Страница 182 из 214
Довмонт умер. Потом от великой печали (z frassunku) он умер, оставив двух молодых сыновей: Войткоса и Петраса, а им часть вотчины вернул Сигизмунд Кейстутович, убитый в Троках в 1440 году. При нем в совете заседали также и князья Гедройцкие Вагайло и Гагулис, как я сам это видел в привилеях преподобного пана Миколая Паца, епископа Киевского, а потом их потомки занимали места в кругу сенаторов вплоть до короля Сигизмунда, при котором и они, и князья Слуцкие утратили отцовские места из-за недоброжелательства некоторых.
Род Матушевичей. Войткос Довмонтович прославился в 1454 году при Казимире, короле польском и великом князе литовском. Он оставил после себя сына Бартоломея, в младых летах, в 1500 году, Бартоломей же [оставил сына] Матуша, королевского маршалка, у которого были сыновья Мельхер, милостью божьей нынешний епископ Жмудский, Каспер, Марцин и другие.
Песнь о Довмонте. А о вышеупомянутом Довмонте, который был мужем великой отваги, и ныне крестьяне литовской народности поют по-литовски: «Dowmantas, Dowmantas Gedrotos kunigos, labos Rajtos luguje» и т.д. Также и о Гурде Гинвиловиче, который сражался в битве с прусскими крестоносцами, когда разрушали Ковно, где в литовских песнях слезные сетования: «Не так жаль мне замка, как горящих в огне храбрых рыцарей». Тогда, в 1362 году, там сгорели 3 000 литовцев, а князь Войдат, сын Кейстута, был взят [в плен вместе] с тридцатью шестью виднейшими литовскими панами. О чем Длугош и Меховский (кн. 4, гл. 27, стр. 243).
Отчего князья Гедройцкие печатают розу. А отчего князья Гедройцы не ставят печать отчим гербом Китаврасом, а только Розой, то причина этому в ссоре между братьями Гедрусом и Гольшей. Гольша отнял на несколько миль Гедройцкой земли над озером Сессол (Sessol), от которого [некоторые] потомки Гольши и ныне называются Сессол, как княгини Дубровицкие.
Итак, в то время, в году господнем 1279, Наримунт в Кернове господствовал в Великом княжестве Литовском, Жмудском и Русском; Довмонт в Утенском, Гольша в Гольшанском, а Гедрус в Гедройцком удельных княжествах. Четверо родных братьев Ромунтовичей княжили (przestawali), а пятый брат, Тройден 8, жил при великом князе Наримунте и не имел удела, ибо не распоряжался (nie bawil) и в [собственном] доме, а только в придворных и военных делах, о чем и Меховский свидетельствует, когда еще в молодые годы, при жизни отца (имея под своим началом тридцать тысяч войска литовского и жмудского), [Тройден] разгромил пруссов и мазовшан.
Потом великий князь литовский Наримунт прослышал, что на Подляшье ятвяжские князья вымерли без потомства, как свидетельствуют летописцы, но более вероятно, что были перебиты поляками, когда польский монарх Болеслав Пудыка поразил их наголову в 1264 году (как о том выше показано из Кромера и Длугоша (кн. 9) и из Меховского (кн. 3, гл. 45)), когда погиб и их князь Комат с другими виднейшими ятвяжскими боярами. А остатки их подданных ятвягов, которые остались в живых после погрома, учиненного поляками, жили себе без господина.
Ятвяги на Подляшье становятся данниками Литвы. Собрав тогда литовское войско, Наримунт двинулся на Подляшье с братом Тройденом, а ятвяги, помня, что недавно в первой же стычке с поляками поплатились своими жизнями, не сопротивлялись, а сразу же приняли великого литовского князя Наримунта как [своего] господина. Потом Наримунт все княжество Ятвяжское и Подляшское отдал в удел брату Тройдену.
Тройден, упрочив и защитив свои границы от прусских орденских рыцарей и от мазур, на охоте случайно заехал в лесную чащу, и нашел над Беброй рекой роскошную гору, на которой, ибо понравилось ему это место, построил замок Райгард (Rajgrod) и писался князем Ятвяжским, Подляшским и Дайнавским.
Жестокость Тройденова. А будучи в соседстве с поляками, с мазурами, с русью и с прусскими орденскими рыцарями, постоянно затеивал и вел с ними великие войны, как свидетельствуют летописцы, и битвы выигрывал, часто одерживая победы; однако же обходился в них тиранским обычаем, творя в христианских землях великие жестокости. Так, все русские хроники и все летописцы единодушно свидетельствуют, что был более жесток, чем Антиох Сирийский, Ирод Иерусалимский и Нерон Римский, ибо свирепые военные жестокости он творил как с побежденными мечом, так и с [собственными] подданными, с которыми обращался как с пленными, из-за чего и сам не умер своей смертью, как увидишь ниже.
Глава вторая
О поражении руссаков, литвы и татар от поляков.
В году Господнем 1279, когда умер польский монарх Болеслав Пудыка или Стыдливый 9, на его место и на Краковское, Сандомирское и Люблинское княжения был избран серадзский князь Лешко Черный, против которого в самом начале нового царствования выступил верховный и наимощнейший между русскими князьями князь Лев, сын умершего русского короля Даниила, предок князей Острожских, который и великого литовского князя Войшелка Мендоговича убил по доброму умыслу 10 при беседе во Владимирском, или, как некоторые пишут, Угровском (Wrowskim) монастыре.
Русский князь Лев воюет Польшу. Этот князь Лев вскоре после смерти Болеслава с большим русским, татарским и литовским войском вторгся в Люблинскую землю, опустошив которую, потом Сандомирскую землю разорял огнем и мечом, но был отбит и от замка, и от города Сандомира. Со срамом отступив на две мили от Сандомира, [Лев] расположился лагерем у деревни Гослицы, где по приказу Лешека Черного против него выступили краковский каштелян Варсиус и двое воевод, Петр Краковский и Януш Сандомирский, собравшие в небольшой полк поляков, как солдат, так и набранную дружину. Третьего февраля в пятницу 11, упорно и смело, но со счастливым концом и результатом, поляки стремительно ударили на русские войска. И когда первые их полки погромили и побили, на остальных напал такой великий страх, что [они], будто ошалев, побросали доспехи, оружие и все военное снаряжение и показали спины (tyl podali), а бегущие так перемешались со своими союзниками татарами, что перед горсткой поляков смешали все свои ряды. Татары все-таки обычно чаще сражались, чем бежали; привычные к битве, [они] остановились [сами] и немного приостановили поляков, но и татары, когда поляки добрались до них, оставили русских и уже по-настоящему обратились в бегство, а поляки, гоня бегущих, нанесли им великое поражение.
Руссаки и татары с литвой поражены. В той битве восемь тысяч руссаков с литвой и татарами полегли на поле, а две тысячи попали в плен; победившим полякам достались семь боевых знамен, остальные многие руссаки и язычники разбежались, побросав добычу и обозы. Случилось это в 1280 году, в феврале месяце. Сам князь Лев едва утек с небольшой дружиной.
Не успокаиваясь на этой победе, Лешко Черный за короткое время собрал еще большее войско, где было тридцать тысяч конных и две тысячи пеших, и с этим войском вторгся на Русь, чтобы мстить за свои неправды Льву, который после первого поражения спрятался в глубине русской земли. Поэтому Лешко без сопротивления разорив, обобрав и выжегши неприятельскую землю до Львова (этот замок и город были построены тем самым Львом), захватив и разрушив много сел, местечек и некоторых замков, вывел в Польшу большую добычу и полон; пленных около четырех тысяч, а побитых, говорят, было пять тысяч. Об этом Длугош и Кромер (кн. 9), Меховский (гл. 58, стр. 174).
О внутренних и домашних конфликтах и войнах литовских князей, год 1281
Причина междоусобной войны между братьями, литовскими князьями, как единодушно сообщают все старые Летописцы 12 была такая: великий князь Литовский Наримунт и Довмонт, князь Утенский, братья, взяли в жены по дочке у лифляндского магистра Фляндры 13: два родных брата и две родные сестры. Этот Фляндра ранее имел жену и детей; знатный немецкий князь, будучи вдовцом, был потом избран лифляндским магистром и породнился с литовцами. Далее летописец рассказывает так: жена князя Довмонта, дочь упомянутого лифляндского магистра Фляндры, прожив немалое время со своим мужем, занемогла и умерла. И великий князь Наримунт, услышав о смерти невестки, своей свояченницы (jatrwie), очень об этом сожалел, а будучи сам немощен, послал свою жену к Довмонту, князю Утенскому, чтобы горю его посочувствовала и оплакала, по обычаю, смерть своей родной сестры. Довмонт взял жену брата. А когда княгиня Наримунтова приехала к своему деверю (а точнее, к неверю (do niewierza)) утешать его в скорби от имени своего супруга, князь Довмонт, увидев свояченницу и невестку свою, княгиню Наримунтову, сразу же очень возрадовался и сказал: «Я хотел искать жену, а Господь Бог дал мне жену», и силой взял невестку себе в жены против права Божьего и людского 14.