Страница 7 из 12
Распад власти продолжался. Министры бесконечно сменяли друг друга (одних только председателей Совмина за два с половиной года было четверо!), заседания Государственной думы проводились все реже, а самодержавие оказалось полностью дискредитировано скандалом с Распутиным. Возмущение влиянием последнего на царскую семью достигло не только высших армейских офицеров, но и средних, а также младших чинов. Болтали в обществе и об интимной связи Распутина с императрицей, что точно не добавляло ей популярности. Александра Федоровна оказалась в центре самых нелепых слухов: и о том, что в Царском Селе находился провод для прямой связи с Берлином (императрица, напомню, была этнической немкой), и о том, что царский брак распадается, а сама Александра отправляется в монастырь…
Но брожения охватили не только высшее общество и военные круги – в остальных слоях пессимизм наблюдался не меньший. Примечательно, что в том же 1916 году ситуация на фронте начала выправляться, а последствия «снарядного голода» постепенно преодолевались. Однако в тылу, особенно в Петрограде, уже чувствовался запах предстоящей революции. В стране продолжались забастовки, не стала исключением и столица. Участились случаи применения оружия в отношении протестующих, имели место волнения и среди солдат запасных батальонов, дислоцированных в Петрограде. Кстати, именно тот факт, что столица использовалась в качестве перевалочного пункта вооруженных сил, многие историки называют крупной ошибкой властей.
Представьте себя на месте солдата, который живет на казарменном положении и готов по первому приказу отправиться в мясорубку, из которой может и не вернуться. А тут – бурлящая ночная столичная жизнь, роскошь и разврат. Каким должен быть настрой молодого парня или даже зрелого мужчины, понимающего, что все это поддерживается жизнями таких, как он сам? Городские обыватели, напротив, могли наблюдать иную картину – лазареты со стонущими ранеными…
Справедливости ради стоит отметить, что подобная проблема имела место и в других странах, не только в Российской империи. Но менее взрывоопасной ситуация от этого, разумеется, не становилась.
Обострилась в России и ситуация с продовольствием – на стыке 1916 и 1917 гг. начались перебои с хлебом. Нормы солдат были уменьшены с трех до двух фунтов хлеба в день, если говорить о фронтовой полосе, и до полутора на прифронтовых территориях. В Москве, Киеве, Иваново-Вознесенске (ныне просто Иваново), Харькове и других городах были введены хлебные карточки. Очередям из желающих их отоварить позавидовали бы знаменитые очереди времен Перестройки – число стоящих в них людей нередко превышало тысячу. В отдельных городах империи, к примеру, в Костроме, наступил голод. По слухам, введение продуктовых карточек планировалось даже в столице. Некоторые исследователи, в частности С.А. Нефёдов, считают, что во многом перебои с хлебом возникли из-за того, что сельхозпроизводители начали массово его придерживать в ожидании повышения цен.
Наступил январь нового, 1917-го. В годовщину «Кровавого воскресенья» началась крупная стачка на предприятиях Петрограда. Бастовали Путиловский, Невский и Александровский заводы, а также многие другие – общая численность стачечников достигла ста пятидесяти тысяч человек.
Политические акции становились массовыми и частыми, появились лозунги «Да здравствует республика!» и «Долой войну!». До смены власти в стране оставались считанные недели.
Долой самодержавие!
Планы сместить государя с трона возникли в высших кругах сразу после убийства Григория Распутина в 1916 году. Предполагался исключительно дворцовый переворот – ни о каком убийстве царя или даже просто ликвидации института монархии речи не шло. В качестве кандидатуры на престол рассматривались великий князь Николай Николаевич Младший, а также родной брат Николая II Михаил Александрович. Сам действующий на тот момент император получал сообщения о готовящихся попытках заговора, но не воспринимал их всерьез.
22 февраля по старому стилю (7 марта по новому) государь отправился в ставку Верховного главнокомандующего, располагавшуюся в Могилеве. Перед этим он общался с министром внутренних дел Александром Протопоповым, как потом станет ясно, последним руководителем этого ведомства в царской России. Получив от него уверенное заявление, что ситуация в Петрограде полностью контролируется (накануне в городе громили хлебные лавки), Николай II покинул столицу. Протопопов не обманул царя – он и сам искренне считал, что арест организаторов запланированной массовой демонстрации в поддержку Госдумы, произведенный еще в конце января, задушил революцию в колыбели. Как же жестоко он заблуждался!
Царский поезд прибыл в белорусский Могилев на следующий день, 23 февраля. А в Петрограде тем временем бурлили массовые демонстрации, в которые трансформировались изначально антивоенные митинги. К вечеру число бастующих работников столичных предприятий достигло ста двадцати восьми тысяч. В городе сложилась непростая обстановка, в связи с чем полиция и военные провели срочное совещание – армия в итоге приняла на себя ответственность за происходящее на улицах Петрограда.
На следующий день забастовка усилилась – остановилось свыше двухсот предприятий, участие в стачке приняли 214 тысяч петроградских рабочих. К ним присоединялись студенты, а также учащиеся Высших женских курсов. Полиция была бессильна что-либо сделать со столь массовыми скоплениями народа, и в центр столицы были направлены солдаты гвардейских полков. Правительственные здания, а также почтамт, телеграф и мосты через Неву были поставлены под усиленную охрану.
25 февраля число бастующих превысило триста тысяч, новые демонстранты направлялись в центр города прямо по невскому льду – полицейские заставы, выставленные у мостов, оказались бесполезными. В рядах митингующих находились уже не только рабочие и студенты, но и служащие, ремесленники и представители интеллигенции. Дело дошло до открытых столкновений с полицией – в стражей порядка летели бутылки и петарды, бывало, что жандармы применяли в ответ огнестрельное оружие.
Примерно в шесть часов вечера о массовых волнениях в столице наконец-то узнал император. Генералу Хабалову, командующему Петроградским военным округом, было приказано добиться немедленного прекращения беспорядков. Интересно, задумывался ли государь о масштабах разгорающейся революции? Осознавал ли, что уже наделал кучу ошибок? В ночь на 26 февраля сотрудники охранного отделения провели в столице массовые аресты, но было уже поздно.
Массовые демонстрации в центре города не прекращались. Мосты через Неву были разведены, но никому это не мешало – рабочие продолжали форсировать реку по льду. И «бескровная» революция уже перестала быть таковой: только на Знаменской площади было убито порядка сорока демонстрантов, еще столько же было ранено. А на окраинах уже начали появляться первые баррикады – кажется, именно этот день стал точкой невозврата.
Толпа, как доносили агенты охранки, вела себя агрессивно: люди швыряли в солдат камни и куски сколотого твердого снега. Предупредительные выстрелы вверх эффекта не давали, народ разбегался только после стрельбы на поражение по толпе… Однако большинство демонстрантов прятались в близлежащих дворах и вновь выходили спустя некоторое время.
Вечером того же дня председатель Совета министров Николай Голицын (кстати, бывший одно время тверским губернатором) провел совещание, на котором было принято решение о введении в столице осадного положения. Однако бумажные воззвания, подготовленные правительством, тут же срывались. Ситуация постепенно выходила из-под контроля.
В массах тем временем крепла уверенность в том, что началась революция, а отдельные случаи поддержки со стороны солдат эту уверенность еще больше приумножали. Власть, по мнению народа, была бессильна, и дни ее были сочтены. Собственно, так оно в итоге и получилось. Князь Николай Голицын, младший брат Николая II Михаил Александрович и председатель Госдумы Михаил Родзянко подготовили и направили в адрес императора телеграмму, в которой говорилось о сложнейшей ситуации в Петрограде. К этому моменту уже имел место быть открытый бунт военнослужащих 4-й роты запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка – те открыли огонь по представителям полиции и по собственным офицерам. Бунт в итоге был подавлен, восставших солдат планировалось отдать под трибунал и казнить, но уже упомянутый генерал Хабалов отказался пойти на столь радикальные меры.