Ученик аптекаря

Итак, поставив на стул тяжелую сумку с продуктами, облегчив душу проклятиями в адрес погоды, правительства, города, его жителей и жизни в целом и завершив, по своему обыкновению, иеремиаду риторическим вопросом, почему все сыпется именно на нее, она приготовила себе кофе, присела к столу, щелкнула зажигалкой и, выпустив струю дыма, объявила:

– Я решила, что пора тебе всерьез начать думать о своем образовании.

Я отложил книжку. День, так медленно и спокойно текший по своему обычному пути, оказался чреват непредвиденными и малоприятными осложнениями. Всякий раз, когда у матушки возникали идеи по поводу моего будущего, это грозило нежелательными изменениями привычного течения моей жизни. И вообще, будущее свое я представлял слабо, разумно полагая, что оно так или иначе случится, а разговоры на эту тему тянули за собой рассуждения о необходимости приобрести хорошую специальность, о том, что значит быть настоящим человеком и хорошим сыном, и чем матушка ради этого жертвует. Впрочем, выхода у меня не было, и, сделав заинтересованное лицо, я преданно на нее уставился.

– Представь, – начала она низким таинственным голосом, – у меня разболелась голова. Чудовищно. Боль адская, – матушка томно прикрыла глаза, – как моя жизнь. – Сделав паузу, она постучала пальцем по сигарете, и серый столбик пепла бесшумно осыпался в пепельницу. – А у меня впереди… Ну, да ты знаешь… – Сигарета описала в воздухе светящуюся спираль. – Короче, я заскочила в первую попавшуюся аптеку. От боли не то что ничего не соображаю – ничего не вижу. Стою у прилавка. И вдруг, представь себе, слышу сзади голос: «Таблетка вам не нужна. Позвольте». И чувствую, к голове моей кто-то прикасается. А у меня не то что повернуться, ответить сил нету. Я, знаешь, вроде как хотела сперва испугаться: ну что это такое, незнакомый человек, и сразу за голову, но, – глаза матушки расширились, – чувствую я, что из пальцев этих прямо в меня идет энергия! Боль исчезает, растворяется, меня охватывает такой покой, такое блаженство… Будто я в рай возношусь. – Матушка, словно прислушиваясь к своим ощущениям, снова сделала долгую паузу. – Да, словно в рай. И чувствую, вся наполняюсь этой энергией, будто заново на свет родилась!

Она потушила сигарету, как всегда недокуренную, вытащила из пачки новую и прикурила.

– И тут голос – приятный такой – говорит: «Вот и все. И никаких таблеток не надо». Поворачиваюсь: видный такой мужчина. Ну, я, конечно, поблагодарила. «Вы что, – говорю, – волшебник?» В общем, он пригласил меня кофе выпить. «Я сам вам сготовлю», – говорит. Короче, он готов взять тебя в ученики.

– Кто, волшебник?

– Да нет. – Матушка раздраженно дернула щекой. – Какой волшебник? Он аптекарь. Но не просто. Хозяин аптеки. Исключительный человек. Умница. И как-то сразу доверие вызывает. Я и сама не заметила, как час с ним проговорила. Кофе, кстати, изумительный. Как в Италии. И почему это нигде, кроме Италии, кофе готовить не умеют? Так вот. Я ему, естественно, про тебя тоже рассказала. Какой ты у меня замечательный. Талантливый. – Она потянулась и взъерошила мне волосы. – И аптекарь, представь, сам предложил тобой заняться. Поэтому…

Вот уж чего я никак не ожидал! Фармакология, насколько я знал свою матушку, с ее тягой ко всему яркому, необычному, эффектному, никак не могла значиться в реестре привлекающих ее занятий.

– Ты не понимаешь. – Матушка словно догадалась, о чем я думаю. – Фармакология – это уменьшенное отражение космических процессов. Микрокосм, в котором отражается макрокосм.

Правильно или нет она цитировала (а что это была цитата, я не сомневался), не знаю. Впрочем, и матушка, и Аптекарь имели склонность к эффектно звучащим формулировкам, правда, Аптекарь имел обыкновение придавать им несколько ироничный оттенок.

Я даже и не пытался как-то противоречить оживленно говорящей матушке. Похоже, этот Аптекарь действительно зарядил ее какой-то энергией. Сама мысль о запахах аптеки, о пилюлях, таблетках, настойках, мазях и кремах была мне отвратительна. И хотя любые попытки спорить с матушкой были пустой тратой времени, ибо все равно дело заканчивалось тем, что я повиновался ее воле, я все же попробовал увернуться от надвигающейся угрозы.

– Мамуля, – сказал я, пытаясь придать своему голосу необходимую искренность, – ты ведь сама столько раз говорила, что круглыми сутками надрываешься для того, чтобы я мог учиться в хорошей частной школе, что мне необходим отличный аттестат, что…

– Да, сынок. – Матушка с гордостью взглянула на меня. – Да, я всем пожертвовала ради тебя, и нет ничего, слышишь, ничего, что бы я для тебя не сделала. Да, естественно, твоя школа – лучшая в городе, но, – она подняла глаза вверх, – чего она стоит, эта лучшая школа? Чего стоят твои учителя, жалкие продукты провинциальных колледжей, евнухи от науки, неспособные ее оплодотворить, лишенные воображения и полета, чему они могут научить такого ребенка, как ты! – Голос матушки звенел, на щеках выступил румянец, но затем голос ее, обретя элегические обертоны, упал почти до шепота: – Но ты уже не ребенок, – четырнадцать лет! Боже, как время бежит! – Она кинула взгляд в зеркало и поправила прическу. – И тебе нужны учителя, достойные такого ученика. Подумай, если бы только я смогла купить тебе рояль (Господи, пронеси! – взмолился я), у кого бы ты предпочел заниматься: у Горовица, Баренбойма, Листа или у лабухов из музыкальной школы?

Я пожал плечами: подобный вопрос никогда не приходил мне в голову.

– Так вот, – матушка лукаво улыбнулась, – он – человек грандиозного масштаба. Калибр супер. Двести вольт в одну розетку. Мне понадобилось зайти в удобства, и как ты думаешь, что я там обнаружила?

Я снова пожал плечами: дальше отсутствия туалетной бумаги мое воображение не шло.

– На стенах в рамках висят дипломы. – Матушка подняла палец. – Оксфорд. Кембридж. Почетный доктор Гарварда. Сорбонны. Иерусалима. Член Королевских обществ. Академик. Премия Вольфа. Аденауэра, Лейдена. И это только то, что мне удалось рассмотреть… И какая скромность! – Она задумчиво покачала головой. – Ну и, понятное дело, связи. А кроме того, – оживилась матушка, – ты только представь, аптекарь собирается тебе платить за учебу!

Отложив книгу, я уставился в окно. День был безнадежно испорчен. Вечером я послушно поплелся за матушкой на встречу с Аптекарем.

И по сей день в мельчайших деталях мне памятно все, что я видел по дороге от нашего дома до аптеки. Трехцветная кошка на подоконнике дома номер четыре по улице Эйнштейна, молодая дама в шляпке и полосатой юбке с абрикосовым пуделем на террасе кафе «Реал». Дама, покачивая ногой, обутой в светлую туфлю с совершенно новой подошвой, пила лимонад. Время от времени, любуясь матовым блеском кожи, она вытягивала носок и легонько поводила им из стороны в сторону… Свидетельствует ли мое пристальное внимание ко все обстоятельствам этого пути о том, что я подсознательно ощущал важность, судьбоносность ожидающей меня встречи? Не знаю…

Минут через пятнадцать мы свернули в переулок, в конце которого стоял похожий на старинный амбар круглый двухэтажный дом со светящейся вывеской. В центре красного фона был изображен белый круг с надписью «Аптека Плацебо» посередине. На скамейке, справа от двери, притулилась старуха, несмотря на жару закутанная в длинную темную накидку. Увидав нас, она с неожиданной резвостью вскочила и заковыляла к противоположной стороне переулка, где стоял огромный платан. Мы подошли к двери. Я оглянулся. В темноте фигура старухи сливалась с тенью дерева, и я, скорее всего, не смог бы ее разглядеть, если бы не острое, почти физическое ощущение устремленного на меня взгляда.

– Ну, что ты застрял?

Матушка дернула меня за рукав. Дверь распахнулась, и мы вошли внутрь.

Услышав звук колокольчика, молодая светловолосая женщина, стоявшая за прилавком, оторвала глаза от книги и приветливо улыбнулась:

– Чем могу помочь?

Матушка назвала свое имя.

– Нас ждут.

Женщина перевела взгляд на меня. Ее тронутые светлой помадой губы продолжали улыбаться. Она смотрела на меня, но не обидно – разглядывать человека можно по-разному, – а с какой-то удивленной радостью, будто младшего брата, которого давно не видела.