Страница 9 из 11
-- Ладно, -- сказал Мерлин, -- беремся за руки и пойдем посмотрим, чем занят Галапас.
Невидимые, они пошли по травянистому лугу, отведенному, по всему судя, под парк, ибо несмотря на столь позднее время, многочисленные садовники в железных ошейниках прокашивали, пропалывали и подметали траву. Это были рабы.
-- Захочешь что-либо сказать, -- распорядился Мерлин, -говори шепотом.
Они подошли к кирпичной стене с прибитыми к ней плодовыми деревьями, по которым им предстояло взбираться наверх. Способ для этого пришлось использовать необычный, -- влезая друг другу на плечи, подавая сверху руку и так далее, и всякий раз, как Варт поневоле отрывался от волшебника, он становился видимым. Со стороны это походило на сильно мерцающую фильму раннего кинематографа или на картинки, показываемые волшебным фонарем, в который приходится вставлять одну пластинку за другой. Рабсадовник, на глаза которому попался этот участок стены, скорбно постучал себя по голове и уполз в кусты, где его стошнило.
-- Чшш, -- шепнул Мерлин, когда оба долезли до верха. Они глянули вниз и увидели великана собственной персоной, вкушавшего при свете свечей вечерний покой на зеленой лужайке.
-- Так он совсем и не большой, -- разочарованно прошептал Варт.
-- Десять футов, -- прошипел Мерлин, -- для великана он чрезвычайно высок. Я выбрал самого лучшего, какого знаю. Даже в Голиафе было всего-навсего шесть локтей с пядью, а это -девять футов четыре дюйма. Не нравится, иди домой.
-- Прости. Я не хотел показаться неблагодарным, Мерлин, просто я думал, что в них росту футов шестьдесят или около того.
-- Шестьдесят футов! -- фыркнул некромант.
Великан услышал какие-то звуки, доносящиеся с верхушки стены, и посмотрел в их строну, заметив громыхающим басом:
-- Ишь как нетопыри-то к ночи распищались!
Затем он налил себе очередной рог мадеры и залпом осушил его.
Мерлин понизил голос и пустился в объяснения:
-- Люди находят зубы и кости существ, подобных твоему приятелю Атлантозавру, ну и начинают рассказывать байки про людей-великанов. Один отыскал как-то зуб весом в двести унций. Драконы, те действительно достигают крупных размеров, а великаны нет.
-- Но разве человек не может вырасти очень большим?
-- Я и сам не понимаю в чем тут дело, это как-то связано с составом костного вещества. Если бы человек вырос до шестидесяти футов, он попросту переломал бы себе кости собственным весом. Самым высоким из великанов был Елеазар, так и в нем было росту одиннадцать с половиной футов.
-- Да, -- сказал Варт. -- Должен признать, для меня это разочарование.
-- То есть не то, что ты привел меня посмотреть на него, -- поспешно прибавил он, -- а что росту в них меньше, чем я полагал. Но если подумать, так и десять футов -- тоже немало.
-- Да он вдвое выше тебя, -- сказал Мерлин. -- Ты ему в аккурат до пупа достанешь, а он с легкостью забросит тебя на скирду такой высоты, что ты на нее и сноп-то еле-еле метнешь.
Они до того увлеклись разговором, что совсем перестали следить за своими голосами, заставив великана вылезти из покойного кресла. Он приблизился к ним с трехгалонной бутылью вина в руке и некоторое время усердно пялился на стену, на которой они сидели. Затем швырнул в стену бутылью, ударившей чуть левее них, сердито сказал: "Чертовы совы!" и, тяжело ступая, потащился в замок.
-- За ним! -- торопливо воскликнул Мерлин.
Кое-как спустившись со стены, они схватились за руки и бегом проскользнули за великаном в садовую калитку.
Помещения, располагавшиеся в начале уходящей вниз лестницы, еще свидетельствовали о некоторой цивилизованности, -- за обитыми зеленым сукном дверьми виднелись камердинеры и лакеи (правда, с железными обручами на шеях), начищавшие столовое серебро и допивавшие что осталось в графинах. Ниже располагались кладовые, заставленные крепкими древними ларями, в которых хранились разнообразные золотые блюда, кубки и иные призы, завоеванные великаном на турнирах и скачках. Еще ниже стояли в мрачных комнатушках затянутые паутиной клетки для винных бутылок, и безотрадной наружности крысы задумчиво взирали на бестелесные следы, возникающие в пыли, и несколько человеческих тел свисало с крюков в шкафах для дичи, дозревая до съедобного состояния. Все это походило на Комнату Ужасов (вход только для взрослых) в музее мадам Тюссо.
В самом низу замка размещалась подземная тюрьма. Меловые стены ее сочились жирной на ощупь влагой, и разного рода душещипательные надписи и рисунки были нацарапаны на камнях. "Молитесь за несчастную Присциллу", -- гласила первая надпись, а вторая сообщала: "Ах, если б я честно заплатил собачий налог, не попал бы я в такую беду". Далее был нарисован человек, болтающийся на виселице, растопырив, наподобие чучела Гая Фокса, руки и ноги, а за ним -- черт с рогами. Пятой по порядку шла надпись, вырезанная в камне: "Ночное солнце в два тридцать", шестая надпись удивлялась: "Да неужели?", а седьмая восклицала: "Увы мне, вечно я забывал покормить мою бедную канарейку: ныне и меня ожидает столь же страшная участь". Имелось также полузатертая кляуза: "Старый скот Галапас любит мадам Мим, грязную собаку", и кто-то еще приписал: "Покайтеся и спасетесь, ибо близится Царство Диаволово". Были тут и разного рода поцелуйчики, даты, набожные восклицания и присловия вроде "Не потратишься, не спохватишься" и "Спокойной ночи, милые дамы", а также сердца, пробитые стрелами, черепа с перекрещенными костями, свиньи с закрытыми глазами и трогательные послания вроде: "Не забудь в половине первого вынуть картошку из плиты", "Ключ под геранью", "Отомстите вонючему Галапасу, предательски меня погубившему" или просто: "Индейский мед для тех, кому на пустой желудок не спится". Мрачноватое было место.
-- Ха! -- вскричал Галапас, останавливаясь у одной из камер. -- Так надумал ты вернуть мне мой патентованный непробиваемый шлем или же изготовить новый?
-- Ничего он не твой, -- отвечал слабый голос. -- Я его изобрел, я запатентовал, так что иди, заливай кому-нибудь другому, скотина.
-- Назавтра без обеда, -- сказал жестокий Галапас и подошел к следующей камере.
-- Ну, так как же насчет кампании в прессе? -- спросил великан. -- Собираешься ты, наконец, написать, что Царица Савская совершила на меня неспровоцированное нападение, а я в порядке самообороны захватил ее земли?
-- Нет, не собираюсь, -- ответил томящийся в камере журналист.
-- Утром отведаешь резиновых палок, -- сказал Галапас.
-- Куда ты подевал мой эластичный корсет? -- загрохотал великан у третьей камеры.
-- Не скажу, -- ответила камера.
-- Не скажешь, -- объявил Галапас, -- пятки подпалю.
-- Пали сколько влезет.
-- Э-э, ну брось, слушай, -- взмолился великан. -- Не могу я без корсета, у меня живот отвисает. Ну, скажи, а я тебя за это в генералы произведу, -- меховую шапку наденешь, в Польшу поедешь охотиться. Или хочешь, ручного льва тебе подарю, или бороду, как на театре, и полетишь ты с Армадой в Америку. А хочешь, -- женись на любой из моих дочерей.
-- По-моему, все твои предложения дурно пахнут, -- ответила камера. -- Ты бы лучше предал меня открытому суду за подрывную пропаганду.
-- Ты просто-напросто подлый, мерзкий ворюга, -- сказал великан и отошел к следующей камере.
-- Ну а ты, -- сказал, обращаясь к ней, Галапас, -- что ты скажешь насчет выкупа, грязная английская свинья?
-- Я не свинья, -- ответила камера, -- и не грязная. Во всяком случае, не был грязным, пока не свалился в твою подлую западню. Теперь у меня, конечно, вся спина в сосновых иголках. Что ты сделал с моей зубной щеткой, великан, и куда подевал мою ищейную суку, что?
-- Думать мне больше не о чем, как о твоих щетках и суках, -- взревел Галапас. -- Я тебя о выкупе спрашиваю, идиот, или ты до того закоснел в британской тупости, что совсем уже ничего не понимаешь?
-- Я желаю почистить зубы, -- упрямо ответил Король Пеллинор. -- А то у меня в них возникает какое-то странное чувство, если ты понимаешь, что я имею в виду, и мне от него становится не по себе.