Страница 11 из 15
– Ну, блин, и этот за учебу. Я в свое время только до шестого класса дошел с одними двойками. Мне впору не о науках думать, а о том, как пережить кризис в стране и не загнуться до пенсии.
– И все же, – настаивал Голос, – это в моих силах. Станешь математиком, физиком – вот и обеспечишь свою жизнь. И не надо будет больше махать этим… приспособлением для уборки мусора.
– В самом деле? – задумался Федор. – Тут вроде халявой пахнет. Попробовать, что ли? Я вот, когда ночью на небо гляжу, всегда думаю: вот бы столько баксов иметь. Бог с тобой – валяй.
– О’кей, – почему-то по-английски согласился Голос и надолго замолчал. Федору надоело ждать. Да и сидеть на кровати в одном исподнем было и глупо, и холодно.
– Эй, – крикнул Федор, – где ты? Ты же обещал. Вот, блин, народ пошел: пообещают и надуют, как дурака.
– Никуда, блин, не пошел, – снова заговорил Голос. – Я уже все произвел. Сделал соответствующую флуктуацию информационного поля в области вашей Галактики, и теперь ты – крупнейший астрофизик своего времени, но не больше, а то тебя не поймут и сочтут не в здравом уме. Так что теперь наше общение с тобой упростится. А то мои соседи в других вселенных такие скучные. Да они и устроены по-другому. Не четырехмерный, а пятимерный континуум. Ты теперь отдохни, а завтра встанешь новым Эйнштейном.
– Кто такой? Еврей, наверное?
– А ты еще и ксенофоб. Вот не повезло мне с тобой. Ладно, ложись, дитя человеческое. Как это у вас: утро вечера мудренее.
Проснулся Федор как всегда чуть свет. Обмыл обросшую недельной щетиной физиономию, позавтракал всухомятку и, собрав свои орудия труда, вышел на трудовую вахту. В голове ничего нового не ощущалось, и Федор был спокоен. Он даже подумал, что все ночные разговоры – если не сон, то следствие увлечения горячительными напитками. И то сказать: тетка Анисья такую гадость гонит – в рот не лезет. Зато в голову ударяет, как кувалдой. Не спеша приступил к сметанию опавших за ночь листьев с тротуара, дыша свежим влажным воздухом. Подивился тому, что в голове никаких последствий вчерашнего застолья. Но мало ли чудес на свете. В семь утра из домов начали выходить люди, обремененные необходимостью соблюдать трудовое законодательство. Учитель Крутиков из их дома поприветствовал дворника по-свойски:
– Здорово, Евстигнеич! Убираешь?
И тут в голове Федора что-то щелкнуло, и неожиданно для самого себя он проговорил:
– Вы знаете, коллега, оказывается, раздувание происходит не наружу к внешнему наблюдателю. «Разбухает» пространство внутри черной дыры. Наглядно можно представить, что внутренность черной дыры раздувается пузырем в другое пространство. С точки зрения внешнего наблюдателя ничего примечательного в его Вселенной не происходит. Черная дыра не меняется в размерах. В этом отношении…
Учитель Крутиков с недоумением посмотрел на дворника и поспешил удалиться, крутя пальцем почему-то возле своего виска.
Федор отшвырнул метлу и остановил бабку Мотю – пенсионерку с довоенным стажем, вылезшую спозаранок прогреть свое тощее тело.
– Слушайте, Матрена Никитична. Вы должны согласиться, что темная энергия находится не внутри Вселенной, а снаружи. Наш мир – всего лишь ядро некоей сверхчастицы, и тогда краевые эффекты на границах Вселенной объясняются просто…
Баба Мотя испугалась и, как резвая лань, поскакала домой, оглядываясь и шепча: «Чур меня, чур…»
Появился начальник ЖЭУ Петр Николаевич.
– О чем задумался, Евстигнеич? Не похмелился, что ли?
Федор окинул быстрым взором плотную фигуру своего начальника и с удовольствием сказал:
– Понимаете, Петр Николаевич, наша Вселенная есть гигантская флуктуация согласно Больцману. Но как он неправ, как…
Начальник ЖЭУ на всякий случай отодвинулся подальше и спросил:
– Температуру не мерил? Может, скорую вызвать?
И ушел.
Весь день новообращенный Федор Евстигнеевич пытался всем встречным и поперечным доказать, что сингулярность – это всего-навсего гипотетическая бесконечность массы и энергии в точке размером 10“32 см. Но люди при первых же его словах шарахались от него, как от чумного. К вечеру Федор вернулся домой, присел на колченогое подобие кресла и произнес сакраментальную фразу: «Во многих мудростях – многие печали». И загрустил. Он понял, что одиночество и непонимание сомкнуло вокруг него абсолютное кольцо, из которого вырваться невозможно. Он достал начатую пол-литру и приготовился пригубить, но передумал. Много всяких вопросов появилось в его трезвой и сверхумной голове. Кто он теперь? Ученый? Энциклопедист? Мутант? Умственный урод? Топор без обуха? Гайка без болта? Как его угораздило согласиться с этим самым Мировым Разумом? Жил себе тихо и никому не надоедал, всем желал добра и мира. Нет же, соблазнился на халявное дело. На вот – получай. А как его использовать, полученное? Кто скажет? Захотелось, видишь, влезть в чужие штаны. Ну и как? Не жмет? Ах, жмет… Да так, что впору петлю на шею.
Встал на колени и поднял лохматую голову к потолку, ожидающему давно обещанную побелку, и взмолился:
– Господи, кто бы ты ни был, верни меня прежнего. Не хочу знать то, что мне не нужно и даже вредно. Люди бегут от меня. И работать, как прежде, не могу. Больно мне и печально. Сжалься. Что тебе стоит? Первый блин всегда комом. Найди кого-нибудь поумнее, чтобы пользу дал человечеству. А я – хил и слаб. Пожалуйста…
Но его стенания прервали вошедшие люди в белых халатах, за которыми прятался начальник ЖЭУ Вежливо, но твердо Федора подхватили под руки и повели к выходу. Федор не сопротивлялся, догадавшись, что в его жизни наступает новый период, полный страшных ожиданий. Уже садясь в машину «скорой помощи», он посмотрел на небо и погрозил кому-то тяжелым кулаком. И мрачно ругнулся:
– Благодетель чертов!
Соринка в глазу
Если кому интересно, я работаю каменщиком. Вот. Как профтехучилище десять лет назад окончил, так и леплю кирпичные дома. А что? Работа разнообразная, доходная. Вот. Особенно если какому олигарху особнячок потребовался. Стоишь себе на подмостях, кельмой раствор из ящика выгребаешь и расстилаешь его по наружной или по внутренней версте. А потом берешь кирпич и кладешь его на раствор с прижимом и вровень с причалкой. Лишний раствор на шве кельмой же и срезаешь. Вот. И так – каждый день. Впрочем, история не об этом.
Однажды летом иду я на смену а день такой теплый, ясный, тихий. Вот. Солнце раскалено, как утюг. Я свои зенки вытаращил и любуюсь прозрачным небом. А по нему, как в голубом бульоне, плавают пельмени из облачков. Красотища!
И вдруг в левый глаз что-то попало. Поморгал, поморгал – не выходит. Вот досада. Тер пальцем и так, и так. И верхнее веко задирал, и бельмами шевелил влево и вправо. Ни фига не выскакивает. Вот, блин, называется, нарвался. Нужно мне было зыриться в небо, как придурок. Вот.
Однако на работу явился вовремя. А сам, как полководец этот самый – Кутузов, могу смотреть только одним глазом, поскольку левый… вот… даже открыть нельзя. Меня сразу окружила моя бригада.
– Слышал? К нам пришельцы летят.
Я только плечами пожал.
– Идите вы к…
А мне по ушам чуть не хором – утром по телику передавали. Поймали упорядоченные радиосигналы из космоса. Оказалось, что это инопланетяне летят к Земле. То ли с приветом, то ли покорить нас хотят, как это в американских фильмах показывают.
Я отмахиваюсь, как от назойливых мух:
– Да брехня все это. Чего только журналисты не придумают для прикола.
– А если не брехня? Это же… Мирового значения. Понимать надо. А чего это ты глаз заварил? Болит?
– Плевал я на ваших пришельцев. Не до них сейчас. Мне в глаз какая-то фигня залетела – никак не выковыряю. Хоть «скорую» вызывай.
А мой напарник, Лешка Савинов, съехидничал:
– На девок меньше лупиться надо, а то и вовсе ослепнешь.
– Иди ты к лешему, – говорю. – Никаких терпениев больше нет.
А тот предлагает вполне серьезно: