Страница 195 из 214
Медники, где ныне Ворни (Варняй), разрушены. В том же году прусский маршал Генрих Плоцке, сакс, вторгся в Литву со своими рыцарями, Пастовский повят разрушил и выжег, а пятьсот пойманных литовцев вывел в Пруссию. А когда собрал в Кёнигсберге очень много рыцарей-пилигримов из Германии с Рейна, которые прибыли на священную войну против литовцев, сразу же второй раз отправился с ними в Литву. Взяв замок Бисену и перебив в нем восемьдесят литовских мужей, он стремительным и быстрым ударом обратил в пепел и в прах Медникский повят.
В том же 1315 году умер Витенес или Вицень из Эйраголы, великий князь Литовский, Жмудский, Русский и Подляшский, которого Дусбург во всех местах пишет королем, царствовавший до седин и устраивавший прусским и лифляндским крестоносцам частые войны и ужасные потрясения (gwaltowne stossy). И на месте погребения, Виленских жеглищах, по языческому обычаю был сожжен в доспехах, с саблей, копьем и сагайдаком, в княжеской одежде, с парой соколов и прочим при великом сожалении посполитого люда и панов, а также всех бояр литовских.
Idem cittat Cureus in Historia Silesiae и приравненного к нему Sigessowi Lidijskiemu 77.
А вот о смерти этого Витеня польские историки сильно не согласуются с русскими летописцами, а также с прусскими и лифляндскими хрониками et cum Petro a Dusburch, ибо Меховский (кн. 4, гл. 36, стр. 264), Ваповский и Кромер (кн. 14), начиная генеалогию или вывод рода литовских князей, пишут так:
Был (говорят) у Витеня, великого князя Литовского, конюшим Гедимин, муж большого ума и охочий до власти, который, убив своего господина Витеня и тоже будучи литвином, сам завладел Великим княжеством Литовским и далеко его расширил, присоединив некоторые русские княжества, частично силой и войной, а частично по [взаимному] согласию и добровольному подданству под власть Литвы.
Так пишут Меховский, Кромер и Ваповский. Петр же Дусбург, капеллан Тевтонского ордена, который писал историю своего времени или хронику деяний прусских крестоносцев и должным образом перечислил все их войны с Литвой, всегда называет там Витеня королем или сыном литовского короля, а Гедимина собственным сыном Витеня 78 и пишет, что власть над Литвой тот получил по наследственному праву.
Рассказ (rzecz) летописей. Все литовские летописи, писанные по-русски, которые литовцы издавна называют хрониками, просто и единодушно, как если бы я захотел и тысячу их свести воедино, рассказывают о великом литовском князе Витене так.
Началось великое княжение Витеня. Великий князь Витень много лет правил в Великом княжестве Литовском, Жмудском и Русском, и родился от него сын, по имени Гидзимин. Потом умер великий литовский князь Витень, и после него сел на великом княжении Литовском, Жмудском и Русском названный сын его Гедимин и т.д.
Там же далее упомянутые литовские и русские летописи, а также Киевские хроники всегда считают Гедимина или Гидзимина собственным сыном Витеня, а чтобы он был его конюхом (как думают Меховский, Ваповский и другие), о таком нигде не упоминают ни русские, ни лифляндские, ни прусские хроники, ни Петр из Дусбурга, который писал и жил во времена Витеня и Гедимина. И о том, что убил своего господина и после него стал великим князем, это я тоже с факелом у них искал, но, клянусь, не нашел. И пришел к выводу, что с этим делом напутал либо [сам] Меховский, либо предшествующий историк, которого он брал за основу. Гедимин, избранный и возведенный на великое княжение Литовское после отца своего Витеня, убил Пелюше, сына Тройната (Тройната, который в 1264 году убил литовского короля Мендога) и внука Довмонта. Этот Пелюше, как об этом свидетельствуют Длугош, сам Меховский (кн. 3, гл. 62, стр. 183) и Петр Дусбург, тоже был наследником литовских князей 79, но не был избран на великое княжение литовское после убийства Тройдена. А Витень из Эйраголы (Erajgolczyk), маршалок Тройденов, в обход упомянутого Пелюше Тройнатовича и Гинвила Гедрусовича был выдвинут на великое княжение Литовское сыном Тройдена Римунтом или чернецом Лаврышем и добровольно избран всеми литовскими сословиями, как это мы выше пространно показали и убедительно доказали. Тогда князь Пелюша Тройнатович, уязвленный обидой, бежал к прусским орденским рыцарям и, взяв помощь от комтура Кёнигсберга Альбрехта Мейсенского, [вместе] с Мартином Голиным и Конрадом Дьяволом, орденскими ротмистрами, совершил внезапный набег на литовских князей и панов, гулявших на свадебных торжествах. Он захватил семьдесят виднейших князей или панов и жениха с гостями и всей свадебной утварью (fraucimerem), и увел их в Кёнигсберг вместе с большой добычей. Часто потом устраивал набеги на Литву и других старост с украин бунтовал, особенно Драйколита и Свитрила 80, двух литовских панов, которых склонил к тому, что те сдали крестоносцам Оукайм и два других замка. Потом, в 1315 году, когда уже при новом правлении (Гедимина) они продолжали вместе с крестоносцами делать набеги на Литву, Гедимин, поразив их и захватив в плен, велел казнить как изменников и врагов отчизны. А так как Пелюша был принцем (principal) и писался Великим князем Литовским, хотя им не был (как ныне Генрих Французский королем Польским или бежавший в Москву валашский воевода Богдан 81 и некоторые другие), то когда Гедимин захватил Aemulum imperii и велел его казнить, иные историки, которым следовали и польские хронисты, подумали, что Гедимин убил своего господина, то есть Витеня. Но Гедимин был его собственным сыном и свою генеалогию неразрывно вел от рода и потомства римских князей: от Палемона или Публия Либона из герба Колюмнов и от Дорспрунга (Dorsprunga) из герба Китаврас.
Сама эта история выглядит противоречиво, потому что в Литве и в Жмуди в то время было уже много благородных, могущественных и родовитых фамилий (domow) вроде Гаштольтов, Бутримов, Румбольдов (Rombowdowie), Монивидов и других. А также было более дюжины (o kilkonascie) удельных (oddzielnych) князей: Гедройцких, Гольшанских, Дялтувских, Утенских, Новогрудских и других, потомков великих князей, которые подчинялись только великому князю Литовскому, сидящему в Керновской столице (ныне стертой [с лица земли] течением времени). Из-за постоянных войн с крестоносцами в то время и каждый жмудин, будь он шляхтич или холоп, равные имел вольности. Руссаки же новогрудские и полоцкие, а также подляшские, хотя и были в то время подданными Литвы, но пользовались теми же свободами. Нет сомнений и в том, что если бы Гедимин или Гидзимин, будучи конюхом, убил бы своего господина Витеня, великого князя Литовского, а после него, будучи человеком простым и неродовитым, своевольно завладел бы Великим Княжеством, столь обширным и могучим, ему сразу обломали бы рога (utarliby rogi) другие князья, паны и весь народ. Сразу схватили бы и покарали как предателя, ибо те, кто в то время были грозны руссакам, прусским и лифляндским крестоносцам, полякам и мазурам, без сомнения, не допустили бы верховенства над собой негодного [правителя]. А если бы он не был собственным сыном Витеня, то на это место, великое княжение, поставили бы [либо] одного из князей Гедройцких: Гинвила и его сыновей, [либо] Гольшанских: Миндовга (Mindowha) и Альгимунта, как своих собственных наследников. Имея право свободного выбора, дарованное и подтвержденное Римунтом или Лаврышем Тройденовичем, они не потерпели бы, чтобы столь великим государством правил изменник и не запятнали бы себя вечным позором.
Жмудины в те времена из-за своего исключительного мужества, как я уже говорил, тоже имели большие вольности и не захотели бы быть под властью изменника, ибо имели и своих собственных наследников Жмудского княжества (которых потом истребил Гедимин): Пелусе, Свитрила (Switrila) и Драйколита, перебежчиков к прусским крестоносцам. Будучи вольными людьми, при такой разрухе они бы, вероятно, выбрали бы себе в князья кого-нибудь из них.