Мастер Хаос

Сказано – сделано. И вот мы уже в Заречье города Д. Московской области, хорошо известного мне, потому что я там тоже когда-то жил, а также потому, что в городе этом, который всего лишь на 8 лет моложе Москвы, задолго до тетки помер князь-анархист Петр Кропоткин, разочаровавшийся в коммунизме, но прощенный большевиками, в чем каждый может убедиться, посетив отдельный закоулок Красной площади, где имя князя выгравировано на высокой стеле вместе с именами других коммунистических предтеч и жертв.

Вступив под своды небогатой комнаты, мы с товарищами были поражены тем, что теткин гроб уже имелся там, обвитый искусственными цветами, а вокруг него сидели, пригорюнившись, на сосновых табуретках три пожилые женщины, которых язык не поворачивался назвать старухами. И правильно, что не поворачивался, как это выяснилось в дальнейшем.

Пожилые женщины, соседки и подруги, одна из которых, как это выяснилось в дальнейшем, была русской, другая – армянкой, а третья – ингерманландской финкой, встрепенулись в нашем присутствии, и похоронный механизм сразу же пришел в движение. Нам было объяснено, что тех жалких денег, которые мы собрали, вовсе не требуется, за все тайно УПЛОЧЕНО ПЛЕМЯННИКОМ, а требуется лишь МУЖСКАЯ СИЛА, чтобы сопроводить гроб до места его конечного назначения. Что мы и сделали, когда пришла черная машина похоронного бюро "Ритуал"… Немного постояли около разверстой могилы. Ветер трепал кудри Вадима Б., а наши с Владимиром К. кудри он не трепал, потому что я к тому времени уже изрядно облысел (скорей всего от временной работы на урановых месторождениях), а Володя почему-то был стрижен наголо, если мне не изменяет слабеющая не по дням, а по часам память.

– Ну, мы пошли, – сказали мы, когда окончательно закончилась скорбная работа ловких могильных лопат, и нанятый могильщик виртуозно придал земле, покрывшей тетку, известную всем кладбищенскую форму округлого, удлиненного прямоугольника, не забыв установить временную табличку с ее инициалами, фамилией, датой явления в этот мир и ухода из него, а также поломать свежие розы, купленные нами в процессе похорон. (Дабы их тут же не украли кладбищенские воры, воров развелось несчетно по стране, а может, это и всегда так было?)

– Как пошли? А помянуть? – сказали нам армянка, ингерманландская финка и наша соотечественница. – Все уже приготовлено, а иначе получится не по-русски, – подытожили они.

Так мы и оказались вновь в этом маленьком домике, где вскоре заблестели бутылки с водкой, перемежаемые обильной закуской, включающей в себя высокую стопку исходящим паром блинов.

Дело молодое – мы, надо признаться, изрядно переволновались тогда, проголодались и с аппетитом уплетали все те куски, которые подкладывали нам на тарелки заботливые женщины, и сами не чуравшиеся спиртного. В разговоре о жизненном пути покойной выяснилось, что она сильно переживала содеянную ею клевету, перед смертью целовала портрет племянника и злобно ругала большевиков за то, что они принудили ее сделать ЭТО, а она, тем не менее, все равно умирает. Общественно-политическую обстановку в стране наши сотрапезницы оценивали критически, с использованием ненормативной лексики, но о деятельности писателя С. тоже отзывались неодобрительно, именуя его "хорошим гусем".

– Ну, мы пошли, – наконец-то решились мы, когда погребальный стол был наконец опустошен, наши аргументы в защиту писателя С. иссякли, да к тому же и обстановка становилась странноватой, если не сказать грубее. Лица пьяных баб заалели от выпитой водки, одна из них затянула матерную частушку, другая все курила да курила, пуская дым красивыми кольцами, а третья публично сняла лифчик, на секунду продемонстрировав его содержимое и объяснив свой поступок тем, что он ей сегодня ЧЕГОЙ-ТО СИЛЬНО ТРЕТ.

– Как пошли? А кисельку? А сладенького кисельку, милые мальчики? – захихикали и забормотали они, приближаясь к каждому из нас на опасное расстояние.

Мы и выскочили на улицу, где уже была ночь, но светила светлая луна, сопровождаемая мерцанием тоже довольно ярких звезд. Лаяли собаки. Старухи гнались за нами среди деревянных домов полтора квартала с развевающимися волосами, трясущимися частями тел и хриплыми зазывными воплями, как в аналогичном романе древнеримского писателя Петрония. Но молодость, как всегда, взяла свое, и мы, избыв погоню, счастливо попали на последнюю электричку до Москвы, радостно обсуждая случившееся под стук железных колес.

Владимир К. в 1987 году умер в казенной больнице от затяжной болезни, чуть-чуть не дожив до своей посмертной славы, Вадим Б. погиб у так называемого Белого дома в дни называемого так Второго коммунистического путча 1993 года. Я, родные, как видите, пока еще временно живой, как и все остальные жители Планеты. Как и все вы, родные.

2.3. Автомобили, авторское право, агитпроп, азартные игры, алкоголизм, амнистия, антисоветские выступления, балет, бытовое обслуживание, видео, восстания, генералы и маршалы, госпремии, гомосексуализм, деньги, дети, джинсы, жевательная резинка, женщины, жилищный вопрос, злоупотребление служебным положением, золото, инакомыслие, КГБ, кладбища, комендантский час, комсомол, контрабанда, кофе, культура, курение, ленинские премии, массовая информация, милиция, МРОТ, награждения, наказание, налоги, наркотики, НЛО, Нобелевские премии, новый класс – советская элита, обыски, общество «Родина», озёра, очковтирательство, паразиты, патриотизм, пацифизм, переброска вод северных рек, пережитки прошлого, перестройка, переворот, план «Коломбо», побеги из СССР, подпольная литература, порнография, поэзия, права человека, продукты питания, прокуратура, промискуитет, проституция, пыльные бури, пьянство и самогоноварение, репетиторство, самиздат, сексопатология, село, сионизм, славянское движение, снежный человек, советский человек, соревнование двух систем, Сталин и сталинизм, старики, тюрьмы и заключенные, троцкизм, угрозы советские, философия, физика, фото, футурология, химия, холодная война, художники, хулиганство и пьянство, цветомузыка, цензура, цены, черный рынок, элеваторно-складское хозяйство, эмблемы и символы, эмиграция, энциклопедии, эротика, юмор, ЮНЕСКО, ядерное, ярмарки (базары, рынки), я (Евгений Попов).

ГЛАВА III. ВОЛШЕБНОЕ Г-НО

3.1. …И вот Безобразов покупает в компании "Аэрофлот" экономичный апексный билет "туда-обратно", приземляется в аэропорту города Стокгольм (Швеция), едет в автобусе, садится на паром и прибывает в морской порт Висбю, расположенный на острове Готланд, про который (остров) он всегда знал следующее:

– что остров этот, самый большой в Швеции, зелен и живописен чрезвычайно;

– и, омываемый прохладными даже в июле водами Балтийского моря, возвращает, если повезет, добрым людям молодость или, на худой конец, уменьшает содержащееся в них количества зла, прогрессирующего по мере движения человека от родильного дома к погосту и являющегося основной причиной человеческой смертности;

– а, кроме того, на этом острове бывший советский человек может культурно отдохнуть и временно обогатить себя беспорядочными знаниями и бесполезными практическими сведениями о чуждой жизни, которой никогда не было и не будет в Советском Союзе, но которую планируют ввести в действие на территории нашей страны России некоторые ее новые правители, всерьез и надолго очарованные социализмом, пускай даже и шведским…

3.2. Как известно, советские люди были очень тороваты на простые искрометные экзистенциальные шутки, и не было им равных в мире по части, например, чтобы прибить галоши в раздевалке гвоздями к полу или помочиться с целью веселого обмана в порожнюю пивную бутылку. Старый рабочий с искривленным позвоночником рассказывал мне в 1974 году в бане города Д. Московской области, что он служил мальчонкой на Морозовском мануфактурном производстве, где прошел путь от неграмотного пастуха-подпаска до мастера-наладчика электрических станков. Что у них там была футбольная команда с тренером-англичанином во главе, а также общеобразовательная школа. Тем не менее, когда грянула революция 1917 года, они все же не удержались и, посадив управляющего мануфактурой в двуручную одноосную тачку, под смех и улюлюканье других пролетариев выкатили прислужника эксплуататоров за ворота, наказав никогда сюда больше носу не совать, если он, конечно, не хочет, чтобы ему этот длинный нос прищемили. Пораженный его рассказом, я указал ему на другого банного человека, чей позвоночник был искривлен настолько, что в профиль этот голый человек слегка напоминал небрежно написанную русскую букву "Э", и тут же поинтересовался, кто есть этот человек, чья голова постоянно заглядывала в собственную промежность? Любопытство мое было удовлетворено рассказом о том, что это ни кто иной, как бывший вертухай из местных, служивший в далекие 30-е годы на строящемся большевиками канале Москва-Волга и там изрядно зверствовавший. Его бывшие подопечные, дождавшись очистительного ХХ-го съезда, развенчавшего ошибки коммунистического тирана Сталина и определившего новый правильный путь к коммунизму, взяли темной ночкой бывшего ВОХРовца за руки, за ноги и сильно трахнули задом о выступающий на поверхность земли мощный сосновый корень, отчего горбатый навечно сделался инвалидом и теперь получает неплохую пенсию. Рассказчик добавил, что канал этот построен "на костях", и все старожилы здешних мест прекрасно помнят, как по ночам чекистские грузовики сгружали в глухих этих местах северо-востока Московской области горы трупов бывших людей, погибших от дизентерии и пеллагры, закапывая их "под бульдозер" в неверном свете временных прожекторов. Увлекшись, он обещал мне показать один из этих случайно оставшихся и ныне проржавелых прожекторов, но я вскоре покинул город Д., и старого рабочего с тех пор больше не встречал на Планете, отчего не могу сообщить, вследствие каких причин был искривлен и его собственный позвоночник. Замечу лишь, что через некоторое время до Москвы доехала книга "Архипелаг ГУЛАГ", и реалистический рассказ рабочего стал мне окончательно близок.