Майя

Дильгайские рабы помогли Зуно выйти из повозки и вручили ему корзинку с котом. Зуно оправил свой наряд, велел дильгайцам поставить екжу в сарай, кивнул Оккуле – мол, следуйте за мной – и направился по склону к парадному входу.

В толпе у таверны было несколько женщин, и одна из них приветливо поздоровалась с девушками. Майя подхватила сундук Оккулы и украдкой улыбнулась незнакомке, но, памятуя о тщеславной гордости Зуно, на приветствие не ответила.

Впрочем, Зуно пребывал в прекрасном расположении духа – то ли потому, что до Беклы было уже недалеко, то ли оттого, что ловко разобрался с разбойниками. Он назвал трактирщику свое имя, не забыл упомянуть, у кого служит, и потребовал разместить девушек в подходящем помещении. Оккула горячо поблагодарила его за заботу, и он милостиво сообщил, что удовлетворен их сегодняшним поведением. Вдобавок он заметил, что такие послушные и разумные девушки наверняка быстро усвоят необходимую науку и добьются успеха в Бекле. Оккула не стала ему напоминать, что науку она уже шесть или семь лет как усвоила, а учтиво ответила, что безмерно польщена его добрыми словами.

– Ах, мой господин, ваше доброе мнение для нас – огромная честь, – проворковала она. – Вы ведь не понаслышке о важных господах знаете, вы и сам человек искушенный и светский. Мы вам благодарны за вашу доброту.

– Что ж, – рассеянно произнес Зуно, – пожалуй, я позволю вам со мной отужинать.

Оккула восхищенно ахнула и со значением поглядела на Майю, притворившись, что ее ошеломила такая невиданная благосклонность.

– Умойтесь хорошенько и приведите себя в порядок, – велел Зуно. – А потом приходите в господский обеденный зал, на втором этаже, вон туда, вверх по лестнице. И не мешкайте. Как тебя зовут? – обратился он к Майе.

– Майя, мой господин. С озера Серрелинда.

Зуно резко кивнул, недовольный тем, что она посмела сообщить ему больше, чем он хотел знать, и отправил девушек в отведенную им комнату.

Оккула бросилась к своему сундуку и достала темно-красный пеллард с короткими рукавами и узкой юбкой со складками на лапанский манер. Низкий вырез платья оставлял открытыми шею и плечи. Она обвила талию широким черным поясом, подчеркнувшим темный цвет кожи и белизну когтей ожерелья. Майя с восхищением поглядела на подругу и завистливо вздохнула.

– Давай я тебе спину разомну, – предложила Оккула, взглянув на нее в зеркало.

Вскоре Майя с наслаждением постанывала под умелыми руками подруги.

– Послушай, сделай мне одолжение, – попросила Оккула. – Надень голубой наряд, что я из сундука вытащила. Вон, на кровати лежит. Мне какой-то дурень в Теттите это платье подарил, представляешь? Хороша я буду в голубом! Но он вообще безмозглый, свой зард где-нибудь оставит – и не заметит, все равно пользоваться им не умеет, одно расстройство и перевод денег.

Оккула, помогая Майе причесаться и одеться, непрерывно отпускала скабрезные замечания, так что вскоре обе девушки беспрестанно хихикали и обменивались шуточками.

– …а он и говорит…

– Да что ты?!

– …ну я и согласилась ногти ему подстричь на ногах. Видела б ты эти ногти – чисто когти, да еще и грязные! Он табурет притащил, уселся, а я за ножиком пошла. Прихожу и говорю: «Да какая ж это нога!» – а он мне: «Нога не нога, а на размер еще никто не жаловался».

– Ох, Оккула, хватит уже! – расхохоталась Майя.

– Ну что, отдохнула? Пора и к ужину идти, а то как бы наш кошатник котятами не разродился.

Девушки поднялись в обеденный зал. Зуно еще не появлялся. Посетителей было немного, ужина пока не подавали, хотя из кухни уже доносились аппетитные запахи еды.

Подруги замешкались у порога, но Оккула решила, что лучше сесть за стол.

– Зуно о своем достоинстве печется, – пояснила она. – Иначе отправил бы нас ужинать со всяким отребьем. Значит, нам следует держать себя чинно, не околачиваться тут, будто мы кого завлекаем. Сядем в сторонке и подождем. Он наверняка скоро придет.

Она выбрала свободный стол в уголке, и девушки уселись на скамью, лицом к стене, тихонько переговариваясь.

За столом в противоположном углу зала оживленно беседовали четверо или пятеро пожилых мужчин.

– На каком они языке говорят? – шепотом спросила Майя. – Вроде не по-беклански, ни слова не понять.

– Ортельгийцы это, – ответила Оккула. – Лягушатники с Тельтеарны, как Мегдон. Вот уж кто по-лягушачьи бастает – как вцепится, так дня три и не выпускает.

– Чего это они на нас уставились? Ой, смотри, один к нам идет!

– Ага, налетели осы на варенье, – вздохнула Оккула. – Ничего, я с ним разберусь. А ты помалкивай, банзи, и помни, что Зуно вот-вот появится. Не хватало еще, чтобы он Лаллоку доложил, как мы тут ортельгийцев развлекали. Короче, сиди и молчи.

Тут к ним подошел сорокалетний коренастый мужчина, с темной окладистой бородой, и уселся на скамью рядом с Оккулой. Хорошая одежда и уверенная манера обращения выдавали в нем преуспевающего купца.

– Добрый вечер, красавицы, – произнес он по-беклански с резким ортельгийским выговором. – Вы в одиночестве ужинаете? Разрешите нам вас вином угостить?

– Нет, спасибо, господин, – ответила Оккула, не отрывая взгляда от столешницы. – Мы нашего покровителя дожидаемся. Прошу вас, оставьте нас. Мы приличные девушки, и нашему покровителю не…

– Я сам человек приличный, – возразил ортельгиец. – Мы с друзьями веревками и канатами торгуем, вот из Беклы на Ортельгу возвращаемся. – Он уселся поудобнее, оперся локтями о стол и с улыбкой наклонился к Оккуле. – Путь держим через Теттит и Кебин. Товар продали выгодно, а для хорошеньких девушек мне никаких денег не жалко.

Оккула промолчала.

– А такой девушки, как ты, я в жизни не видал, – продолжил купец. – Надо же, на такой темной коже румянца не заметно! Вот подруга твоя, та прямо вспыхнула вся. Ей смущение к лицу.

Майя покраснела еще больше и едва не захихикала, но Оккула поспешно наступила ей на ногу.

– Я видел, как вы к таверне подошли, – заявил ортельгиец, касаясь толстым пальцем локтя Оккулы. – Пешком, а ваш покровитель в повозке приехал. И кошечка у него красивая. Это он кисками торгует или вы?

– Эй, Тефиль, как ты там? – окликнули его приятели. – Может, тебе помощь нужна?

Купец, не обращая внимания на шуточки, швырнул на стол туго набитый кожаный кошель, откуда высыпалось содержимое: двадцати- и пятидесятимельдовые монетки, сверкающий адамант, тяжелое серебряное кольцо и золотая фигурка медведя в палец длиной, с красными гранатовыми глазами.

– Видите, денег у меня достаточно. Вдобавок я лично знаком с верховным бароном Бель-ка-Тразетом, великим охотником. По правде сказать, мне твоя подруга приглянулась. Я вам обеим щедро…

Тут в обеденный зал торопливо вошел Зуно, огляделся и, увидев своих подопечных, скорчил недовольную гримасу. Оккула быстро встала, склонила голову и развела руками, будто говоря, мол, я не виновата.

Зуно остановился шагах в десяти от стола и обратился к купцу:

– Прошу прощения, уважаемый, можно вас на пару слов?

Торговец неохотно поднялся и подошел к Зуно. К ним тут же присоединились еще двое ортельгийцев. Оккула сделала шажок в их сторону и остановилась, всем своим видом показывая, что готова вступить в разговор, если Зуно того пожелает. Майя осталась сидеть за столом.

Поначалу до нее долетали только обрывки фраз: «Никак невозможно…» – «Разумеется, не обижу… В самом лучшем виде…» – «… непозволительно. Вы же понимаете, что…».

– …Они же рабыни! – воскликнул ортельгиец. – Я сам видел, как они за вашей повозкой шли. Вы делец, негоже вам выгоду упускать. За ночь с молоденькой девчонкой я вам триста мельдов заплачу!

– Увы, я не вправе, – решительно заявил Зуно. – Девушки – собственность небезызвестного бекланского торговца У-Лаллока. Кто знает, может, они уже обещаны кому-то из знатных господ в верхнем городе. Вы бы мне уступили заказанную партию товара? Вот и я не могу.

Купец досадливо пожал плечами, подхватил свой кошель, рассеянно собрал монеты со стола и вернулся к друзьям. Зуно уселся на скамью.