Дар памяти

Северус, это… - Поппи отрывается от Маркуса и стискивает палочку обеими руками.

Да?

Я уже знаю, что она скажет, и все-таки, наверное, где-то во мне еще жива глупая надежда, потому что, когда она говорит, меня словно ударяет Круциатусом. Давно подозревал, что самое лучшее, что я могу сделать – это разучиться надеяться вообще.

Это проклятие. Первичное поражение есть почти на всех органах. Значит, оно – смертельное?

Я не знаю, что сказать. «Поппи, может быть, ты ошиблась?» Смешно.

Поппи, а ты не могла?.. – робкий вопрос Минервы повисает в воздухе.

Нет. Это исключено. Я сделала диагностику уже два раза.

Я встаю:

Можешь быть довольна. В игре с Гриффиндором, - выплевываю, - он точно играть не будет.

Северус! – двойной возмущенный вопль настигает меня, когда я уже оказываюсь в кабинете Помфри у камина.

Но я-то знаю, что я прав. Из-за квиддича Минерва готова своими зубами моим змейкам горло перегрызть. Если б не Поттер, львятник никогда бы не выиграл, и это понятно всем. Пусть они смеялись над тем, что Люциус всем купил Нимбусы, но сами выезжают исключительно на одном игроке. На том, что всегда было в игре самым несправедливым. Можно сколько угодно зарабатывать баллы честной игрой, но потом появится кто-то вроде Поттера и отнимет победу в один миг. Всегда отнимет. Мое персональное проклятье. Поттеры всегда что-нибудь у меня отнимают, неважно, победу ли моего факультета, единственного друга или спокойную жизнь.

Ловлю себя на том, что уже битых пять минут сижу на корточках перед камином – как вышел из него, так и сел, вместо того, чтобы действовать дальше. Тиканье часов на камине, обычно еле слышное, кажется невыносимо громким. Неумолимое время, в очередной раз доказывающее, что у «должен» никаких отсрочек быть не может…

Через полчаса нужный мне человек вываливается из камина. Сертория Флинта можно было бы принять за какого-нибудь конторщика из романов Диккенса – так он невзрачен и так втягивает голову в плечи, что сразу видно, что это человек маленький, напуганный на всю жизнь. На одутловатых щеках, противореча бледности кожи и черным и серым тонам одежды – плотным брюкам и запачканному мукой жилету, цветет болезненный румянец. Мука – это один из бизнесов Флинтов, поставки для кондитерских и крупных домохозяйств.

Люциус сказал, что вы хотели видеть меня? - он виновато и суетливо отряхивается, и я подавляю чувство брезгливости. От него пахнет затхлостью и мышами, и я радуюсь, что я не домохозяйка, пекущая пироги. Впрочем, из такой дешевой муки я вряд ли бы стал что-то печь.

Да, - я приглашаю его присесть. Он качает головой и остается у камина, как будто готовится в любую минуту удрать назад.

Виски?

Ей-богу, с Анабеллой это было куда легче.

Спасибо, мистер Снейп. Не могли бы вы… эээ, объяснить мне суть дела поскорее? Видите ли, я очень спешу. Кто-то напустил крыс на два наших склада. Апчхи!

Ваш сын сегодня упал в обморок на тренировке, - выпаливаю я безо всякой обходительности. – Он серьезно болен и…

Серторий перебивает меня суетливым жестом.

Ах, это! – говорит он так, как будто речь идет о самой обыденной вещи.

Вы не поняли, - с трудом сохраняю спокойствие. – Ваш сын – смертельно болен, мистер Флинт. Все его жизненно-важные органы поражены проклятием.

Я знаю, - говорит он совершенно спокойно и замолкает.

Я холодею. Неужели Анабелла еще и сообщила, тварь, удержаться не смогла?!

Собственные слова звучат как чужие:

Откуда вам об этом известно?

Он достает из кармана мятый платок и вытирает пот со лба:

Можно присесть?

Да, конечно.

Серторий падает в кресло и несколько минут молчит. Взгляд перебегает с одного предмета мебели на другой, как будто не может выбрать, на чем же остановиться. Потом Флинт фиксирует его на своих сплетенных пальцах, мнущих живот, и начинает говорить, негромко, но размеренно и четко, словно хочет, чтобы каждое его слово врезалось мне в память.

Видите ли, мистер Снейп, за все годы, что наша семья находилась под властью моего покойного отца, у меня развилась привычка ходить к гадалке, чтобы узнать, не случится ли чего-нибудь еще, что нанесет нам с Маркусом непоправимый вред. Со временем эта гадалка, Флавия Уэстли, сделалась другом нашей семьи, и у нее вошло в привычку просматривать поле нашей фамильной магии. Около месяца назад Флавия сообщила мне, что в поле моего сына появилось смертельное проклятье, putrescat paludem, если не ошибаюсь. – Он взмахивает рукой. – Впрочем, это несущественно. Флавия также сообщила мне, что увидела это же проклятие в поле друга моего сына, Терри, Теренса Хиггса. Она также сказала, что связь этих проклятий с нашими сыновьями столь черна, что это означает лишь одно – наши сыновья совершили проступки, за которые их прокляли. Болезни, являющиеся результатом этого проклятия, протекают очень тяжело, вылечить их невозможно, можно лишь ускорить конец. Посоветовавшись с Туллием, отцом Теренса, мы решили перевести это проклятие на себя, мистер Снейп, а также ускорить его действие. Три недели мы готовились к ритуалу, который совершится в следующее воскресенье. Я… прошу вас не говорить об этом Маркусу. – Он вновь достает платок и начинает разминать его в руках. – Мне кажется, я имею на это некоторое право.

Я не скажу ему.

Ни о том, что он вообще был так болен, мистер Снейп. – В меня вперяется просительный, но настойчивый взгляд.

Я обещаю.

Я вам верю, - он встает. Подходит к камину, потом оборачивается: - Если это случится еще до выпуска, вы уж присмотрите за ним, пожалуйста, мистер Снейп?

Серторий Флинт, суетливо взмахивая руками, исчезает в зеленом пламени, а я медленно опускаюсь в только что оставленное им кресло, думая о том, что и самый неприятный человек может оказаться полон величия.

Ричард хочет с вами встретиться, Северус, - говорит Маршан, едва я сажусь на кушетке после просмотра. – Он ждет вас на вашем обычном месте, так он сказал.

Вот как? А больше он ничего не хочет? – торопливо одеваюсь, даже не думая изображать достоинство.

Хенрик не смотрит на меня, уже готовый перейти в гостиную:

Он сказал, что у него есть подробности о деле в Лютном переулке.

Как это все некстати! И почему без письма, так срочно? Мне еще до ужина нужно быть в Хогвартсе и отнести зелье Люпину.

И сказал, что хватит и двадцати минут.

Мерлин, но почему там? Почему он не мог прийти сюда, например?! Кто из нас тут сюзерен, а кто вассал? Какого черта?!

И все же… Мало ли. Вдруг у Ричарда срочная новость о том, что меня могут арестовать по возвращении в Хогвартс, Альбус знает, что я у Маршана, а Ричард не хочет на всякий случай светиться рядом со мной.

Маршан кладет на столик между нами книжную закладку из тончайшей кожи.

Вот портключ. – И добавляет к нему мятый конверт без надписей. – Это до Хогвартса.

Нет, скорее всего, ничего такого – просто Ричарду захотелось вечером гульнуть, а о том, что у меня сегодня полнолуние и обязательства, он не в курсе. Наскоро застегиваю мантию, засовываю конверт в карман, набрасываю магглоотводящие чары и активирую закладку. Портключ переносит меня в парк напротив клуба. Несколько секунд оглядываюсь, привыкая к тому, что нахожусь здесь днем. Накрапывает дождь, но и парк, и улица отнюдь не пустынны. Повсюду прогуливаются магглы, одна даже, молодая мамашка в драных джинсах и дутой куртке, чуть не сбивает меня коляской. Вот была бы потеха – посмотреть на ее удивление: чары рассеивают внимание, но не убирают меня из пространства. Вовремя делаю шаг в сторону. Девушка и юноша несутся навстречу друг другу, врезаются, падают на газон, смеются. Внутри словно что-то переворачивается. Сейчас я перейду через дорогу, войду в клуб и увижу Ричарда. Первый раз с тех пор, как…