Дар памяти

Вот и сейчас, когда Полина Инесса, не говоря ни слова, проскользнула в комнату, Эухения Виктория почувствовала это и приподнялась на кровати, чтобы мгновенно попасть в кольцо рук любящей сестры.

– Нет, не вставай, дорогая, - прошептала Полина Инесса, забираясь с ногами на кровать и укладываясь рядом с сестрой так, чтобы было удобно обнимать ее. Делая это, она торопливо пересказывала разговор, подслушанный внизу.

Эухения Виктория расслабилась, закрыла глаза и молчала. Голос Полины Инессы убаюкал ее, и она почти заснула, когда сестра задала ей вопрос:

Так что ты думаешь про Хуана Антонио?

А что ты думаешь? – ответила вопросом на вопрос сонная Эухения Виктория.

Ну, он классный, - улыбнулась Полина Инесса. – В детстве мне казалось, что веселее никого нет.

Ты бы выбрала мужа по этому принципу?

Полина Инесса, продолжая улыбаться, промолчала.

Вот то-то и оно, что нет, - сказала Эухения Виктория. - Наверняка, у тебя в голове был список из сотни-другой пунктов, по которым ты выбирала Бернардо.

Она широко зевнула и открыла глаза.

Улыбка Полины Инессы стала еще шире.

Я сначала его выбрала, а потом составила список, - заверила она сестру. – Ты ведь знаешь, что он заявил, что хочет жениться на мне, еще когда ему было пять лет. А сколько пунктов в твоем списке?

В моем? – голос Эухении Виктории вдруг сел. – Мне не на что теперь претендовать, да? – она вздохнула и запрокинула голову так, что взгляд ее уперся в оборки балдахина под потолком. – Нет, я не думаю, что Хуан Антонио хотел бы на мне жениться из жалости – он же, в конце концов, не знает, что произошло на ферме, и думает, как многие другие, что мне удастся встать на ноги.

Но ты в это не веришь? – спросила Полина Инесса.

Я не знаю, во что верить, - отвечала сестра. – Я никогда по-настоящему не верила в опасность. Даже тогда, когда Инес прислала то письмо, где писала, что она меня все равно убьет. И сейчас я не могу поверить в то, что произошло. Как будто все это не со мной, как будто это дурной сон. Как будто я открою глаза, и все будет хорошо. Знаешь, как в детстве, в Фуэнтэ Сольяда, когда мы прыгали из нижних окон в озеро, и никто из нас не боялся разбиться о стену замка.

Там стоял магический барьер, - Полина Инесса вновь улыбнулась, но теперь в ее улыбке было столько тревоги и горечи, что даже у совершенно постороннего наблюдателя сжалось бы сердце. – Он отшвыривал нас в озеро, чтобы ничего такого не случилось.

Сестры замолчали, стискивая руки друг друга. По щекам Эухении Виктории покатились слезы. Полина Инесса сжала зубы, чтобы не закричать. Боль была слишком сильной, чтобы она могла вынести ее одна. Но кто тут поможет? Две утопающих на одной кровати. И ласковая волна не подхватит, чтобы бережно вынести на влажный песок, усыпанный мягкими иглами гигантских сосен. Не лизнет напоследок ступни, убираясь восвояси. Скорее – стиснет, затягивая в пучину безжалостной рукой, опрокинет лицом в темный ил, забивая водорослями легкие. И как объяснить сестре, что никогда уже не будет хорошо? Что судьба нещадно перемолола их, по какой-то необъяснимой прихоти, еще до рождения. А если и будет, то - пир во время чумы. И вороны, кричащие над остывающими трупами.

Хен, - сказала она вдруг, - это я виновата.

Что ты имеешь в виду?

В тот вечер. Я знала, что что-то происходит с тобой. Я чувствовала, что что-то не так. Но я... я была с Бернардо. Это был наш первый раз, и я просто была глуха ко всему остальному.

В комнате воцарилось молчание. Несколько минут спустя Эухения Виктория повернулась и ласково провела кончиками пальцев по лицу сестры.

– Не мучай себя, - сказала она. - Ты бы все равно ничего не смогла сделать. Только бы тоже попалась. И нас было бы двое. Хватит с тебя с того, что ты попала под машину, когда обо всем узнала.

Полина Инесса вздохнула, прижимаясь к ней крепче.

– Мне страшно, - произнесла она. – Очень страшно. Я никогда не думала, - Полина Инесса сглотнула, - что Марта дойдет до такого. И подумать только, дядя Фелиппе клялся, что она не причинит тебе вреда. Что она дала ему Непреложный обет или что-то такое!

Значит, наверное, есть способы обойти клятвы.

Но нарушение Непреложного обета карается смертью!

В таком случае, может, она поклялась не убивать меня. Но никто не запрещал ей издеваться надо мной.

Я не понимаю, - резким рвущимся голосом сказала Полина Инесса, - я не понимаю, откуда такая ненависть. Абсолютно безо всякой причины.

Если вдуматься, ни у одной ненависти нет причины, - возразила Эухения Виктория. – Даже если кажется, что человек что-то сделал, за что хочется сделать ему что-то в ответ. Но ведь Бог допустил это. Все, что происходит, происходит с разрешения Бога. Значит, в этом и нужно искать ответ на случившееся.

Значит, ты ее не ненавидишь? – с удивлением спросила сестра.

Нет. Я ее не ненавижу. Мне просто плохо и больно. Но не настолько, чтобы проклинать Бога или хотеть убить.

Я бы как раз проклинала. Не знаю, зачем нужен такой Бог, который так поступает с людьми.

Ты просто еще глупая, Полина Инесса. Бог всегда зачем-то поступает.

Ну вот, я еще и глупая, - вздохнула старшая сестра.

Ты не права, - мягко сказала Эухения Виктория. – Бог нужен всегда. Только Бог удерживает нас от плохих поступков. И если мы его теряем, мы теряем и все остальное, кроме Бога.

Как ты можешь рассуждать об этом? Это чистая теория, и я не вижу, как ты можешь применить ее на практике.

Запросто. Посмотри на Грегори. Ты ведь знаешь, что было с ним. Что в одно прекрасное утро Хенрик обнаружил на крыльце клиники просто окровавленный кусок мяса, замученный до невозможности. Посмотри на него теперь. С какими глазами люди выходят после мессы, которую он служит. Они светятся. Каким счастливым мое детство стало благодаря ему. Когда нашу маму объявили шпионкой, и тебя забрали родственники Риты, папа был все время в больнице, а Грегори заботился обо мне, Ромулу и Максе, разговаривал с нами. Самое мое первое воспоминание – это зоопарк в Берне, как мы идем все вместе, и я сижу у него на плече.

Я ему не верю, - вдруг сказала Полина Инесса.

Эухения Виктория ошеломленно уставилась на сестру:

– Что ты сказала?

То. Что. Я. Ему. Не. Верю, - раздельно произнесла та.

Но я тебя не понимаю, - голубые глаза Эухении Виктории смотрели на Полину Инессу так встревоженно, как будто бы она заподозрила, что сестра на самом деле не сестра, а кто-то под оборотным средством, или, на худой конец, находится под действием Империуса. – Почему?

Потому что он очень злой человек. Потому что в нем столько ненависти, что хватило бы весь Толедо спалить, - выговорила Полина Инесса четко.

Что за глупости ты говоришь! – возмущенно воскликнула Эухения Виктория. – Что на тебя нашло, что ты стала обвинять такого порядочного человека?!

Да у него вся аура черная, черт побери, - взъярилась вдруг Полина Инесса, вскакивая с кровати и начиная беспорядочно ходить по комнате. – И я не понимаю, как ты можешь этого не видеть и его защищать.

Аура? – сестра посмотрела на нее с недоумением.

Конечно, аура, разве ты не видишь?! – Полина Инесса вдруг опомнилась, остановилась и села на стул, скрестив свои длинные худые ноги. – Прости, - сказала она. – Конечно же, ты не видишь. Просто для меня это настолько очевидно. Как они сталкиваются, пересекаются, активируются, когда люди попадают в поле зрения друг друга.

И… с каких пор ты видишь ауры?

С той самой ночи, - сглотнув, произнесла Полина Инесса. – После машины. Я очнулась в маггловской больнице и поняла, что вижу ауру доктора. То есть сначала я думала, что умерла и попала на небо, так как… Это как круг над головой, ну, как у святых на картинках, - уже более спокойно стала объяснять она. – Иногда это красиво. У мамы, например, очень красиво. Или у папы. У них много зеленого. Это когда любовь. К людям или друг к другу. Оно интересно активируется. Красным – агрессия. А если черное – это что-то совсем. Страшное. Такое, что… хочется быть подальше от этого человека.