Драконий луг

Молчание невыносимо затянулось, хотя в реальности прошло всего несколько секунд. Оно было нарушено громким металлическим КАП – капля упала в жестяное ведро, стоявшее рядом с Максимильяном. И ещё один кап… и ещё. Дождь. Потолок протекает, как обычно.

– Вам что-то нужно? – обратилась мисс Бойкарга к Эффи.

– Простите, что я опоздала, – начала та. – Мне немножко… – Эффи вдруг поняла, что сейчас заплачет. Все смотрели на неё.

– Немножко? – подбодрила мисс Бойкарга. – Трудно было вылезти из постели?

– Нет, я… – начала Эффи и вдруг поняла, что не хочет ничего говорить про дедушку перед всем классом. Это слишком личное. К тому же мисс Бойкарга всегда запрещает жаловаться и оправдываться. И вообще, в таких случаях полагается приносить записку от родителей, а у Эффи записки не было.

– Ну, на самом деле… да. Извините. Проспала.

– У тебя нет БУДИЛЬНИКА?

– Есть, но…

– Он, наверное, сломался?

– Да, наверное, пора сменить батарейки.

– Интересно. Однако мы знаем, что есть другая причина, не так ли, дети?

Класс замер. Надо отвечать? Но миссис Бойкарга Хайд продолжала:

– Мы слышали о БОЛЬНОМ дедушке!

Максимильян ахнул. Только не это! Это он виноват!

– Просто поразительно, сколько бабушек и дедушек бывает у некоторых детей. В моей прежней школе у одного несчастного их набралось СЕМНАДЦАТЬ. И каждый умирал, когда надо было делать домашнее задание. Подумайте, дети! СЕМНАДЦАТЬ.

Все подумали, кроме Враны, которая пыталась набросить заклинание невидимости на Эффи, и Вольфа, который гадал, возможно ли в такой ситуации сохранить психическую устойчивость.

– Что, – продолжала мисс Бойкарга, – как вы, думаю, согласитесь, подразумевает по меньшей мере ТРИНАДЦАТЬ случаев отступления от истины. Иными словами, ВРАНЬЯ.

Эффи смотрела в пол. В глазах у неё стояли слезы. А вдруг она не выдержит и разрыдается перед всем классом? Тогда жизнь, в сущности, кончена. Сунув руку в карман, Эффи нащупала дедушкино кольцо. На душе полегчало. Прибавилось сил. Она нацепила его на большой палец левой руки. Прикосновение согрело её, как большая тарелка каши зимним утром.

Снова громкое КАП в жестяное ведро.

– Ну? – произнесла миссис Бойкарга Хайд.

– Перестаньте! – вдруг вырвалось у Максимильяна. Это был всего лишь громкий шепот, но от этих слов мальчику почему-то стало легче, и он повторил громко: – Перестаньте!

По классу прошло эхо. Кто-то посмел заговорить! Этот жалкий мальчишка. Тупица. Двоечник.

Миссис Бойкарга Хайд медленно обернулась к нему. Эффи шмыгнула на свое место и постаралась стать как можно незаметнее. Бедный Максимильян дрожал – мисс Бойкарга приближалась к нему.

– Ну… – заговорила она. – Ну-ну. Что же это у нас? Гемон в дурацком колпаке умоляет пощадить его Антигону. Заступается за маленькую подружку? Может быть, за невесту? – она нахмурилась. – Какая верность! Какое бесстрашие. В таком явно неполноценном, социально обреченном человеке. Я восхищена твоей отвагой. Да, восхищена. Настолько, что назначаю ОДИН ДЕНЬ после уроков вместо недели. И твоей перепуганной приятельнице тоже. Оба явитесь в мой кабинет к четырем. Максимильян и Ефимия. Звучит почти по-шекспировски. «О, Максимильян, Максимильян!..» Ну, посидите вместе в запертом чулане, а там посмотрим, как расцветает ваша трагическая любовь.

Где-то в темном коридоре старик-директор прозвонил в колокольчик, что означало – давно пора! – конец урока. Все, кроме разве что Эффи, покидали класс с ощущением, что кое-чему научились, но вряд ли тому, чему положено учиться в школе, по мнению властей и остальных взрослых. Эффи искала взглядом Максимильяна, чтобы поблагодарить, но тот от смущения сбежал в раздевалку, готовиться к паре по физвоспитанию. Его ещё ни разу не оставляли после уроков. Он немного волновался.

Вольф Рид обожал регби. Чувствовать зажатый под мышкой мяч, бегать, бить ногой, подныривать… По-настоящему он в жизни любил только регби. Нет, он с удовольствием занимался и другими видами спорта, но тренер Брюс всегда говорил, что любой спорт – просто подготовка к регби.

Больше всего Вольфу нравились пассы, когда мяч, вращаясь в воздухе, несется к цели, и вот…

Шмяк!

Максимильян плюхнулся в грязь. Снова.

Преподаватель физкультуры мистер Питерс дунул в свисток.

– Рид, – в третий раз выкрикнул он, – предупреждаю!

– О чем, сэр?

Максимильяна поставили в команду Вольфа, потому что если бы он был в другой команде, Вольф, пожалуй, еще убил бы его, перехватывая мяч, а игрокам младшего возраста это строго запрещалось. Честно говоря, в действиях Вольфа не было ничего личного. Это было неизбежно, потому что Вольф был лучшим игроком в своем классе, а Максимильян – худшим. Вот мистер Питерс и свел их вместе, но теперь Вольф передавал мяч с такой силой, что сбивал с ног товарища по команде.

– Все в порядке, сэр, – сказал Максимильян, протирая от грязи очки. – Честно.

Но пять минут спустя все повторилось.

– Так, – решил мистер Питерс, – вы оба, марш внутрь! Можете поиграть в теннис. С меня хватит.

– Но, сэр! – взмолился Вольф. – Так нечестно!

И пробормотал себе под нос пару отборных словечек.

– Вперед. Сейчас же. А ты… – учитель указал на Вольфа, – останешься после уроков. На площадке не ругаются.

Это было откровенное вранье, поскольку на всех спортивных площадках по всей стране бранились все, от детей и их родителей до профессиональных игроков. И все же правила есть правила.

В теннисном зале происходило что-то странное – впрочем, тут это было обычным делом, ведь теннисный зал всегда был странным местом, но на сей раз произошло нечто из ряда вон выходящее, что привлекло внимание тренера Брюса.

Тренер Брюс оказался в зале примерно по той же причине, что и Вольф (хотя Вольф там ещё не оказался – в этот момент они с Максимильяном молча брели под дождем через спортивную площадку на заднем дворе, где сейчас паслись сердитые альпаки – кто-то разрабатывал проект «Ферма в городе»). И тренер Брюс, и Вольф Рид, по мнению мистера Питерса, относились к регби слишком серьезно. Выпусти их вдвоем на площадку для регби, и они убьют или покалечат таких, как Максимильян – медлительных и беспомощных. Официальные тренировки младшей команды – дело иное. Кого там убьют на официальных тренировках, мистера Питерса не касалось. Его дело – следить, чтоб не было жертв на уроках физвоспитания.

Крытый зал для тенниса был выстроен на пожертвования мальчика, который давным-давно учился в школе Тузиталы для одаренных, трудных и странных, а потом стал знаменитым теннисистом. Денег, которые прислали его родственники, хватило на строительство, но не на обслуживание, так что сейчас он был таким же облупленным, как вся школа. От мерцания оранжевых ламп у детей болели головы, а на третьем корте водились привидения. В кладовке валялись старые, «убитые» теннисные мячи и сломанные теннисные пушки, укутанные в несколько слоев зеленой упаковочной ваты. Большая подъемная дверь в кладовую, наподобие гаражной, воображала себя гильотиной и всегда грозила упасть на голову без предупреждения. Когда тренеру Брюсу приходилось за чем-нибудь отлучиться, ученики подбивали друг друга проскочить под этой гильотиной. От её удара можно было и умереть. А если она падала, закрыв тебя внутри, можно было навсегда остаться гнить в кладовке. Игра была жутковатая, но увлекательная.

Так вот, в этом теннисном зале сейчас творились странные дела, каких раньше не бывало.

Ефимия Трулав, мечтательная девочка, которая, хоть и играла на боковой линии в команде по нетболу, никогда не увлекалась спортом, вдруг показала себя настоящей теннисисткой. Она обыграла всех одноклассниц и теперь перешла к соперникам-мальчикам. Кажется, она сама себе удивлялась, но заметно было, что Эффи это нравится.

Тренер Брюс заподозрил жульничество – например, допинг, а к этому он относился очень серьезно, хотя с какой стати неприметной одиннадцатилетней девочке принимать стимуляторы перед рядовым уроком физвоспитания в обычный дождливый октябрьский день? Это было бы глупо. Тренер Брюс выставил против неё ещё одного мальчика, но тот ушел с корта чуть не плача, потому что после одной из подач Эффи у него на бедре остался синяк.