Путешествие в Россию

Тут можно наблюдать весьма странный пример того, с какой силою привычка укореняется в людях и становится второй натурой. Работая на серебряном руднике, человек знает, что из-за вредных испарений проживет не больше сорока лет, а то и меньше, — и при этом ему известно, что в нескольких шагах от рудника, у подножия тех же самых гор люди в добром здравии доживают до шестидесяти и даже семидесяти лет. И несмотря на это, рудокопы, сызмала к этому притерпевшиеся, с легким сердцем трудятся, добывая серебро, точно так же как в Мейсене трудятся мастера, изготавливая фарфор. Нужно, однако же, сказать, что привычка поддерживается политикой. Горнорабочие Фрейберга пользуются широчайшими привилегиями и почестями, совсем как каноники в Кёльне или Майнце.[356]

Отмечают и еще одну любопытную особенность рудников: все грозы, обрушивающиеся на Саксонию, происходят из этих мест, они отсюда как бы выныривают. Горы Фрейберга расположены южнее Дрездена и Лейпцига, но таким образом, что оказываются почти к зюйд-весту по отношению к первому и к зюйд-осту по отношению ко второму, если позволительно и на суше употребить морские термины. Лейпциг лежит в красивой долине, и его окружают сады в голландском стиле. Я нанес тут визит господину Маскову,[357] знатоку гражданского права, этой главной германской науки, человеку очень уважаемому, главным образом за то, что он умело поддерживает равновесие между курфюрстами и императором. Он сдержан, обладает учтивыми манерами, образован — достаточно сказать, что Горация он знает не хуже любого англичанина. В доме другого лейпцигского ученого я видел музей морских раковин, самых редких, какие только бывают. Есть там и «нотный лист», и «адмиралы», и «нептунов ночной колпак». Многое дал бы я, чтобы вспомнить название еще одной раковины, которую я там видел, необыкновенно изящной, тонких очертаний, буквально окруженной сиянием: стоит она, как мне сказали, больше ста золотых дукатов,[358] и ценится не меньше, чем «восточная лестница» или монеты Пискиния Нигра и Отона, [359] хранящиеся в других подобных музеях.

Из Лейпцига наш путь лежал в укрепленный замок короля прусского, знаменитый Потсдам.[360] Там размещен тот самый полк, где служат солдаты, которых благодаря их росту можно назвать цветом человеческой расы. Этих исполинов, включая сверхштатных служащих, там до четырех тысяч — всех вероисповеданий и национальностей. Тем не менее никаких раздоров между ними не возникает. Там найден способ сделать так, что они состязаются между собою лишь в том, кто лучше выполнит воинские экзерциции и построения. Когда глядишь, как они проделывают их, кажется, будто через увеличительную многогранную призму смотришь на одного-единственного солдата — так соблюдается ритм и столь безупречно исполнение. Говорят, что они слишком заняты мелочами, эффектными во время смотра, но бесполезными в битве. Муштру эту ввел принц Ангальтский, который так блеснул в битве при Турине.[361] Вышеназванный полк постоянно находится под присмотром своего покровителя.[362] Он, собственно, и есть полковник и так себя именует; даже сказал нам, что обедать мы будем не за королевским столом, а за столом полковника, который находится при своем полку. Полк большей частью и занимает его мысли; ради полка он даже совершает чрезмерные траты. Как когда-то в Англии не жалели многих гиней ради лишнего полудюйма полей в редкой книге или гравюре, так и тут безоглядно тратят десять, а то и двадцать тысяч талеров,[363] чтобы заполучить солдата ростом в лишнюю пядь[364] или две. Самым роскошным «инфолио», имеющимся в Потсдаме, является некий Кайтланд, он семи с половиною футов ростом и «напечатали» его толи в Дублине, то ли еще в какой-то ирландской «типографии» в тысяча семьсот шестнадцатом году. В общем, этот полк — отрада короля: монарх и в дождь, и в вёдро каждое утро производит развод караула и при этом никогда не «nimis longo satiatus ludo».[365] Тогда же он дает аудиенции и допускает к своей особе иностранных гостей. В связи с этим кто-то сказал, что пол его приемной — земля, а потолок — небо. Подобно тому как в некоторых странах для продажи выводят породы все более мелких собачек, здесь укрупняют людскую породу для солдатской службы. Ради этого в жены потсдамским гигантам предназначают самых рослых женщин: их, я бы сказал, отлавливают по всему королевству, составляя затем соответствующие пары. Стоит девице оказаться на пядь выше обычного, и сам король выделяет ей приданое.

Кроме этого гвардейского полка, у него есть еще семьдесят с чем-то тысяч солдат; все они хотя и не столь велики ростом, но красавцы отменные и при этом кажутся оттиснутыми по единому образцу. Арсеналы Штеттина, Магдебурга, Везеля, самые главные королевские крепости, в том числе и крепость столичная, снабжены отличнейшей артиллерией, отменно укомплектованной. Тягловые лошади под лафеты тоже отборные; они заранее подготовлены и распределены по провинциям, где отнюдь не простаивают без дела и постоянно готовы сменить работы во славу Цереры[366] на труды во славу Марса. Король в любой момент может снарядить и отправить на границу снабженную всем необходимым армию в пятьдесят тысяч штыков, проворнее, нежели итальянский импресарио сумеет соорудить очередную оперную постановку.

Король прусский явился подлинным реформатором своей страны,[367] наподобие какого-нибудь аббата, который, оторвав своих монахов от удобств городской жизни, отправляет их в поля мотыжить землю. Под властью Фридриха, его отца, страна предавалась роскоши и празднествам,[368] он же захотел видеть ее спартанской. Росчерком своего железного пера он упразднил все бесполезные должности, в том числе и придворные; он полагает, что роскошь вредна в стране, где денег мало и не очень много промышленности; что без многочисленной, хорошо обученной и лично ему подчиняющейся армии никакого короля не будут в должной мере уважать дома и отличать за границей. Сам он добился и того и другого. Все державы хотели бы иметь Фридриха Вильгельма своим союзником, и ни один подданный, в каких бы чинах он ни состоял, не хотел бы перед ним оплошать даже в самой малости.

Хотя армия является первейшей заботой монарха и о солдате он думает непрестанно и упорно, мысли о военном деле не мешают ему заниматься и другими предметами. Его финансовое хозяйство регулируется точнейшими экономическими предписаниями. Много толков ходит о его казначействе: в политическом теле застоялись соки, сетуют купцы; деньги уходят на армию, на государственные нужды, на обеспечение солдат. А в обширнейшей зале берлинского дворца можно увидеть плоды увеличения казны — дорогие кресла, затейливые люстры, серебряные балюстрады. Тут любая вещь, можно сказать, серебряная, как было когда-то во дворцах мексиканских царей.[369] Пруссию и Литву,[370] страны, опустошенные чумой, которыми король теперь владеет, он заново населил, отправив туда целые колонии беженцев из католических областей Германии, где протестанты стеснены в отправлении своих обрядов. Кроме того, у себя на севере он вывел такие породы лошадей, которые уже высоко ценятся. Он отстроил почти весь Потсдам; там есть храм, посвященный солдатам, где можно видеть его собственную гробницу, по бокам которой стоят статуи Марса и Беллоны,[371] божеств, уже давно изгнанных из прочих храмов. Он расширил Берлин, даже до чрезмерности, прибавив к нему вторую половину, которая называется его именем — Вильгельмштадт. [372] Дома, по правде говоря, там не так дороги и не столь заселены, как на лондонской Ганноверской площади. «Я, — утверждает король, — готовлю гнезда; когда-нибудь туда прилетят птицы и начнут выводить птенцов». Как жаль, что этот властелин не имел в своем распоряжении какого-нибудь Палладио! Впрочем, и у царя Петра такого архитектора под рукой не оказалось. Да и покойный король сардинский,[373] застроивший немалую часть своего Турина, раздобыл в качестве архитектора всего лишь Джовару.[374]

356

Архиепископы этих городов являлись и местными курфюрстами.

357

Иоганн Якоб Масков (Mackov; Mascov, Mascou; 1689–1761) — немецкий юрист и историк, профессор Лейпцигского университета.

358

Дукат — поначалу серебряная, затем золотая монета, которую начали чеканить в Венеции с 1140 г. Получила распространение во многих европейских странах.

359

Гай Пискиний Нигр был провозглашен римским императором в 193 г. н. э., а в следующем году разбит войсками Септимия Севера; золотая монета его чеканки ценилась очень высоко. Марк Сальвий Отон (32–69) — римский император, который правил очень короткое время, с января по апрель 69 г. Золотые монеты с его изображением также являются большой редкостью.

360

Потсдам — один из пригородов Берлина, где находился дворец, отстроенный «великим курфюрстом» Фридрихом Вильгельмом, и размещался военный гарнизон (с 1661 г.). С XVIII в. вторая резиденция прусских королей.

361

Речь идет о Леопольде I Ангальт-Дессауском (Anhalt-Dessau; 1676–1747), владетельном «фюрсте», прусском генерал-фельдмаршале и тайном военном советнике (с 1712 г.). Битва при Турине состоялась 7 сентября 1706 г. в ходе войны за Испанское наследство (1701–1714). В этом сражении, в котором франко-испанские войска под командованием Луи де Ла Фёйяда были разбиты, Леопольд Ангальт-Дессауский проявил себя храбрым и решительным военачальником, чем способствовал победе имперско-пьемонтской армии под командованием принца Евгения Савойского. Генерал-фельдмаршал (1712).

362

Имеется в виду Фридрих-Вильгельм I.

363

Талер — серебряная (редко золотая) монета, чеканившаяся с конца XV по XIX в. в различных европейских странах.

364

Пядь — старинная мера длины, равная расстоянию между растянутыми большим и указательным пальцами.

365

«пресыщен слишком долгой игрой» (лат.) — Цитата из «Од» (I, 2, 37) Горация.

366

В римской мифологии богиня земледелия и плодородия.

367

Фридрих Вильгельм I Гогенцоллерн (1688–1740), правивший с 1713 г., в первый же день после коронации упразднил значительную часть придворных должностей, а расходы на содержание двора уменьшил в четыре раза, что говорит о том, что он замышлял реформы еще в ту пору, когда был наследным принцем. Тогда же он назначил ревизию финансового управления столицы, что сразу положительным образом отразилось на упорядочении налогообложения и поступления налогов в казну. Кроме того, в города были назначены чиновники, исполнявшие обязанности председателей военных и земельных палат, на которых лежала ответственность за поступление налогов в казну; первые шаги в области кодификации также были сделаны в правление этого короля, что заложило основу для Кодекса, утвержденного при его преемнике Фридрихе II.

368

Речь идет о Фридрихе I Гогенцоллерне (1657–1713), с 1688 г. курфюрсте бранденбургском (под именем Фридрих III), короле Пруссии (с 1701 г.). При нем пышность и блеск двора, во всем подражавшего двору французскому, достигли крайних пределов, а попытки реформ в системе управления казенными землями и крестьянского землепользования не принесли успеха.

369

Имеется в виду легендарное богатство доколумбовых цивилизаций Центральной Америки.

370

Часть Литвы, лежащая к востоку от Данцига, с 1525 г. принадлежала королевству Прусскому.

371

Беллона — в римской мифологии богиня войны.

372

Фридрих Вильгельм I продолжил политику привлечения в Пруссию переселенцев, начатую его дедом Фридрихом Вильгельмом, курфюрстом бранденбургским, и продолженную его отцом королем Фридрихом I. Пруссия, в частности, охотно принимала всех гонимых у себя на родине по религиозным мотивам. Так называемые колонисты освобождались от налогов, получали разрешение вести торговлю на льготных условиях. К началу XVIII в. число жителей Берлина выросло до 30 000 человек. Ныне Вильгельмштадт — район Берлина.

373

Виктор Амедей II Савойский (1666–1732), король Сардинии в 1720–1730 гг.

374

Филиппо Ювара (Юварра, Juvara, Juvarra; 1676–1736) — один из крупнейших представителей архитектуры позднего европейского барокко; много строил в Риме, Мадриде, особенно в Турине. Альгаротти, сторонник классического стиля, придерживался о нем невысокого мнения.