Страница 9 из 24
В глазах Лины засветилось невероятное усилие, с которым она пыталась выудить из своей памяти события прошедшего утра. Сделать ей это не удалось, поэтому, придав лицу должную степень сочувствия, она сказала:
– Бедный котик, тебе обязательно надо выпить пилюлю, как только доедем до дома. Потерпи чуть-чуть.
Девушка потрепала его по волосам, скорчила самую милую гримаску и снова нырнула в пучину зомбифона. Кир в очередной раз пообещал себе узнать, в каком чертовом сериале Лина подцепила привычку звать его «котиком», и стереть этот сериал из программы зомби-панели. Краем уха он услышал, как Лина доказывает кому-то, что у него не слабый желудок, что она не теряет с ним зря время и вообще, что он не рохля (слово было неприятное, но смысла его никто не знал). Пожелав тёще доброго настроения, Кир отвернулся и уставился в боковое стекло.
Мелкий дождик уже успел наследить на машинах. В соседнем квадратно-черном зомбимобиле сидела семья. Зомби-мужчина лет сорока, с полноватой постоянной подругой и двумя детьми терпеливо пережидали пробку. Головы их окутывала радужная аура зомбифонов. Сидевший справа, прямо напротив Кирилла, мальчик, на макушке которого ерошился белобрысый хохолок, вдруг оторвался от экрана и посмотрел в окно. Взгляды их встретились, и Кирилл приветливо улыбнулся. Мальчик сказал что-то сидевшей рядом сестре, и вот уже оба ребенка молча пялились на Кирилла. Тот улыбнулся еще раз, уже обоим детям, но те оставались серьезны. Ему стало не по себе, он почему-то представил себя насекомым, которого изучают в увеличительное стекло, рассматривая каждую мельчайшую деталь и запоминая ее строение. Хотя Кирилл был точно уверен, что никакие его детали дети не запомнят, неприятное ощущение не покидало его. Элегантные золотые метки первой категории на воротничках юных исследователей только усиливали данное ощущение. Кириллу стало казаться, что в зрачках детских глаз выплывает та тьма, которая пыталась поглотить его во время сна.
Наконец соседняя полоса тронулась, и обидное исследование закончилось. Когда через пару минут их зомбимобили опять поравнялись, дети уже были полностью поглощены блужданием в сети. Мысли Кирилла вернулись к странному сну. И к странности слова «сон». Откуда оно влезло в его голову? Раньше он никогда сны не видел, никто из знакомых ему адекватных зомби не видел снов. При включении инстинкта отдыха сознание просто отключалось. Не было ничего, даже темноты. И вдруг сон, да еще такой яркий! И слово-то дурацкое какое-то – «сон»! Где же он мог его услышать? Почему он так уверен, что именно сном и называется тот бред, который выдало его сознание при отключке. Ну вот, еще одно неадекватное слово – «бред». Надо выкинуть и слова эти, и сам сон из головы. Только не закрывать опять глаза, а то мало ли что…
Кирилл поежился и стал считать зомбимобили, отделявшие его от поворота на Л-проспект. Через полчаса они все же выбрались из кольцевой пробки, блокировавшей круговую дорогу, а еще примерно через такое же время оказались наконец-то дома. Небо к тому моменту совсем уже потемнело, и дождь усилился.
Глава 3
Лина была довольна. Приятно урча, она разбирала купленную одежду. Вытаскивая каждую обновку, она всхлипывала от восторга и бежала ее примерять. Всякий раз, когда она входила в новом наряде в комнату, очередь восторгаться переходила к Кириллу. Причем восторги не могли ограничиваться шаблонными фразами, вроде «супер» и «тебе идет». Кир должен был подробно описывать, как и что выгодно подчеркивает в очаровательном теле Лины данное конкретное новое платье (брюки, туфли, блузка и прочее, и прочее). Впрочем, такое засорение времени, обычно вызывавшее у него некоторое отторжение и неприятные комментарии, в этот раз даже нравилось Кириллу. Оно хоть и не полностью изгнало из сознания, но точно затолкало куда-то вглубь мысли обо всех неадекватностях, обрушившихся на него в этот день.
В полдесятого, когда примерка закончилась, и покупки были втиснуты в забитый донельзя гардероб, Лина умчалась на кухню готовить ужин. Готовить его постподруга умела, и ей это занятие, видимо, нравилось. Значительную долю подкорки она пожертвовала на курс кулинарных навыков и десяток сборников с самыми разнообразными рецептами.
Кирилл в такие моменты обычно смотрел зомби-панель. Он поудобнее развалил свои длинные ноги по предоставленному в его полное распоряжение дивану и приказал зомби-панели включиться. Включалась панель всегда на первом канале. Всего каналов было около двухсот, а может, и больше, просто Кирилл дальше двухсотого никогда не щелкал. Вот еще странное применение слова. Зомби-панель управлялась голосовыми командами, и не было ни одного зомби, у которого эти команды не были бы записаны на подкорку в самом младенческом возрасте. Поэтому щелкать по панели никому в голову не приходило. Вообще мысль о нанесении ущерба, пусть даже самого символического, столь ценному средству реализации инстинкта познания казалась абсолютной неадекватностью.
Смотреть панель вместе с подругой у Кирилла почему-то не получалось. Лина, включив панель, обычно зависала на первом же канале с заинтересовавшим ее шоу или сериалом и больше с него не уходила. У Кирилла же после десяти минут такого просмотра появлялось стойкое ощущение дискомфорта, и он начинал предпринимать попытки переключить канал. Обычно эти попытки оперативно пресекались его очаровательной зомби-девушкой. При этом она очень мило хмурила брови, прямо как главная героиня последней версии ее любимого сериала о зомби-юристах, и говорила:
– Милый, ты же не собираешься опять щелкать по кругу по всем каналам? Ты же знаешь, у меня от этого заболит голова, – ее тонкие брови при этом мученически поднимались, как будто головная боль уже обвалилась на нее.
Кирилл хоть и не очень доверял своей памяти и знанию анатомии зомби-женщин, но по неведомой ему причине был убежден, что голова у его постподруги на самом деле не болела никогда. Зомби вообще не страдали подобными атавизмами. Фраза же про головную боль носила чисто символический характер и передавалась из поколения в поколение по женской линии, как своего рода универсальное заклинание, должное воздействовать на зомби-особей мужского пола.
– А ты знаешь, с больной головой у нас не получится нормально реализовать инстинкт общения, – Лина для убедительности поднимала руки к вискам.
Из этих слов Кирилл должен был сделать вывод, что не удастся реализовать не только инстинкт общения, но прежде всего инстинкт близости. А вот, кстати, инстинкт общения, скорее всего, придется реализовывать принудительно, долго и на повышенных тонах. Кирилл необходимый вывод всегда делал, попытки прекращал и чмокал Лину в ее нежную бархатистую щечку.
Оставаясь же с панелью наедине, Кирилл почти никогда не задерживался на одном канале больше минуты, а чаще и того меньше. Разумеется, были передачи, которые могли притянуть его внимание и на более долгий срок. Например, он мог часами смотреть женский волейбол (его спортивные интересы при этом никак не затрагивались) или трансляцию в реальном времени процесса подготовки большого серого сурка к зимней спячке. Ну и, конечно, он не мог не смотреть Главные новости.
Новости М-полиса, а тем более районные или окружные вести, он благополучно пропускал. Красочные рассказы о запуске новой дорожной развязки и посадке аллеи у соседнего дома, как-то совсем не цепляли его внимание. Однако Главные новости, выходившие каждый час на первом канале и пересказываемые в тех или иных вариациях на остальных, надолго задерживали его внимание. Голос диктора почти гипнотизировал его, то пугая, то воодушевляя, и неизменно наполняя почти физически ощущаемой гордостью за родной зомбиленд. Иногда, когда пугающая информация о неадекватности других зомбилендов уже переполняла его нутро, он всеми силами желал перещелкнуть канал, но гортань не издавала нужного приказа, повинуясь не ему, а голосу из зомби-панели.
Еще со школьных загрузок подкорки Кирилл знал, что на планете существует четыре зомбиленда: Западный, Центральный, Восточный и Заокеанский. Он сам, к великому счастью, родился и живет в Центральном Зомбиленде, единственном адекватном из них. Остальные же три зомбиленда постоянно угрожают нарушить эту внутреннюю адекватность его родного зомбиленда. Делают они это, очевидно, от собственной неадекватности, из-за нее же не могут договориться и между собой, и в этом заключается большая удача для всех адекватных зомби.