Майя

Майя вгляделась в неверную мглу возка: пусто, никаких платьев не видать.

– Я… мне… – начала она медленно, заплетающимся языком. – Матушке… надо…

Туманная дымка затянула все вокруг, в глазах потемнело. Майю взяли на руки и уложили в возок. Дверь захлопнулась. Майя без чувств растянулась на полу.

5

В возке

Сознание возвращалось медленно, будто где-то далеко-далеко занималась заря, а тьма постепенно отступала. Пол размеренно, беспрерывно покачивался, лежать было неудобно. Майя дремотно заворочалась, приходя в себя. Все тело трясло – не сильно, но без остановки. Дышалось с трудом, ноздри щекотала затхлая склизкая пыль. Внезапно нахлынули воспоминания о купцах, возке и обмороке – так яркое солнце встает над горами, разгоняя утренний сумрак. Майя раскрыла глаза, села и огляделась, пытаясь сообразить, где находится.

Она сидела на мягкой подстилке – мягче, чем кровать в хижине, – в небольшом коробе, шагов семь в длину и два-три шага в ширину. Тусклый свет проникал в узкие боковые отверстия под самой крышей. Все поверхности – стены, пол и потолок – покрывала толстая стеганая ткань, кое-где разодранная. Из прорех торчали клочья жесткой волосяной набивки.

Короб постоянно раскачивался и подпрыгивал, что-то мерно поскрипывало. Майя поняла, что ее куда-то везут.

Голова болела, в горле пересохло, было душно и жарко. Что произошло? С чего бы ей в обморок падать? Почему она не дома? И тут ее осенило: наверняка матушка, не желая упускать счастливый случай, вздумала немедленно отдать дочь в услужение к торговцам. Майя, разозленная такой наглостью, решила разобраться с Моркой, как только вернется домой. Подумать только, отправить дочь, не спросив ее согласия, без пожитков – пусть и нехитрых, но уж какие есть, – неизвестно к кому, куда и на какой срок! А на каких условиях? Надо же, как мать торопилась горсть мельдов урвать! От досады Майя скрипнула зубами. Ничего, она Таррину все расскажет. Теперь главное – домой побыстрее вернуться, пусть даже пешком придется идти. Куда это ее везут? Наверное, в Мирзат. Ну, к ночи она оттуда домой доберется.

Она перевернулась на живот и заколотила кулаками по обшивке возка:

– Остановитесь!

Возок продолжал катить по дороге. Майя кувыркнулась к дверце, толкнула ее изо всех сил – заперто, засов тяжелый, замок надежный. Сообразив, что ее не выпускают, Майя истошно завопила и замолотила по стенкам. Наконец возок остановился; скрипнул засов, щелкнул замок, дверца распахнулась, и громила заглянул внутрь.

Встрепанная и разгоряченная, Майя метнулась к двери, скользнула через порог и встала рядом с возком.

Сгущались сумерки, веяло прохладой. Солнце клонилось к закату. Возок стоял на обочине проселочной дороги. Волы лениво щипали жухлую траву и увядшие цветы. Слева виднелся лес, справа – поля и пустошь до самого озера. Место было незнакомое. Дорога убегала на юг, но Майя здесь прежде не бывала. Наверное, Мирзат уже проехали и направились дальше, вдоль берега озера.

Майя повернулась к громиле, который держал в руках кожаный поводок и, будто громадный злющий пес, молча глядел на нее. Майя испугалась, но решила виду не показывать.

– Не знаю, что там вам моя матушка наговорила, – начала она, – только я с вами не поеду. Согласия я не давала, сделку мы так и не заключили. Так что везите меня домой.

Он щелкнул пальцами и жестом велел Майе забраться в возок.

– Что ж, ежели вы так, то я пешком вернусь, – заявила она и шагнула в сторону.

Громила схватил ее за руку, оскалился и швырнул в повозку с такой силой, что Майя вскрикнула от боли.

– Эй, Парден, осторожнее, – воскликнул косоглазый, выходя из-за возка. – Товар не повреди, а то денег не заплатят. – Он обернулся к Майе. – А ты, красавица, не корячься. Сделанного не воротишь. Тебе чего надобно – посрать или поссать?

Майя, сглотнув ком в горле, сообразила, что ей представился случай обхитрить обидчиков: она отойдет в сторонку и сбежит. С громилой ей не сладить, но бегает она быстро, не догонят.

– Мне… первое, – ответила она, смущенная грубым словом.

Косоглазый взял у громилы поводок, повязал его Майе на шею и чуть дернул.

– Вперед, красотка! Только не вздумай ошейник снимать, а то не поздоровится, – предупредил он, потрепав ее по щеке.

– Да как ты смеешь! – вскинулась Майя. – Вот я отчиму расскажу! Не собираюсь я к вам на службу наниматься – ни к тебе, ни к хозяину твоему. Ни за какие деньги!

Громила раскрыл было рот, но косоглазый его остановил:

– Парден, молчи пока, не расстраивай девушку почем зря. Ну же, красотка, ты срать собираешься или как?

Он повел ее вдоль дороги, сжимая поводок, и остановился на опушке леса, у самых деревьев.

– И что, так и будешь меня разглядывать? – спросила Майя. – Вон туда отойди, подальше.

– Ты себе главное уясни, красавица, – сказал косоглазый. – Кандалов у меня с собой нет, оставить я тебя не могу. До Пуры еще часа два добираться, так что справляй нужду, да поскорее, а то весь возок мне провоняешь.

– Ты меня насильно в Пуру везти собрался? А хозяин твой об этом знает? Все равно я к нему в услужение не пойду!

Косоглазый отвернулся, не выпуская поводка из рук:

– Давай не задерживайся!

Майя, рыдая от стыда и унижения, присела на корточки и помочилась. Косоглазый отвел ее к возку, втолкнул внутрь и запер дверцу.

Снова заскрипели колеса, короб трясся и подпрыгивал на колдобинах. Впрочем, вскоре повозка остановилась, зазвучали голоса, заревели волы. Майя поняла, что упряжку меняют – похоже, не в первый раз. Видимо, похитители часто ездят этой дорогой.

Она решила позвать на помощь, но вовремя сообразила, что это бесполезно. Вдобавок ее страшил громила со сломанным носом. Майя, хотя и росла в бедности, с грубой силой прежде не сталкивалась, если не считать материнского гнева. Бесстрастная жестокость громилы ошеломляла – видно было, что ему привычно насилие.

И все же ее не оставляла надежда вернуться в родной дом, пусть и из неведомой Пуры – рыбацкого городка на южной оконечности озера Серрелинда, где Майя никогда прежде не была. От Мирзата селение отличалось лишь своим положением на тракте между Теттитом и Беклой. Наверняка его жители – честные и добрые люди – помогут освободиться от гнусных мерзавцев.

Время тянулось медленно. Майя неподвижно лежала в душном коробе; ее лихорадило, голова раскалывалась от жары и духоты, мысли путались. Утомленная, она задремала и проснулась, когда колеса возка загромыхали по булыжной мостовой.

Вскоре повозка остановилась. Майя стала ждать, когда откроют дверцу короба, однако похитители, громко переговариваясь, куда-то ушли. За стенками возка гремели горшки, хлопнула дверь, по мостовой проволокли что-то мягкое и тяжелое. Пахло дымом очага и каким-то варевом, но ни голосов, ни другого шума слышно не было. Похоже, Майю привезли не в таверну и не в богатый особняк.

Через некоторое время послышались шаги, щелкнул замок, дверца распахнулась. Косоглазый посветил в короб фонарем и ухмыльнулся; по лицу пробежали дрожащие тени. Майя хотела вылезти из возка, но косоглазый опустил фонарь, ухватил ее за щиколотки и грубо погладил бедра.

Майя пнула его в живот. Косоглазый грязно выругался и отшатнулся. Она с ужасом сообразила, что сбежать не сможет, и в страхе свернулась клубочком на полу, дрожа, как испуганный заяц.

Косоглазый перевел дух и обеими руками уперся в порожек возка. Похоже, Майин поступок не напугал и не рассердил, а почему-то обрадовал негодяя. Он молча посмотрел на нее и коснулся щеки грязными пальцами.

– Вставай, я тебя отведу куда следует, – заявил он, взял Майю за руку и повел по булыжникам двора, светя под ноги фонарем.

Она лихорадочно огляделась: длинный и узкий дворик, у высоких каменных стен – густые заросли крапивы и щавеля, под ногами – выщербленная брусчатка, поросшая сорной травой, в углу – груда тряпья, костей, очисток, какие-то обломки и прочий мусор. По двору к помойке прошмыгнула крыса. Волов, не распрягая, приторочили к столбику у высоких ворот, запертых на тяжелый засов и цепь на замке. У одной стены – воловьи стойла, а в торце – каменный дом, старый, добротный, но запущенный: черепица на крыше растрескалась, кладка обвалилась. Однако тяжелая деревянная дверь была новой и прочной, а на тускло светящихся окнах красовались железные решетки. Похоже, дом знавал лучшие времена, но теперь его использовали не по назначению.