, оставив сиротой! Дядя попрекает каждым куском, называет нахлебницей. И уйти некуда… Остается только остаться здесь, с вами…

Матрена упала на землю, прижалась к ней горячим лицом и, ощутив успокоительную прохладу, обняла могилу.

— Мамочка, родная, ты должна меня услышать, ты не можешь не слышать! — как заклинание, повторяла она. Не дождавшись отклика, девушка, в отчаянии, начала бить кулаками по мягкой траве.

— Скажи мне, для чего я появилась на свет?! Чтобы страдать? Я не хочу так больше жить, не хочу! Ты слышишь? Ты меня слышишь?! Как ты могла?! Как ты могла оставить свою дочь сиротой?! Мне очень плохо, мама! Лучше умереть!

Ответом ей была тишина. Потеряв ощущение времени, Матрена долго лежала на материнской могиле.

Уже начало смеркаться, когда она обратила внимание на странную перемену: птицы затихли, воздух сделался вязким, кружащим голову, со сладковатым запахом тлена. Девушка испуганно поднялась и осмотрелась по сторонам. Никого. И тут Матрена увидела: от земли поднималось призрачное зеленоватое свечение, образуя вокруг нее кольцо.

— Успокойся, ты сама позвала меня. Я здесь, чтобы помочь.

Вкрадчивый голос заставил девушку задрожать.

— Кто вы? — с трудом произнесла она.

— Неужели не догадываешься?

— Нет, не может быть! — Завороженно глядя на колдовской круг, Матрена попятилась, стремясь выйти из него.

— Ты же сама позвала! — услышала она желанный и одновременно пугающий ответ.

— Мама? — с робкой надеждой спросила Матрена.

— Конечно я, глупенькая!

Свечение сделалось похожим на холодный огонь. Из пламени выступила высокая бледная женщина. Удивительные, огромные мерцающие глаза незнакомки приковали девушку к месту.

— Не бойся! Подойди ближе!

Матрена неуверенно шагнула. Их взгляды встретились. Потрясенная и растерянная, она ощущала, как чужая, злая воля проникала в душу, наполняя сердце темнотой.

— Я все знаю, бедная девочка. О, ничтожные люди! Они нисколько не изменились! Но не грусти! Я изменю твою несчастную судьбу, не позволю больше страдать! Поверь, нужно сделать всего лишь шаг навстречу… Ты должна добровольно принять помощь! Иначе невозможно. Каждый человек обладает свободной волей. Выбор, Матрена, остается за тобой. Решай, жить и страдать с Богом или получать от жизни то, о чем ты прежде не смела даже мечтать.

Девушка смутилась. В словах матери заключалась скрытая угроза «Уходи, уходи, пока не поздно!» — кричал внутренний голос.

— Я не могу, — слабо сопротивляясь, попыталась отказаться Матрена.

— Глупышка, чего ты боишься? Моей помощи, моей силы? Я знаю о твоей безответной любви. Послушай, из несчастной, презираемой сироты ты превратишься в счастливую гордую женщину. Тебе будут завидовать девушки вашего села, да что там села, целого мира! Ты испытаешь любовь, о которой даже не догадывалась! Ну, решайся же, решайся! — настаивала мать.

Восторг от услышанного, подобно прорванной плотине, смел на своем пути все доводы рассудка, всю присущую Матрене осторожность.

— Да, я согласна! — с горящими глазами, увлеченная заманчивой перспективой, воскликнула девушка.

— Умница! — В голосе матери послышалось торжество. Медленно, вкрадчиво произнося каждое слово, она переспросила:

— Так ты добровольно принимаешь мою помощь?

Тревожный колокольчик, в последний раз, зазвенел в голове Матрены.

— Да, мама, я добровольно принимаю твою помощь!  — наперекор ему, с вызовом, ответила дочь.