Меня зовут Мольнар

- Что-то не понимаю.

- Но это же просто. Скажите, остались бы вы здесь, несмотря на все обязательства, данные вами перед операцией, если б не поле?

- Ну, разумеется, нет! Ах... понимаю! Вы думаете, он мог бы так поступить? Убедить нас в существовании поля, которого в действительности нет?

- Мог бы наверняка. Вы не знаете своего шефа.

- И. вы убеждены, что он именно так поступил?

- Нет... Честно говоря, нет. И поэтому, я хотел бы предложить вам проделать один эксперимент.

- Чем я могу вам помочь?

- Вы спуститесь в бункер, Мейдж, на две-три минуты, не больше. Если с вами ничего не случится, вы будете свободны.

Она внимательно смотрела на него.

- Я думаю, войти туда - значит умереть. А я не хочу умирать.

- Вы хотите остаться здесь до конца жизни? Несколько дней тому назад...

- Тогда у меня был тяжелый день. Иногда это бывает. Но я хочу жить, даже здесь, если нельзя иначе.

- Слушайте, Мейдж. О смерти нечего и говорить. Я буду вас страховать снаружи. И просто вытащу оттуда, если вы потеряете сознание. За одну секунду не умирают. Я обвяжу вас веревкой и вытащу.

- Иначе этого проверить нельзя?

- Нельзя. Ну так как?

Она не ответила.

- Это важно и для вас. Кроме меня, никто поставить опыт не решится. Все вы здесь боитесь Эгберга. Не возражайте. Это видно. А чтобы проделать этот опыт, одного человека мало. Вспомните о Бертольде. Если б его тогда кто-нибудь вытащил, он жил бы и сейчас. Но он пытался сделать это один.

- Пытался?

- Я так думаю. Он должен был заметить то же, что и я.

- Я боюсь, профессор, но попробую. Если я умру - это останется на вашей совести.

Мольнар ждал, что она улыбнется, но она смотрела на него так же серьезно, как и раньше.

- Когда вы хотите попробовать, профессор?

- Сейчас. Вы можете? Веревка готова.

- Хорошо. Только сменю платье.

- Зачем?

- На всякий случай...

- Послушайте, Мейдж, перестаньте дурачиться. Пошли!

На этот раз она улыбнулась.

- Хорошо. Пошли. Не бойтесь, профессор. Это решено.

В институт они вернулись порознь и встретились на лестнице, ведущей в подвал. Рядом с широкими ступенями шел бетонный пандус, оканчивающийся у входа в бункер. Мольнар еще раньше приходил сюда и спрятал здесь веревку, сделанную из двух коротких шнуров, связанных морским узлом и служивших для опускания гардин в его комнате. Мейдж даже не проверила узла. Он крепко обвязал ее в поясе, так что она едва могла дышать, а потом несколько раз дернул веревку, чтобы проверить, выдержит ли она.

- Готово, - сказал он.

Мейдж без колебаний вошла в бункер. Он переждал несколько секунд, потом спросил:

- Что вы чувствуете?

- Пожалуй, ничего. Только жарко.

- Это от волнения...

Он смотрел на часы. Прошла минута.

- А сейчас?

- Ничего. Совсем ничего.

Через пять минут, когда она вышла из бункера, он знал, что был прав.

- Мы выиграли, Мейдж, - сказал он, развязывая веревку. В полумраке он видел ее лицо.

- Значит, я свободна? - медленно спросила она.

- Да.

- Это прекрасно, профессор, - она резко повернулась и побежала по пандусу наверх, к светлому прямоугольнику выхода.

Мольнар свернул веревку, спрятал между ящиками и пошел вслед за девушкой по ступеням. На половине дороги он увидел сандалию.

* * *

Итак, поля не было. Теперь он мог попросту выйти за ограду, спуститься вниз в городок. Какой-нибудь корабль наверняка забрал бы его, а через пять-шесть дней он был бы уже дома, если за это время его комнату не сдали кому-нибудь другому. Но ведь Бертольд умер, и это его беспокоило. Мольнар был уже немолод и никогда не действовал слишком поспешно. Он решил повторить эксперимент. "Теперь туда войду я, а Мейдж будет страховать, - думал он. Только хватит ли у нее силы, чтобы вытащить меня, если я потеряю сознание". Он решил, что подумает об этом после ужина. Но после ужина пришел Эгберг.

- Я думаю, профессор, нам пора поговорить, - сказал он и сел в кресло, сняв с него какие-то вещи Мольнара.

- Давно жду.

- Раньше я не мог, потому что еще не знал результатов анализов. Теперь у меня есть полная картина состояния вашего организма.

- Полная?

- Да. Мы установили это достаточно точно. Оказалось, что мое решение было правильным. Состояние вашего организма не оправдывает вживления автономного сердца.

- Как это понимать?

- Ваше теперешнее сердце работает от внешней энергии, вырабатываемой генератором силового поля института. Поэтому вы не можете покинуть институт.

- И вы не намерены дать мне автономное сердце?

- Нет.

- Люблю прямые ответы. Но это беззаконно. Я не давал согласия на такую операцию.

- Я спасал вашу жизнь и выбрал ту систему искусственного сердца, которая у меня была. Вы знаете так же хорошо, как и я, что ни один судья в этом случае не присудит меня даже к штрафу.

- Но я имею право заменить сердце.

- Разумеется. Если закупите автономную систему, а также оплатите расходы, связанные с пересадкой.

- Вы же знаете, Эгберг, что это нереально.

- Знаю.

- И как долго вы собираетесь меня здесь держать?

- Отключить ваше сердце я не могу, потому что это поставило бы под угрозу вашу жизнь. К тому же это наказуемо. Я мог бы, разумеется, передать вас в государственный институт, но, учитывая наше длительное знакомство, это отпадает...

- Значит, до смерти?

- Будем говорить открыто, у вас нет других перспектив, профессор.

- Зачем эта откровенность? Я и так прекрасно понимаю.

- Я говорю это не без цели. Ваша кровеносная система и почки в скверном состоянии. Кроме того, я подозреваю наличие новообразования в печени. В сумме два-три года жизни.

- На большее я и не рассчитывал.

Мольнар встал и хотел зажечь свет. В комнате было уже темно, и он не видел лица Эгберга, а знал, что разговор еще не окончен.

- Сядьте, профессор. Я задержу вас еще минуточку.

Мольнар сел.

- Я хочу кое-что предложить вам, профессор, - тихо сказал Эгберг. Пересадку вашего мозга в молодое и здоровое тело, абсолютно здоровое. Экспериментальная операция. Насколько я знаю, в мире сделано лишь несколько операций подобного типа. Разумеется, за результат трудно поручиться...

- Доктор Эгберг, - прервал Мольнар, - вы смеетесь! Вы знаете, я думаю об этом не первый день...

- Теоретически! Но в данном случае речь идет о вашей жизни!

- Вы что же думаете, что из-за полутора десятков лет жизни я соглашусь на это? То, что вы предлагаете, - обычное, банальное преступление!

- Ничего подобного! Один человек умирает, потому что в его здоровом теле погибает мозг. А у другого износилось тело, но исправен мозг. Из этих двух человек, двух почти мертвых людей я делаю одного - здорового. Я делаю человека! Человека, которого не было.

- Вы лишены воображения, доктор. Это тоже уродство... А если мозг, пересаженный в новое тело, не пожелает умереть вместе с этим телом и станет искать нового, очередного носителя, а потом следующего! Иметь всегда двадцать с небольшим лет, до смерти мозга! Вы никогда об этом и не мечтали. Достаточно сменить пять, шесть носителей. Нет физической старости. Молодость, вечная молодость в очередном теле.

- Вы преувеличиваете, профессор. Будут разработаны законы...

- Это ничего не меняет. Паразитирование на собственном биологическом виде, вот к чему ведут ваши эксперименты.

- Я слышал уже это несколько лет назад.

- Как видите, мое мнение не изменилось. А теперь прошу вас уйти.

* * *

Мольнар долго не мог уснуть. Он думал о человеке, в тело которого Эгберг хотел перенести его мозг. Это наверняка должен быть мужчина, молодой мужчина, и в записи электрической активности его мозга Эгберг обнаружил те изменения, которые предвещают смерть. Вероятно, у него были коллеги, родственники, он читал спортивную хронику и, когда хотел быть один, заплывал в море далеко от берега. Мольнар перевернулся на другой бок, потом встал, прошел в ванную и, открыв кран с холодной водой, сунул под струю голову.